Глава 1

Варгр

Утро подходит к концу, когда я слышу грохот грузовика, объезжающего заросли деревьев, отделяющие мою хижину от старой лесовозной дороги.

Я встаю и потягиваюсь, прижимая руки к спине и глядя на небо, облегчающее боль от наклона над изголовьем, которое я вырезал. Это сложнее, чем мой обычный стиль. Воспоминания о моей родине все больше просачиваются в произведение, и в этом есть и благословение, и проклятие.

Я стону, растягивая напряжение, зевая и думая, что сегодня мне нужна шестая чашка кофе, так как ни хрена не спал. Хватаю свою фланелевую рубашку с того места, где бросил ее на ограждении снаружи хижины, и перекидываю через плечо. Вспышки кошмара, разбудившего меня перед восходом солнца, до сих пор мелькают в моей голове.

Он о том, как мой отец убил мою мать и сестру. Я рычу, мое тело напрягается, клыки вылезают, когда воспоминание о сне всплывает в сознании. События были реальными, но их смысл… на этот раз он казался другим. В изображениях было скрыто послание, что-то срочное, новое и связанное с настоящим.

В тот день для моего отца наступили перемены. Я никогда больше его не видел, слава богу, но… перемены кажутся неизбежными. В моей жизни? После двухсот лет существования?

Что-то приближается.

Нет. Не что-то. Кто-то.

Она. Она.

Я качаю головой, сжимаю кулаки, впиваясь когтями в ладони. Нет. К черту это. Никаких женщин. Женщин нужно защищать, и, как напомнил мне сон, это то, в чем я никогда не был хорош. Моя жизнь прекрасна, какая она есть. У меня есть моя хижина, у меня есть резьба по дереву, и у меня есть работа, чтобы занять себя. Мне не нужно ничто и никто другой.

Каллэн приближается на своем пикапе, взбивает листья на дороге. Этой штуковине нужен новый глушитель, а кружащиеся над головой листья напоминают мне, что мне нужно закончить рубить дрова на предстоящую зиму. Мои запасы достаточны, но никто не хочет идти за бревнами и ничего не находить морозным январским утром, особенно после рождения щенков Сестины и Каллэна.

Подняв руку в знак приветствия, я топаю к грузовику, пока Каллэн паркуется.

— Взял мою книгу? — спрашиваю я, как только его дверь открывается.

Каллэн выходит, хватая с пассажирского сиденья книгу в мягкой обложке. Он сует мне в руки «Мастера и Маргариту».

На обложке маргаритка и хлыст. Это может быть интересно. Это следующая в моем списке сто книг, которые нужно прочитать перед смертью. Несколько дней назад я закончил «Франкенштейна», трагедию о непонятом изгое. Я сочувствовал монстру.

— Гейл хочет знать, собираешься ли ты когда-нибудь прийти и забрать свои собственные книги. Она хочет встретиться с мужчиной со списком для чтения.

Я ворчу. Этого не произойдет. Я не был в городе уже десять лет и не собираюсь в ближайшее время. Если она доживет до ста, может быть, тогда и поговорим.

— Ты знал, что однажды она разговаривала с Роарком? Или брала у него интервью, я думаю, это больше похоже на это. Для какой-то газеты в которой она работала, — добавляет Каллэн, засовывая руки в карманы. Его глаза бегают по передней части моей хижины, затем снова ко мне в ожидании ответа.

Я фыркаю и пожимаю плечами, листая страницы своего последнего прочитанного. С меня хватит разговоров на сегодня. Особенно сегодня. Тревога, терзающая меня с тех пор, как я проснулся, не уменьшилась. Во всяком случае, она набирает обороты, и ощущение того, что что-то вот-вот произойдет, делает меня более угрюмым, чем обычно.

— Я не знал, — продолжает он. — Он рассказал ей всякую чушь о нас. Должно быть, у него появилось к ней какая-то слабость. Дочь, которой у него никогда не было.

— Ты когда-нибудь перестанешь болтать? — огрызаюсь я.

— Я тоже рад тебя видеть, мудак.

Я игнорирую его и кладу книгу на пень, а затем иду к задней части грузовика. Снимаю с кузова бочку с маслом для генератора рабочих, а Каллэн хватает огромный ящик с овощами. Это намного больше, чем я когда-либо съем, но я всегда делюсь тем, что получаю, с рабочими. Пара Каллэна, Сестина, настроила его на здоровую диету, и он пытается навязать её мне, но после двух столетий жизни я чертовски упрям, а в мои привычки не входят овощи.

— Могу я оставить это Тулаку? — говорит Каллэн, указывая на пару рабочих ботинок и джинсы.

— Наверное.

— Ты видел его в последние дни?

— Нет. Он зайдет, когда захочет свои вещи.

— На обратном пути я видел одно из его укрытий или то, что от него осталось. Ветер, должно быть, подхватил его и отнес прямо через дорогу. Думаю, он будет занят восстановлением до зимы.

— Полагаю так, — меня действительно не волнует, что делает Тулак. Если бы он хотел постоянное убежище, я бы помог ему его построить. — Это все?

— Что с тобой? Ты ворчливее, чем обычно, и я не думал, что это возможно.

Я качаю головой.

— Ничего такого. Голова болит.

— У нас не болит голова, — Каллэн щурится, изучая меня.

Не такая головная боль. Это то, что происходит только от одной вещи, и это то, чего я никогда не хотел.

Я рычу на Каллэна, и он закатывает глаза.

