Я медленно спускаюсь по лестнице. Что-то правая сегодня бастует - совсем работать не хочет. Сорок семь - не возраст, а поди ж ты... Папочка осторожно опускается на ступеньки рядом с больной ногой. Болит, проклятая. Десять лет уже мучает. Со дня злополучной поездки, когда сычевский "Жигуленок" стал грудой металлолома. У меня - нога, у Лики - голова.... Ничто не проходит даром. Вот и для Лики та авария тоже не прошла... Четыре года, как я один. Сын... Где он? Лика... Ах, Лика-Ликушка! Не повезло тебе со мной! Так и умерла... Все Алешку звала перед смертью. Не дозвалась. Я принимаюсь за следующий пролет. Стучит по ступенькам палка, каждый шаг дается с трудом. Ничего. Сегодня день Ликиной смерти. Лика-Ликушка! Этот день твой. Каждый год я прихожу на кладбище, высаживаю на могилку цветы, поправляю оградку... Я прохожу по лестничной клетке и начинаю одолевать новый пролет. Снизу кто-то поднимается навстречу. Двое. Экие... Прямо кладовые здоровья. Мужчины поворачивают на мой пролет и останавливаются. Смотрят на меня. Что, что такое? Кто это? Что им нужно от меня? Я вглядываюсь в их лица. Молодой и пожилой. Молодой - что-то знакомое... - Здравствуйте, - говорит пожилой. Прямой открытый взгляд. Суровое лицо. Почему так тихо? Мучительно тихо, словно уши забиты ватными тампонами. Сердце загнанным зверьком колотится о грудную клетку. Круги расходятся перед глазами, но я смотрю, смотрю ему в лицо, потому что боюсь перевести взгляд на его спутника. - Я - Зур Аар, вы помните меня? Боже! Взбесившаяся лестница встает на дыбы, и я валюсь куда-то, в звенящую пустоту. ...Открываю глаза. Знакомые обои, моя квартира. Возле меня хлопочет Зур Аар и этот второй. Ворот у меня расстегнут, пахнет валерианой и нашатырем. - Что ж вы? - говорит Зур, но я отодвигаю его рукой в сторону и смотрю на его спутника. Высокий красивый молодой человек. Сколько ему? Двадцать два? Нет, двадцать три. - Подойди, - говорит ему Зур. Он подходит, садится на диван. Несмотря на шум в ушах, я поднимаюсь ему навстречу, но он останавливает меня. - Лежи, - говорит он и тихо добавляет, - отец. - Алеша!!! - кричу я, голос мой срывается, глухие рыдания сотрясают меня. Постепенно я успокаиваюсь. - Извини, сынок. Нервы, знаешь. Совсем ни к черту стали. Скажи, - задаю через минуту главный вопрос.- Ты... надолго? Спрашиваю, а у самого сердце заходится - вдруг он сейчас скажет: "Нет, папа, я проездом, летели тут мимо, дай, думаю, заскочу..." - Думаю, что надолго, - отвечает Алеша и смотрит на Зура. Тот кивает головой, встает. - Ну, мне пора! - говорит он. Я пытаюсь вскочить с дивана. - Что ж это я? Хозяин называется... Зур останавливает меня. - Лежите. У меня совсем нет времени. Прощайте, - это он мне. - До свидания, - Алексею. Он исчез. Мы долго сидим молча, смотрим друг на друга. Я жду, когда он спросит о главном. Мне придется отвечать. А это больно, очень больно. - А где мама? Я опускаю голову.

Тропинка вьется между деревьев, прыгает с корня на корень, ныряет под толстые нижние сучья. Мне бы нипочем тут не пройти, тем более что тропинка круто идет в гору. Но Алешка... Не могу скрыть своего удовольствия. Здоровый малый! По сути, он тащит меня в гору, беспрерывно говорит, говорит и при этом ни разу не перевел дух, не запинается даже. Видно, Веда - действительно хорошая школа. - ...Знаешь, тебе было бы очень трудно его представить. Такая несколько вытянутая воронка, под узкой частью снизу - шар. - Зачем? - Это у него вместо ног. Он передвигается с его помощью. Кстати, я ни разу не смог его обогнать! - Как, говоришь, его звали? - Лио. Хороший парень, башковитый. К концу курса в подпространственную физику ударился, так все только диву давались. - С кем ты еще дружил? - С По. Ну, этого ты бы вообще испугался. Он напоминает паука-крестовика... Вернее, напоминал. - Почему - напоминал? - Он погиб. Рейс на Парэтию, первый после выпуска. Реактор вышел из-под контроля. Из всего экипажа лишь По мог выдержать несколько секунд и вручную отключить.. Алешка махнул рукой. Я понял, что надо переменить тему. - Куда ты меня тащишь? Он тихонько засмеялся. - Я там был всего один раз, - сказал он, - но помню дорогу. А ты нет! Я взглянул вперед и вверх, и тут наконец до меня дошло. - Неужели ты помнишь? - выдохнул я. - Неужели? Он засмеялся счастливо, подхватил меня на руки и в несколько прыжков взлетел на вершину холма. - Ничего себе! - вырвалось у меня. Алешка опустил меня на землю. - Видишь? - спросил он. - Фото... - Да, оно при мне, - он достал пожелтевшую фотографию. - Город изменился. - Ну, не настолько, чтоб его нельзя было узнать! Внезапно он упал на землю и зарылся лицом в траву. - Я вернулся, - прошептал он и вдохнул глубоко запах травы и земли. - Я вернулся. Слышишь, отец? Я вернулся Домой! Я вернулся, чтобы сделать мой дом лучше, чище, добрее... - Он шептал, обращаясь ко мне, но получалось так, как будто он шептал это зеленой траве, земле, на которой лежал, воздуху, которым дышал. - Много ли может сделать один? - спросил я. - Я не один, - он поднял лицо. - Нас много. Я вздрогнул. - Сегодня на Землю высадились сто сорок первых землян, прошедших Веду, сказал он. - Через полгода прилетят еще сто сорок. Через полгода - еще. Так что - нас много. И свой Дом мы в обиду не дадим. Каждому человеку нужен родной дом. Чтобы было, куда возвращаться. Человек всегда должен возвращаться.