ГЛАВА 5

ДЖЕКС

Ублюдок не брал трубку.

Ну, конечно, бля.

Я снова посмотрел на фотографию. Я не мог перестать это делать — каждый человек на нашей планете мог видеть, как моя сестра липла к Миллеру так, словно ей необходимо использовать его легкие, чтобы получить следующую дозу кислорода.

Вызов снова отправился на голосовую почту.

Зарычав, я хлопнул рукой по гранитной столешнице и посмотрел на телевизор. В такой ситуации ни единого шанса, чтобы посмотреть записи игр прошлого сезона и сделать заметки.

Варианты.

Чтобы успокоиться, я сделал вдох через нос и выдохнул через рот, повторил этот процесс еще пять раз, затем спокойно сел на диван и позволил себе сосредоточиться на умиротворяющем звуке часов, тикавших на заднем плане.

Тишина оглушала.

Я сжал кулаки.

Моя вина.

Я сказал, что они должны притвориться, что встречаются.

Мне нужно прекратить делать поспешные выводы. Успокоиться, черт побери, и подумать о том, что могло подтолкнуть двух человек, которые этим утром выглядели так, словно были готовы поубивать друг друга, к поцелую… к такому поцелую.

Я закрыл глаза.

Затем быстро их открыл и снова схватил телефон, на этот раз посмотрел на угол съемки фотографии. Там стоял кто-то еще.

Любой наш товарищ по команде посмотрел бы в другую сторону или дал бы Миллеру «пять». Либо так, либо начал бы писать свой некролог.

Но не Андерсон.

Засранец Андерсон был достаточно хитроумным, чтобы сделать фото и запостить его везде, где только можно, но зачем? Чтобы доставить неприятности Миллеру? Чтобы меня выставили из команды после того, как я бы узнал, кто сделал фото, и надрал бы ему задницу? Сезон еще не начался. У менеджеров связаны руки, да и проблемы у них посерьезнее, чем поцелуй их звездного игрока с одной из черлидерш.

Ревность?

Или, возможно, он пытался разоблачить их блеф?

Возможно, он не поверил в то, что они состояли в отношениях, Бог свидетель, что он был осведомлен в том, как я отношусь к возможности, что Кинс будет встречаться с футболистом.

А если он не поверил в их ложь.

То не будет держаться от нее подальше.

Я откинулся на спинку дивана и застонал.

Я отказывался рисковать и сосредотачиваться не на футболе и отце, а даже на малейшую возможность того, что Андерсон снова испортит жизнь Кинс.

У меня сдавило в груди.

Мысли путались, вынося на первый план мрачные воспоминания о том, как нес в дом маленькую Кинси, а еще кровь, ее крики. И о том, как годы спустя она встречалась с Андерсоном, и пустота на ее лице не давала покоя. Этот контролирующий ублюдок должен сидеть в тюрьме.

Я серьезно относился к жизни своей сестры, к ее сердечным делам. Кое-кто мог бы сказать, что слишком чересчур. Но этот кое-кто может отправляться к черту, потому что никто не знал Кинс так, как я — не знал ее боли, не разделял ее.

Ведь, именно я тогда был с Кинс, помогал собирать осколки.

Когда ее бросили.

Когда она была потерянной.

Когда ей было больно.

Когда Андерсон унижал ее словами до тех пор, пока девушки, которую я знал, больше не стало.

Когда Кинс была лишь оболочкой той, которой она была сейчас. Когда она смотрела на пищу так, словно еда сейчас оживет и кинется на нее… Когда она совсем перестала приходить на праздники, потому что ее парень был таким садистским контролирующим ублюдком, что отказывался позволять ей видеться с ее семьей, опасаясь того, что мы расскажем ей правду… Что он обращался с ней, как с рабыней, и еще заставлял ее за это его благодарить.

Я ненавидел то, как много видел в Андерсоне общего с собой.

И вот через две недели начнется предсезонье.

Через. Две. Недели.

Я разблокировал телефон и снова набрал Миллера.

— Йо. — Он казался запыхавшимся.

— Йо? — повторил я. — Йо? Вот так ты отвечаешь на звонок после дерьма, вроде той фотографии в соцсетях? Йо?

— Ох, извини, ты ожидал, что я начну беседу с объяснений? Именно ты попросил меня это сделать, и при первых признаках того, что мы с Кинс встречаемся, ты облаиваешь мою задницу?

Миллер чересчур сильно защищался.

И у меня встали дыбом волоски на руках.

Я решил не трогать его.

Ведь, если я что точно и знал о своем друге, это то, что он начинал защищаться лишь тогда, когда что-то скрывал.

Я лишь молил Бога, чтобы это «что-то» не было связано с моей сестрой.

— Послушай, — я прочистил горло, пытаясь успокоиться. — Я тут подумал...

— А когда ты не думаешь?!

Я хмыкнул.

— Для кого-то, чей язык совсем недавно был во рту моей сестры по самое горло, у тебя на удивление плохое настроение. Интересно, с чего бы это?

— Уж точно не потому, что я этим наслаждался, — быстро сказал он.

— Ох?

— Черт, нет! Она твоя сестра, мужик. Итак, о чем же ты думал?

