19

МЭЛ

Прикосновения Глеба - как наркотик, его поцелуй - укол адреналина прямо в сердце. Было бы слишком просто упасть в его объятия и забыть о борьбе, забыть о своих страхах, забыть обо всем, что стоит между нами. Но я так разозлилась на него за то, что он предположил, что я обратилась к проституции, что полностью потеряла контроль над собой. Ладонь жжет: я ударила его так сильно, и я вижу, как кончики моих пальцев окрашивают его светлую кожу в красный цвет. И хотя я сожалею об этом, когда он поворачивает лицо, чтобы снова встретиться с моими глазами, я не буду извиняться.

— Никакие деньги, которые ты можешь предложить, не убедят меня продать себя тебе, — шиплю я.

Ни одна сумма, которую кто-то может предложить, не будет достаточной. Он должен знать, что после всего, через что мне пришлось пройти, я ненавижу идею быть проданной, как скот. Неважно, кто покупатель или продавец. Я не продаюсь. Это оскорбительно и унизительно, что он вообще предложил это. И стодолларовая купюра в моем лифчике жжет мне плоть.

— Почему? — Глеб бросает вызов, его голос низкий и смертоносный. — Думаешь, я не смогу доставить тебе удовольствие? — Предлагает он, и мое сердце замирает, когда он приближается ко мне, делая шаг вперед каждый раз, когда я отступаю назад. — Потому что я знаю обратное, Мэл. Может, ты и забыла нашу ночь вместе, но я - нет. Ты хочешь меня, так почему бы не позволить мне заполучить тебя?

Черт возьми, одна мысль о сексе с Глебом превратила меня в лужу желания. Как он вообще мог предположить, что я способна забыть ту ночь, когда он лишил меня девственности, я не знаю. Это был не только самый приятный опыт в моей жизни, но и ежедневное напоминание о нем - благословение, которое делает мою жизнь достойной.

Габби.

Мысль о моей дочери прерывает мой голос, останавливая мою реплику до того, как она сорвется с языка. Но Глеб еще не закончил. Преследуя меня, как пантера, он медленно идет за мной вглубь комнаты, загоняя меня в угол, как будто инстинктивно.

Исчез тот осторожный, оберегающий Глеб, который занимался со мной любовью той ночью. Этот мужчина передо мной - яростный, непредсказуемый, опасный. И все же мое тело жаждет его прикосновений. От страсти его поцелуя меня охватывает жар. Мое сердце отчаянно колотится, и я не могу понять, от страха это или от желания.

— Уверяю тебя, я могу удовлетворить тебя гораздо лучше, чем этот самодовольный урод в "Жемчужине", — говорит Глеб, его голос ровный, выражение лица пассивное. Тем не менее, его глаза говорят мне, что я нахожусь на неизведанной территории. И если я не буду следить за своими действиями, то могу потерять свою жизнь.

Винни? Он не может быть серьезным. Так вот в чем дело? Глеб ревнует? Разочарование вспыхивает, сталкиваясь с пограничной паникой, когда я упираюсь спиной в дальнюю стену его комнаты.

Конечно, Глеб может удовлетворить меня лучше, чем этот извращенец. Я даже не сомневаюсь в этом. От одной мысли о том, что Винни может прикоснуться ко мне, у меня мурашки по коже. Единственный мужчина, которого я когда-либо жаждала, единственный мужчина, которого я даже представляла, что хочу, это Глеб. Но все не так просто.

Я уехала из Нью-Йорка не просто так. Потому что любой мужчина, даже Глеб, хочет обладать мной. А я отказываюсь всю жизнь находиться в рабстве. Я не хочу такого примера для своей дочери.

Поэтому я поднимаю подбородок в знак неповиновения, упираюсь руками в стену возле бедер для прочности и делаю единственное, что может остановить Глеба, пока я не проиграла битву, бушующую внутри меня.

— Ты думаешь, что ты такой хороший любовник? — Бросаю я вызов. — Тогда почему мне было так легко уйти?

Глеб замирает в двух шагах от меня. В его умных зеленых глазах мелькает сомнение, а обида и растерянность едва ли не сильнее, чем я могу вынести. Но он не отступает. Вместо этого он изучает мое лицо, читая меня с таким интимным уровнем восприятия, что я могу быть обнажена, моя душа выставлена на всеобщее обозрение.

— Я тебе не верю, — пробормотал он, прижимаясь предплечьем к стене рядом с моей головой и приближая свои губы к моим на расстояние волоска.

Мое дыхание сбивается, сердце колотится так сильно, что кажется, оно может просто разорваться, и я теряю всякую способность говорить, поскольку его близость переполняет мои чувства. Тело в бешенстве, а разум пытается вернуть контроль. Но я так запуталась в своих желаниях, что не могу заставить себя что-либо сделать.

Я должна быть в ужасе, потому что он слишком близко, его тело прижимает меня к стене, даже не касаясь меня. Но я жажду его с почти болезненной потребностью. Кислород вырывается из моих губ, дыхание сбивается, и я напрягаюсь, ожидая, что он сделает дальше. А его пронизывающие зеленые глаза держат меня в плену.

Мои глаза делают все без моего разрешения.

Опустившись к его губам, они дают молчаливое подтверждение, которое я отказываюсь давать.

И на этот раз, когда Глеб целует меня, у меня не хватает сил оттолкнуть его.

