ГЛАВА 21

ГЛАВА 21

У Виктора был всего один выходной, чтобы отдохнуть и прийти в себя до того, как дядя ожидал его возвращения. По крайней мере, теперь я знал, что он так или иначе проводил свои дни на тренировках или готовился к боям. Что было намного безопаснее, чем бесконечные варианты, которые я рассматривал.

И, зная всё, мой запланированный телефонный звонок в ту среду стал намного проще.

– Я понимаю, но я просто не могу сейчас постоянно быть с тобой рядом. Мне нужно кое-что выяснить, – сказала я, вертя ручку на столе. Мне даже не пришлось говорить ему, как неудобно мне из-за всех этих камер. У меня действительно были другие дела, которые имели больше приоритета.

– Ты смотрела видео, которое я тебе отправил? – спросил Сайлас.

– Нет, пока нет, – я взглянула на свой экран и увидела красную точку рядом с папкой электронной почты, предназначенной для него.

– Прежде чем отвергнуть мою идею, по крайней мере, дай ей шанс.

– Ты чрезвычайно настойчив, тебе кто-нибудь когда-нибудь говорил об этом?

– Ты никуда не уйдешь. Я никуда не уйду. Чёрт возьми, ты сможешь позвонить мне через три года. Просто взгляни на это.

Я покачала головой, затем, когда поняла, что он меня не видит, озвучила свой ответ более красноречиво:

– Спасибо за видеоролики кампании.

– Пожалуйста, – сказал он, и это прозвучало искренне.

– Я скоро с тобой поговорю.

– Может быть, через три года.

Я бросила телефон рядом со всё ещё вращающейся ручкой и повернулась к компьютеру.

Как только я сказал Сайласу, что не участвую в его проекте, мне показалось, что красная точка в электронном письме внезапно стала розовой. Это уже совсем не угрожающе.

В видео было больше движения, чем я ожидала. Я не просто сидела за своим столом и отвечал на звонки. Но затем раздался мой голос за кадром, где я рассказывала о своей матери, и на видео были показаны её фотографии, выложенные вдоль моих стен, прежде чем кадры сменились. Это был кадр моего дома. Фото моих комнат были собраны в одну картинку. Там были подробные снимки предметов на моих книжных полках, крупный план моих рук, бегающих по мебели, живописный момент, когда маленькие пылинки танцуют на солнце между занавесками в моей гостиной. И все это в сопровождении моего голоса, моих воспоминаний о моей матери.

Мой желудок сделал сальто.

Меня чуть не стошнило.

– Корделия? – я подбежал к скамейке в парке, сердце всё ещё бешено колотилось. Она сообщила мне, где находится. Я как раз пересматривал драку с Юрием на прошлых выходных, когда на моём телефоне сработал гребаный сигнал GPS.

Я сильно превысил скорость, чтобы добраться сюда, предполагая худшее.

Корделия просто подняла голову, её светлые волосы каскадом рассыпались по бледно-голубому пальто, которое я несколько раз видел на Дел.

– Привет, – прошептала она, и это слово вырвалось облачком дыхания в холодном воздухе. Прошлой ночью снова стало неоправданно холодно, земля промерзла. Конечно, в этот день она решила покинуть свой идеально отапливаемый дом.

– Что? Как? – я повертелся из стороны в сторону, чтобы посмотреть, здесь ли Дел или кто-нибудь ещё, кто мог вытащить её из дома. Но была лишь она. Посреди этого печального подобия парка. Она подтянула колени к груди, свернувшись в маленький комочек на этой случайной скамейке. И её губы задрожали, когда она посмотрела на меня мокрыми глазами. – Всё в порядке. Иди сюда, – я сел рядом с ней, просто чтобы посадить её к себе на колени. Всё её тело дрожало, то ли от паники, то ли от холода. – Что происходит?

– Я собиралась прогуляться и купить мороженого.

Конечно. Стекла в машине обледенели, но это не помешало бы Корделии Монтгомери съесть мороженое. Е      ё любимый магазин, в котором можно было сделать заказ, находился в двадцати минутах, но она прошла половину пути до ближайшего кафе-мороженого, которое находилось всего в десяти минутах ходьбы от её дома.

– Понятно. Чёрт возьми. Ты так далеко продвинулась.

– Я не могу пошевелиться.

– Что ты имеешь в виду?

– У меня замерзли ноги. Я просто не могу. Я не могу вернуться домой. Я не могу пойти за мороженым.

Я видел людей, парализованных одним сильным ударом в позвоночник, так что, если бы она споткнулась или поскользнулась на замерзшей луже...

– Ты чувствуешь это? – я сжал её икру, ледяную и покрытую только шерстяными колготками, но она кивнула. Я скользнул рукой ниже и расстегнул её ботинок, чтобы обхватить пальцами ступню в пушистом носке. – А так? – она снова кивнула. Ну, по крайней мере, физически она не была парализована.

– Я чувствую себя глупо, – пропищала она.

– Ты должна гордиться. Ты действительно далеко ушла, – я застегнул молнию на её ботинке и вместо этого взял её руки в свои. – Господи, Корделия, у тебя пальцы замерзли.

– Я забыла перчатки.

– Как долго ты здесь сидишь?

