Глава 20

Делайла

В четверг утром, в 3 часа ночи, я получила ещё одно представление о том, почему Корделию Монтгомери уже 15 лет никто не видел за пределами её дома. Или, скорее, я получила звуковое напоминание. Крики заставили меня вскочить с кровати и выбежать в коридор, размахивая первой попавшейся вазой. Я пошла на звук наверх, где Виктор остановил меня, поднеся одну руку к губам, жестом призывая меня молчать, а другую протянув за вазой. Он был одет в простую черную рубашку и свободные серые спортивные штаны, готовый броситься в бой даже во сне.

Я протянула ему вазу, не сводя глаз с двери позади него. От криков Корделии волосы у меня на затылке встали дыбом, но примерно через минуту они утихли.

– Если разбудить её во время кошмара, это просто вызовет приступ паники, – тихо проговорил он, убирая вазу в ближайший книжный шкаф. – И, пожалуйста, Делайла, не бей незваных гостей изящным антиквариатом 200–летней давности. Я могу вооружить тебя подходящей клюшкой для гольфа.

– Я... – я была слишком ошеломлена, чтобы сформулировать связное предложение, всё ещё глядя на дверь, как будто крики могли начаться снова. – И часто это случается?

– Нет, – вздохнул Виктор, – Больше нет. Это был первый случай больше чем за год.

Ручка двери спальни повернулась, замок со щелчком открылся, и Корделия вышла, волосы её растрепались, ночная рубашка обернулась вокруг талии, на губах появилась мягкая улыбка, когда она заметила Виктора. Её плечи напряглись, когда её взгляд упал на меня.

– Я тебя разбудила?

Я отмахнулась от неё.

– Я почти не спала.

По крайней мере, это было правдой. Я смотрела на последнее сообщение Бэка, пока телефон не выпал у меня из рук, и даже тогда я всё ещё металась и ворочалась, представляя себе его руки на мне вперемешку с картинками из его книг. Стрессовый сон, а не влажный.

– Прости, – выдохнула она, опустив плечи. – Я обещаю, что это больше не повторится.

– Как бы то ни было, Делайла была готова защищать твою честь с помощью вазы из Фонтенбло, – сказал Виктор, и его слова сопровождались смешком. Это было самое близкое, что я когда–либо видела от него, к шутке.

Корделии понадобилась всего доля секунды, чтобы найти вазу, улыбка снова появилась на её губах.

– Мне всё равно никогда она особо не нравилась.

Виктор неодобрительно прищелкнул языком. Кто знал, что именно он ценит весь этот цветочный европейский декор?

– Кто–нибудь ещё хочет мороженого? – спросила Корделия и вернулась в свою комнату, схватив шелковый халат, который развевался у нее за спиной, когда она скользнула мимо меня вниз по лестнице.

Виктор сделал жест после вас, и я молча последовала за хозяйкой.

– Я буду там через секунду, – сказала я и нырнула в свою комнату. Я схватила шерстяной вязаный кардиган и свой телефон. Мороженое в 3 часа ночи означало, что я определенно не буду готова к следующему учебному занятию в 8 часов. Я разблокировала свой телефон и заколебалась. Последнее сообщение Бэка состояло всего из пяти слов, но для меня оно заняло весь экран.

Бэк:

В следующий раз я помогу.

Я полностью осознавала, насколько глупо было брать этот чертов вибратор в его спальню, но это также было...странно эротично. Быть поглощенной его запахом, зная, что я делаю что–то запретное, подстегиваемая дыхательным упражнением, о котором я только что прочитала. По крайней мере, до тех пор, пока я не начала беспокоиться о потенциальных домработницах и камерах слежения, и мой рискованный пузырь не лопнул.

Я вздохнула и отогнала воспоминание подальше.

Дел:

Кое–что случилось. Сегодня не смогу. Прости <3

Сообщение выглядело как неубедительное продолжение его предложения помощи. Если это можно было так назвать. Это больше походило на обещание. И что–то внутри меня шевельнулось при мысли о том, что кто–то, не говоря уже о нём, использует на мне игрушку. Я никогда этого не делала. Это казалось пустой тратой времени, учитывая, что игрушки не работали даже тогда, когда я была одна, и я, скорее всего, снова притворялась бы, просто чтобы снять неловкость из–за того, что ни одна из сторон ничего не получила от этого опыта. Но что–то в том, как Бэк сформулировал свои вопросы ...

Где?

Где в моей квартире ты практиковалась?

В следующий раз я помогу.

Он называл это ‘практикой’. Он знал, что я не просто мастурбировала в его постели ради удовольствия – у меня снова не получилось достичь оргазма, и он…Он хотел помочь.

– Роки роуд или мятный шоколад? – голос Корделии, эхом отразившийся от лестницы, оторвал меня от моих мыслей. Я так сильно прикусила губу, что стало больно, когда я открыла рот.

– Мятный шоколад! – я оставила телефон на тумбочке и пошла на звук голосов и звяканья ложек на кухню.

Корделия и Виктор уже сидели за обеденным столом. Перед Виктором стояла вазочка с маленькой ложечкой зеленого мороженого, в то время как Корделия поливала радужной посыпкой гору Роки Роуд, взбитые сливки и мармеладных мишек. Это чудовище выглядело так, словно могло обеспечить трехдневный уровень сахара.