Ошеломляющий голод разрывает мое тело, когда его губы захватывают мои, а его язык проникает внутрь моего рта с жадностью, которая приводит меня в ужас. Но не в том смысле, в котором я думаю. В моей жизни было слишком много мужчин, которые прикасались ко мне без моего разрешения. Но в этот раз Глеб словно выхватил слова прямо из моего сознания.

Поцелуй меня.

Мне очень хотелось этого, но я до сих пор так зла, что никогда бы не сказала. И прежде, чем я успеваю сообразить, что делаю, мои пальцы пробегают по мягким волосам Глеба, зачесывают его голову и завивают темные локоны его стрижки.

— Скажи, что не хочешь меня, — хрипит Глеб, разрывая наш поцелуй.

Мы задыхаемся, вдыхая воздух друг друга, пока я пытаюсь найти в себе силы сказать то, что должна сказать. Ты должен уйти.

— Я не могу, — вздыхаю я, и мое сердце разрывается от осознания того, что я так же безнадежно влюблена в него, как и три года назад.

Тело Глеба прижимается к моему, его худые, упругие мышцы прижимают меня к стене с отчаянием, от которого тепло разливается в моей пульсирующей сердцевине. В то же время знакомое чувство клаустрофобии сжимает мое горло.

— Глеб, — хнычу я, тело напрягается, когда мне становится трудно дышать.

— Блядь, — рычит он, отталкиваясь от стены секундой позже.

Я с облегчением втягиваю жадный воздух. Но его железная рука все еще обвивает мою талию, и он тянет меня за собой, даже когда дает мне свободу. Комната кружится вокруг меня, когда мой центр тяжести исчезает, и в следующее мгновение мягкий матрас подхватывает мое падение.

Я задыхаюсь, ошеломленная неожиданной переменой, тем, как Глеб переместил меня так легко, так нежно, даже в своей страстной ярости.

— Скажи мне, чего ты хочешь, Мэл, — пробормотал он, опускаясь на колени между моих ног, его глаза блестят от желания. Его длинные ловкие пальцы обхватывают мои лодыжки, а руки медленно ведут их вверх по моим ногам.

Я прикусываю губу, пытаясь удержать свои желания в узде. Ведь то, что я хочу сейчас, и то, что мне нужно, - две совершенно разные вещи. Мягкие губы прижимаются к внутренней стороне моего колена, сбивая мое сопротивление. Непроизвольный стон желания вырывается из глубины моей груди.

— Это? — Предлагает Глеб, его теплое дыхание омывает мою кожу, медленно проводя по внутренней стороне бедра.

— Нет, — стону я, мой предательский голос дрожит от желания.

Глеб останавливается, его руки рефлекторно сжимаются вокруг моих бедер, и он смотрит на мое лицо, поднимаясь вверх по длине тела. Напряжение дрожит в его широких плечах, мышцы сворачиваются от неожиданного отказа. И хотя я знаю, что утром буду ненавидеть себя за это, я не могу больше отказывать ему. Я должна сказать ему, чтобы он оставил меня в покое. Что я не хочу, чтобы он прикасался ко мне. Что я не хочу быть с ним.

Но ложь слишком болезненна. Потому что никогда в жизни я не хотела чего-то так страстно.

Я скучала по Глебу с таким отчаянием, с каким не смела столкнуться раньше. А сегодня, когда он так близко и делает со мной все то, о чем я мечтала тысячу раз, отказать ему - все равно что вонзить кинжал в собственное сердце.

— Я хочу тебя всего, — вздыхаю я, и слезы застилают мне глаза, когда правда в моем признании оседает в желудке, как свинец.

Тяжелое дыхание Глеба проносится между моих бедер и вверх по платью, касаясь моего лона. У меня замирает сердце, когда я понимаю, что от волнения насквозь промочила трусики.

— Божественная богиня, — бормочет он, его голос мучителен. И когда его руки скользят вверх по моим ногам, проводя по бедрам, я думаю, что могу кончить еще до того, как мы начнем.

Вся моя доля самоконтроля летит в окно, когда я хватаюсь за подол платья и одним движением стягиваю его через голову. Глаза Глеба с неистовым желанием блуждают по моему телу, и я дрожу от предвкушения.

Сколько раз я прикасалась к себе при воспоминании о Глебе? И сейчас, хотя я знаю, что это не может продолжаться долго, я готова отдать почти все, чтобы снова быть с ним.

Из его груди вырывается мурлыкающее рычание, и Глеб вытряхивает плечи из своей сексуальной черной кожаной байкерской куртки, забрасывая ее за спину. Я хватаюсь за подол его толстовки, волоча ее вверх по телу вместе с футболкой, и когда в поле зрения попадают его рельефные пресс и грудь, у меня перехватывает дыхание.

Я и забыла, насколько он совершенен: весь подтянутый, с железными мышцами, изящный, даже не пытаясь. Он набрасывается на меня, кровать подпрыгивает под нами, и когда его губы захватывают мои, в моей душе вспыхивает огонь.

— Я без защиты, — шепчет Глеб мне в губы, пока мои бедра качаются на нем, кажется, сами по себе.

— У меня внутриматочная спираль, — бормочу я между поцелуями, чувствуя, как его твердый член упирается в шов джинсов. — Это часть контракта в "Жемчужины". — Не то чтобы мне это было нужно до этого, но раз уж расходы покрывают Келли, я не вижу ничего плохого в том, чтобы согласиться на дополнительную меру предосторожности.