Он закрыл глаза. — Я не убивал ее, Уайатт.

— Я знаю это, — сказала она. — Ты не убийца, Питер. Ты… — Но нужные слова не шли ей на ум. Она попыталась представить его, забившегося в курятник, одинокого и испуганного, наблюдающего, как новорожденные птенцы просовывают клювы сквозь осколки яичной скорлупы. Глядящего на все, что мог найти. — Они загнали тебя в угол, — прошептала она. — Все, что ты делаешь, — это пробиваешься наружу.

Долгое время после этого они стояли в тишине и наблюдали за беспорядочно мечущимися цыплятами, соприкасаясь костяшками пальцев. Едва слышный шепот его прикосновения заставил ее снова почувствовать себя тринадцатилетней, и она потянулась к его руке в кроваво-красной темноте.

Только на этот раз от него не осталось ничего, за что можно было бы уцепиться.

***

Через несколько часов после того, как солнце скрылось за холмами, она поднялась по лестнице в свою комнату и обнаружила, что Джеймс уже там. Он сидел у открытого окна, не сводя глаз с молочного света звезд. Насторожившись, она прислонилась к двери спальни, пока та со щелчком не закрылась за ней. Услышав этот звук, он резко поднял голову, и она встретилась с поразительной чернотой его взгляда.

— Я и забыл, какие яркие звезды видны из твоего окна.

— Я тоже, — призналась она. — В Салеме звезд не увидишь. Во всяком случае, не так, как сейчас. Слишком сильное световое загрязнение.

— Да? — Он прислонился головой к стене, тени очертили впадины его щек. — Не могу вспомнить, когда в последний раз видел небо.

То, как он это произнес, медленно и задумчиво, заставило ее насторожиться. Вопреки здравому смыслу, она прошла по ковру и присоединилась к нему у окна. Прохладный ночной воздух был бальзамом против жара на ее коже. Она смотрела, как одна за другой просыпаются звезды, и ей было невыносимо грустно.

Джеймс первым нарушил молчание. — В мое первое лето здесь я думал, что умру от скуки. Отец неоднократно говорил мне, каким опасным может быть Питер. От него одни неприятности, Джеймс. Он непостоянен. Ты не должен упускать его из виду. Для шестилетнего мальчика это было похоже на квест, достойный Камелота. Может, мне и пришлось провести отпуск в штате Мэн, но, по крайней мере, там не было скучно. По крайней мере, я занимался чем-то захватывающим.

— Зачем ты мне это рассказываешь?

— Потому что это правда. — Он согнул колено, освобождая место. — Разве ты не этого хотела?

Когда она ничего не ответила, он снова уставился на бриллиантовую ночь. На своем среднем пальце он крутил кольцо с ониксом. Круг за кругом, словно талисман. — Не думаю, что когда-либо был так разочарован, как в то лето. У меня было такое чувство, будто мне пообещали горного льва, а потом подарили котенка. Это была великолепная работа няни. Питер был совсем не опасен. Скорее наоборот. Он был совершенно счастлив делать то, что ты ему говорила. Он играл роль твоего жениха, присутствовал на твоих чаепитиях, ловил каждое твое слово. Прошли годы, прежде чем я понял, что он делает.

Она не осознавала, что затаила дыхание. — И что же?

— Именно так поступает котенок, когда вырастает в кошку. Играет со своей добычей.

Боль пронзила ее грудь, быстро перерастая в гнев. — Что ты здесь делаешь, Джейми?

— Это навевает ностальгию, — сказал он без промедления.

— Я имею в виду не свою комнату, — парировала она. — Я имела в виду, почему ты сел в самолет? Не то чтобы мы оставались друзьями. Ты так и не связался со мной после того, как я уехала. Ни разу не позвонил, ни разу не написал сообщение. Ты не должен быть здесь. Уиллоу Хит — не твоя обязанность.

— Нет, — согласился он. — Но ты — да.

— Что ты хочешь этим сказать?

— Ты что, не слышала? — Его бесстрастный взгляд встретился с ее. — Ты — моя обязанность. Ты и Питер. Вы всегда были, с того самого первого лета.

— Джейми, это… — Она запнулась, чувствуя себя неловко. Она чуть было не сказала «расстраивает». — Люди не принадлежат другим людям.

— Разве? — Уголки его губ изогнулись в улыбке. — Я забочусь о том, что принадлежит мне. Я сказал тебе, что разберусь со всем, и я не шутил. У меня уже есть план.

— Ты собираешься посвятить меня в него?

В темноте он казался не столько мальчиком, сколько каким-то зловещим привидением. Она почувствовала тот же первобытный трепет, как и тогда, когда включила фонарик и увидела это ухмыляющееся лицо, прижатое к ее носу в лесу. «Это просто темнота», — сказала она себе. Это просто дом. Снаружи он гнил. Тени падали совсем не туда, куда нужно. Из пустых углов получались ловушки, а из мальчика с улыбкой, как от выкидного ножа, — чудовище.

— Твоя комната выглядит мило, — неожиданно сказал Джеймс. — Сколько времени у тебя заняло привести ее в порядок?

Она растерялась, застигнутая врасплох внезапной переменой темы разговора.

— Что?

— Когда ты вернулась, там все было основательно разграблено? — Он снял с пальца кольцо и водрузил его на место. — Питер разорвал все в клочья в день, когда ты ушла. Позже я нашел его сидящим на иве и выковыривающим осколки зеркального стекла из костяшек пальцев. Твой отец думал, что он капризничает, но это не было похоже на Питера. Он не бывает вспыльчивым без причины. Если он перевернул вверх дном твою комнату, то только потому, что что-то там искал.

Уайатт нахмурилась.

— Я ничего не оставляла.

— Ты уверена? — Когда он слез с подоконника, его поглотила темнота. Виден был только острый изгиб его подбородка, посеребренный тонкой полоской лунного света. Она была так погружена в темноту, что не заметила, как он потянулся к ней. Костяшки его пальцев задели ее висок, и она вздрогнула от этого прикосновения, покраснев.

— Отдохни немного, Уайатт, — сказал он, и на мгновение его голос совсем не походил на голос Джеймса. — Ты выглядишь нездорово.