– Прости, что разбудила тебя, – сказала Корделия, когда я села на стул рядом с ней, где была разложена ещё одна обычная порция мятного мороженого с шоколадной крошкой. – Я знаю, что это ненормально. Я знаю, что я сумасшедшая.

– Ты не сумасшедшая, если только не имеешь в виду это мороженое, – ответила я. Виктор усмехнулся, но Корделия показала ему язык. Он ухмыльнулся странной улыбкой, которой я у него раньше не видела, и вернулась к поеданию своего мороженого. Это было похоже на слишком интимный момент. Небольшой приватный обмен репликами, который не должен был увидеть никто, кто знал обычно стоическую внешность Виктора.

– Я думаю, – начала я, затем решила перефразировать свои мысли, чтобы сосредоточить внимание на Корделии, а не на моем восприятии её. – Твою мать застрелили. Ты была там, и ты была маленькой. Такая травма перестраивает твой мозг. Во–первых, людям нереально ожидать, что ты будешь часто выходить из дома после этого. И несправедливо со стороны людей ожидать, что ты вообще вернешься к тому, что они считают нормальным, независимо от того, сколько времени пройдет. Тебе не нужно подстраиваться под чьи–либо представления о нормальной жизни, пока ты находишь счастье и безопасность в своем образе жизни.

– Ты говоришь почти как мой психотерапевт, – она отправила в рот огромную ложку мороженого.

Я вздохнула и уставилась на своё мороженое, потом решила, что к чёрту это, и тоже залила его взбитыми сливками.

– У всех нас есть свои странные маленькие проблемы с мозгом, с которыми приходится иметь дело.

– Странные маленькие проблемы с мозгом, мне это нравится, – сказала Корделия, подняв руку, даже не успев съесть предыдущую порцию. Виктор поморщился, увидев её набитый рот, но ничего не сказал.

– Я называю это нейропсихологией.¹⁰

– Да, – хихикнула она. – Это звучит лучше, чем перечислять весь список сокращений. СДВГ, ПТСР, САР. Я работаю над сбором всего алфавита нейропсихологии.

Я кивнула.

– У меня это Генерализованное тревожное расстройство (ГТР)¹¹ и аутизм.

– У меня было предчувствие.

–Тоже самое.

Мы улыбнулись друг другу поверх наших вазочек с мороженым. Это действительно был нейродивергентный радар. Я не знала, как это объяснить, но вас каким–то образом тянуло друг к другу. Очевидно, некоторые исследования показали, что нейротипичные люди думали, что в нейродивергентных людях есть что–то “необычное” в течение двух минут после знакомства с ними, не имея возможности определить, что именно. К счастью, тот же инстинкт работал и наоборот.

– Ну, я хочу быть хорошим учителем. А хорошие учителя понимают, что у каждого человека разные потребности.

– Я думаю, ты будешь отличным учителем.

– Спасибо, – рассмеялась я. – И я думаю, у тебя отлично получится командовать людьми из своего дома.

– Послушай, я знаю, что смерть моей матери получила широкую огласку. Её застрелили. Я стояла прямо рядом с ней. Вот и вся история, верно? – Корделия размазывала красного мармеладного мишку по горе взбитых сливок, но её взгляд был прикован к кухонному окну, хотя снаружи было совсем темно.

– Корделия, – сказал Виктор тоном, который я не смогла определить.

Она кивнула и слегка улыбнулась ему, прежде чем полностью развернуться на стуле лицом ко мне.

– В неё стреляли, но история на этом не заканчивается. Меня схватили и затащили в фургон. Похитители, очевидно, думали, что убийство моей матери заставит моего отца понять, что они без колебаний застрелят и меня, если он не отдаст им 20 миллионов, которые они потребовали в качестве выкупа, – она поморщилась, но не сделала паузы достаточно долго, чтобы я успела задать вопросы. – Я три дня сидела связанной в какой–то комнате без окон, с бутылкой воды и чизбургером, чтобы подкрепиться, прежде чем они вытащили меня оттуда. Мой отец потратил эти три дня на то, чтобы снизить сумму выкупа до четырех миллионов. Я говорю это не для того, чтобы ты пожалела меня, но я думаю, ты заслуживаешь полной правды, учитывая, что сейчас ты – половина меня.

– Боже, – выдохнула я. Я даже представить не могу, через какую боль и страх она, должно быть, прошла за эти три дня. Неудивительно, что она не хотела возвращаться туда. И подумать только, что её отец мог сократить это время. Монтгомери были миллиардерами. Разница в шестнадцать миллионов была сущим пустяком при их уровне благосостояния. – Твой отец, похоже, та ещё задница.

Корделия громко хихикнула.

– О, так и было. Надеюсь, он сгниет в аду.

Виктор неопределенно хмыкнул в знак согласия, соскребая последние кусочки мороженого.

– Я думаю, ты бы понравилась моему отцу, – сказала я.

– Каким он был до того, как заболел?

Я даже не потрудилась спросить, откуда она узнала, что он болел. Я смирилась с тем фактом, что Корделия покопалась в моей жизни, прежде чем впустить меня в свою. Зная, через что ей пришлось пройти, я вряд ли могу держать на неё зла.