Наша поездка на машине короткая, минуты три, не больше. На подъезде к дому я разглядываю его красивое лицо, вбирая в себя каждую деталь. Полные губы, прямой нос, острая челюсть, темно-коричневые брови, глаза цвета корицы и волосы цвета шоколада, слегка вьющиеся под кепкой. До недавнего времени я никогда не ценила коричневый цвет во всех его оттенках.

— В следующий раз я пойду пешком, но спасибо тебе за то, что подвез и за все, что сделал для меня сегодня, — почти шепчу я, мой голос низкий и мягкий.

Он буравит меня взглядом, его глубокий голос заполняет все пространство.

— Нет, не пойдешь, и всегда пожалуйста.

Я кривлю губы и морщу нос. Он когда-нибудь отключит эту гиперопеку? Как можно быть таким чертовски милым и заботливым.

С его губ сползло прежнее суровое выражение, и на лице появилась ухмылка.

— Нет, я никогда не останавливаюсь, если тебе это интересно. Ты все еще уверена, что хочешь дружить со мной?

Я не уверена, что хочу только дружить с тобой.

Я смотрю на него, и в моей груди разливается тепло.

— Конечно, — я вышла из его машины и повернулась, чтобы помахать ему через лобовое стекло, но увидела, что он тоже вышел, обогнув капот своей машины, чтобы подойти ко мне.

— Что ты делаешь? — спросила я.

— Провожаю тебя до двери, — невозмутимо отвечает он.

Я смотрю на него сквозь сузившиеся глаза, мои губы поджаты.

— Перестань быть такой милой и просто позволь мне сделать это, — улыбается он, и на его щеках появляются ямочки.

Он только что назвал меня милой? И почему мое сердце словно пробежало километр? Он назвал меня милой. Он же не сказал, что любит меня, и не трахнул до потери сознания.

Я чувствую, как мои щеки начинают пылать, поэтому отворачиваюсь и иду к своей двери, а Кэмерон идет рядом со мной.

Мы останавливаемся прямо перед дверью и смотрим друг другу в глаза. Кэмерон мгновенно заключает меня в объятия, его руки обхватывают мою поясницу, и я таю под его телом, потому что он такой чертовски большой: его рост и масса мышц, что я чувствую себя как за каменной стеной, когда он обнимает меня.

Я тихонько вздыхаю, уткнувшись лицом в его грудь. Кэмерон притягивает меня к себе еще крепче, его подбородок упирается в мою голову.

Я чувствую себя в безопасности и никогда не хочу покидать его объятий, но в то же время мне кажется, что это слишком для меня, что чувства, которые я испытываю к нему, рвутся на первый план в моем сердце и разуме. Может, это нормально, когда тебе так нравится друг. А может, и ненормально, потому что мы с Тео точно так не обнимаемся.

Отпустив меня, он отходит назад с умиротворенным выражением лица.

— Спокойной ночи, Рори, — шепчет он, затем поворачивается и направляется к своей машине, унося с собой мое сердце.

Нет, подождите, я забираю его обратно. Этого не может быть. Никакой кражи моего сердца, нет. Волейбол и место в команде США – вот единственное, для чего в моем сердце есть место. По крайней мере, я пытаюсь убедить себя в этом.

Сообщение приходит на мой телефон, лежащий на тумбочке, как раз в тот момент, когда я забираюсь в постель тридцать минут спустя. Я перекатываюсь в сторону и беру телефон, увидев сообщение от Кэмерона.

Кэмерон: Не могу поверить, что ты считаешь Грута круче Ракеты.

С моих губ срывается смешок. Мы спорили во время фильма о том, кто круче – Ракета или Грут. Он утверждал, что Грут не умеет говорить и половину времени раздражает своей неосведомленностью, в то время как Ракета, по его мнению, гораздо смешнее и умнее.

Аврора: Грут – вышестоящий член Стражей Галактики. Не хочу слышать никаких аргументов против.

Кэмерон: К слову, мне нравится с тобой спорить.

Аврора: Могу сказать то же самое. Мне нужно выспаться. Еще раз спасибо за сегодняшний день.

Кэмерон: Всегда пожалуйста. Спокойной ночи, Рори.

Ах. Опять это прозвище.

И хотя мне немного грустно от напоминания о том, кто меня так называл, отчасти я счастлива. Мне радостно слышать его снова. Как будто я воссоединяюсь с мамой, когда он это говорит.

Я подумала о том, чтобы сказать ему не называть меня так, но мой мозг сработал быстрее, каким-то образом поняв, что мне это нужно.