С тех пор, как это случилось, мне снятся кошмары о том дне, когда мой отец убил мою маму и сестру, но сейчас ощущения другие. Я могу быть монстром, но мой отец был кем-то другим. Буквально. Не человеком, не волвеном, как мы сейчас. Несколько раз я мельком видел его лицо, спутанную шерсть и глубокие шрамы, скрывающие его черты, и мне понадобились недели, чтобы вспомнить, как хорошо выспаться.

Воспоминание о том, что мы в последний раз были вместе, с тех пор преследует меня, но ощущение, что что-то вот-вот все изменит? Это новое.

А перемены к плохому.

— О, чуть не забыл, — говорит Каллэн, роясь в кармане и вытаскивая сложенную стопку стодолларовых купюр. — Генри продал одно из твоих кресел. Похоже, даже дороже, чем в прошлый раз.

Я считаю и киваю.

— Пять тысяч четыреста. Генри взял свои десять процентов.

— Я мог бы открыть для тебя счет в банке. Ты не должен запихивать все эти деньги под свой матрас, мужик.

— Нет, — говорю я. — Без банков. И под матрац не лезет.

Каллэн поднимает руки.

— Отлично. Пофиг. Я отнесу Роарку его припасы, а потом вернусь к Сес… — из его кармана доносится рок-музыка. Он хмурится, доставая свой телефон и проводя пальцем по экрану. — Блядь.

— Это что?

Он хмуро смотрит в мою сторону.

— Чертов мобильник. Ты знаешь, что с тех пор, как была изобретена азбука Морзе, произошел прогресс в технологии?

— Я знаю, что такое чертов мобильник, — бурчу я, хватаясь за лоб, пытаясь снять напряжение в висках. Блядь. Я качаю головой. — Я имею в виду, что происходит?

Он проводит пальцем по экрану, затем пару раз нажимает на него.

— Наверное, ничего.

— Каллэн, — рычу я, я чувствую его напряжение, это штучки волвенов. Я делаю шаг к пню, к которому прислонился мой топор.

— Это шериф. Наши рабочие обедают у О'Брайена, и завязалась драка.

— Ты имеешь в виду мои рабочие? — я втыкаю топор в пень и шагаю в его сторону, но он прячет телефон в руках.

— Твои рабочие? Они работают на наших шахтах.

— Это мои люди, с моей родины. Так что идите на хуй, дай мне этот телефон.

— Я уверен, что ничего серьезного, — говорит он.

Я мог бы подраться с ним за него, но не уверен, почему я хочу этого. Мои плечи напрягаются, поскольку иррациональная потребность знать, что происходит, блокирует любые другие мысли.

— Послушай, я уверен, шериф…

— Я забираю твой грузовик, — рычу я, мгновенно принимая решение.

— Нет, Варгр, ты разбил грузовик Роарка, когда в прошлый раз пытался сесть за руль, — он сжимает кулаки, когда я распахиваю водительскую дверь и забираюсь внутрь. — Там чертов шериф, мужик. Тебя арестуют, а мой грузовик конфискуют. Варгр.

Я игнорирую его, запускаю двигатель и включаю задний ход. Он ошибается. Я могу водить. У меня просто нет прав.

— Все будет хорошо, — кричу я в окно, щелкая шестернями. — Я знаю шерифа МакГигана. Злой, как чёрт. Мы найдём общий язык. Или … — Прошло, наверное, пятнадцать лет с тех пор… — я останавливаюсь. Мне плевать. Я должен добраться туда. Мои инстинкты преобладают над рациональными, цивилизованными частями меня.

— Что? МакГиган не… бля, — Каллэн все еще ругается, пока я еду по лесозаготовительной тропе и газую.

Через дверь бара первое попадание запаха затуманивает мое зрение. Это не вонь пролитого пива и несвежих закусок из бара, или аппетитный запах жареного мяса, или зловоние пота и плохого дыхания. Это нечто другое. Мои ноздри раздуваются, а клыки выдвигаются, я шатаюсь и пытаюсь сохранить сознание.

Я не такой, как другие волвены, хотя мы все своего рода гибриды. Мой отец был больше волком, чем человеком, и я ближе к зверю, чем хотел бы признать. В этот момент все под контролем, и мне все равно, знают ли об этом эти люди.

Мои губы изгибаются назад, и я испускаю низкое рычание вожделения. Мой член напрягается, прижимаясь к джинсам спереди. Это впервые, и это чертовски неудобно. Меня охватывает ярость. Это отвлечение мне не нужно.

Или желанно.

Время, кажется, останавливается, когда я делаю шаг вперед. Мои ноги тяжелые, ступни прилипают к полу. Мои глаза ищут ее, как маяк во тьме. Гнев переполняет меня, когда замечаю, что она не смотрит в мою сторону. Я хочу, чтобы ее темные глаза смотрели на меня. Ее пухлые губы призывают меня осыпать их обжигающими поцелуями. Она стоит там, как будто это просто еще один день. Просто еще один момент.

Но это не так. Мир изменился. Все по-другому.

«Посмотри в мою сторону, женщина».

Она высокая для человеческой женщины, что делает ее идеального размера для меня. Это очевидно, поскольку она занимает место между Мёллерами — моими работниками — и небольшой группой мужчин. Она стоит на дюйм выше самого высокого, почти шесть футов. Больше мускулов, чем мягких изгибов, красивая скульптура. Стройность ее тела манит меня. Она не похожа на других женщин, но ее запах безошибочно женственный. Даже если я не был уверен, что это значит, до этого самого момента.