Она пожала плечами.

– Ты хочешь, чтобы я отвез тебя домой?

Она покачала головой.

– Хочешь, я отведу тебя в кафе-мороженое?

Она снова покачала головой.

Я откинулся назад, чтобы расстегнуть куртку и укутать её. Она уютно устроилась в ней. Её холодные пальцы скользнули мне под рубашку, ища каждую капельку тепла, которую она могла получить. Это было не совсем так, как я представлял себе прикосновение её рук к моей обнаженной коже.

– Ты хорошо пахнешь, – пробормотала она.

Я усмехнулся.

– Это тот же лосьон после бритья, который ты даришь мне каждый год на Рождество.

– У меня хороший вкус.

– Я согласен.

– Я устала, – она повернула лицо, прижимаясь замерзшим носом к впадинке под моей ключицей.

– Я знаю, жизнь моя. Я держу тебя, – я плотнее запахнул куртку и зарылся рукой в её мягкие волосы, прижимая её к себе. – Теперь ты можешь расслабиться.

Пятнадцать минут спустя курьер на велосипеде с визгом затормозил перед нами, заставив Корделию вскинуть голову.

– Виктор?

– Это я.

Он спустил ноги с велосипеда и открыл коробку-холодильник. Бумажный пакет, который он вытащил, заставил Корделию сесть прямо, и потеря её тела, прижатого ко мне, стоила того только из-за того, как её лицо просияло при виде этого проклятого логотипа.

– Наслаждайтесь, ребята! – курьер рассмеялся, вручая ей пакет, прежде чем уехать.

– Что ты сделал? – взвизгнула она, но уже рылась в пакете, вытаскивая два массивных стаканчика мороженого и ложечки к ним.

– Ты хотела прогуляться и купить мороженое, – сказал я. – Ты пришла сюда пешком. У нас есть мороженое.

Она протянула мне мятное с шоколадной крошкой и уставилась на свой стаканчик мороженного – даже больший, чем моё, – широко раскрытыми глазами.

– Это прекрасно, – прошептала она.

Прекрасно – подходящее слово для обозначения 15 унций Роки Роуд со взбитыми сливками, мармеладными мишками и радужной посыпкой, но девушка знала, что ей нравится. Она сняла пластиковую крышку и проглотила первую половину с рекордной скоростью, каждая ледяная ложка понемногу снимала напряжение в её теле.

– Что случилось? – спросил я.

– Я сказала Сайласу Уитакеру, что сейчас неподходящее время для съемок его серии про меня. Я подумала, что если я захочу это сделать, мы могли бы попробовать, когда ты вернешься домой насовсем, – она специально уставилась в своё мороженое, вместо того чтобы встретиться со мной взглядом. – Потом я посмотрела предварительное видео, которое он прислал.

– И что?

– Это было прекрасно. Но это удушало. Он запечатлел так много из моего мира. И потом, куда бы я ни посмотрела, я видела, как всё это можно отразить в пяти секундах видео. Всё это казалось таким маленьким.

– Прости. Я притянул её к себе и поцеловал в висок.

– И моя челка ужасно смотрится на камере, – фыркнула она.

Я усмехнулся и снял маленькую заколку в цветочек, которая убирала челку со лба. Вместо этого я прикрепил её к воротнику своей куртки.

– Она милая вживую.

– Мне не нравится выходить на улицу.

– Тебе и не нужно этого делать.

– Я думаю, что хотела бы снова попробовать рисовать. Я не рисовала. С тех пор, как умерла моя мама.

– Я не знал, что твоя мама нарисовала все картины в твоём доме, – сказал я, вспомнив то интервью, которое она дала Сайласу.

– Да, – вздохнула она. – Она была великолепна. Её работы выставлялись в галереях по всему миру.

– Мне нравится та, что в твоей спальне. Шторм? Он напоминает мне твои глаза.

Корделия уставилась на меня, приоткрыв рот.

– Да, – сказала она после минутного молчания. – Это…она назвала это Небо Корделии. Это игра слов, – её лицо исказилось, как будто она только что откусила лимон, и она отложила ложку, поставив мороженое себе на колени.

– Что случилось? – спросил я.

– Я действительно давно не говорила о ней, – вздохнула она. – Я много говорю о том, что с ней случилось, но она была намного большим, чем просто её смерть.

– Я бы хотел узнать больше. Когда захочешь поговорить о ней, – я заправил ей волосы за уши, наконец заставив посмотреть на меня.

Корделия кивнула, но улыбка на её губах дрожала от усталости.

– Может быть, не прямо сейчас.

– Хорошо.

– Я думаю, ты был прав. И она была права.

– В чём?

– Мне позволено веселиться.

– Да, – слово слетело с моих губ слишком быстро. Ей не просто позволено веселиться. Она заслужила это. Она заслуживала гораздо большего.

– Но это не моё представление о веселье, – она огляделась, сморщив нос при виде унылого и ледяного парка. – Мне здесь не нравится.

– Давай отвезем тебя домой.

– Веселым способом, пожалуйста.

– Каким именно способом?

Она улыбнулась и закрыла своё мороженое пластиковой крышкой.

– Поездка на спине.

Я рассмеялся.

– Как пожелаешь.