— Об ужине.

Он помолчал.

— Ты мне позвонил, потому что голоден? — сказал затем Миллер.

— Да, Миллер, я тебе позвонил, чтобы ты привез мне еды. — Я закатил глаза. — Нет, я подумал, что было бы… весело… — я запнулся на последнем слове. Когда я в последний раз веселился? — Весело, — повторил я, заставляя себя говорить более расслабленно, несмотря на то, что свободной рукой я сжимал диванную подушку с такой силой, что у меня онемели пальцы. — Было бы весело, если бы мы все вместе сходили на ужин.

— Мы все?

— Ты, я, Санчес, Эмерсон, Кинс… Ну, ты знаешь, все мы.

Миллер колебался. Какого черта он колебался? На заднем плане раздался чей-то голос.

— Там с тобой кто-то есть?

— НЕТ! — крикнул он. — Извини, пришлось убавить звук на телевизоре, а то он такой громкий и раздражающий…

— О’кей…

— Итак, ужин… — Миллер кашлянул, затем кашлянул громче.

— Чувак, ты заболел? Тебе же лучше, если ты ничем не заразил Кинс!

— Рад, что ты о ней беспокоишься больше, чем обо мне, это причиняет боль, мужик.

— Она — родная кровь. — Я сделал паузу, поморщился и добавил: — Тебя можно заменить.

— Я запомнил.

— Итак, ужин? — Я уже в третий раз об этом спрашивал? Явно потерял нить разговора.

— Звучит здорово, но ты приведешь с собой девушку.

Я похолодел.

— Хрен с два я это сделаю!

— Если ты придешь без пары, я гарантирую, что Кинс не согласится пойти со мной, пока ты не согласишься привести с собой девушку. Ты же знаешь, какая она в последнее время, пытаясь тебя с кем-нибудь свести.

— Она разрушает мою концентрацию, и знает это!

— Весело, — фыркнул Миллер. — Ты едва можешь произнести это слово без хмурого вида, может попытаешься хоть раз действительно повеселиться, лучший во всей Америке квотербек, получивший кубок «Хейсмана» (прим. пер.: The Heisman Memorial Trophy — награда самому яркому игроку, вручаемая по итогам регулярного сезона NCAA. Трофей был создан в 1935 году для вручения самому ценному игроку восточного Миссисипи. Позже он стал более универсальной наградой, вручаемой специальной комиссией теперь уже любому футбольному игроку в колледже).

У меня пересохло во рту.

— Ты же знаешь, что я ненавижу, когда ты вспоминаешь об этом дерьме.

— Настоящие друзья показывают друг другу свои трофеи.

— Повтори это медленнее, Миллер, и скажи, как это звучит, я подожду.

Он громко хохотнул.

— Мужик, просто приведи кого-нибудь!

У меня на лбу начали выступать капельки пота. Я не ходил на свидания. Я не мог. Женщины не встречаются с такими парнями, как я. Они хотят их трахнуть, хотят заполучить главную роль в следующем понравившемся им фильме, внезапно беременеют, а затем смеются всю дорогу в банк. За все время, что я в футболе, не было ни одного случая, когда бы я почувствовал себя достаточно комфортно, чтобы пригласить женщину на свидание, и при этом не испытывать опасений относительно ее злого умысла.

— У меня нет времени, чтобы найти себе пару, — пробормотал я. — Уже два часа дня, а ты знаешь, что я люблю рано ужинать.

— Боже, ты настоящий старый пердун, а ведь понимаешь, что есть что-то еще помимо меню для ранних пташек, да?

Конечно же я об этом знал, и у меня были деньги на все, что бы ни захотел, черт побери, просто не хотел застревать в толпе, где все женщины только и делали, что пялились, поднимали повыше свои юбки, писали на салфетках номера своих телефонов, или просто зажимали меня в углу и предлагали секс. Мне хотелось чего-то настоящего.

Чего-то такого, как у моих родителей.

Я почувствовал острую боль, настолько жалящую, что у меня перехватило дыхание, от того как она ударила меня прямо в грудь.

— Миллер…

— Давай, хотя бы соберемся в семнадцать тридцать, разошли групповое СМС, и, возможно, тебе повезет, и к тому времени кто-нибудь появится у тебя на пороге, — быстро добавил друг, потому что должно быть, заметил изменения в моем голосе.

— Не хочется тебя расстраивать, дружище, но я не склонен платить за свидания или за стриптизерш и проституток.

— Ах, тебе нравится, чтобы они обслуживали тебя бесплатно?

— Ублюдок.

— Джекс?

Я уставился на потолок, в груди сдавило из-за страха перед одной лишь идей разговора с девушкой, ради приглашения на свидание. Я ни с кем не встречался с колледжа, и это было самой настоящей катастрофой. На меня западало очень много девушек, и они делали это так отчаянно и бездарно, что я с головой ушел в футбол, ведь именно он дарил мне спокойствие. Футбол был единственным, чему я мог доверять. Футбол оставался в моей жизни не потому что на подходе был чек на кругленькую сумму.

— Я о ней позабочусь.

Я выдохнул.

А затем еще раз.

— Я знаю, мужик, извини, что я веду себя как сумасшедший, не знаю, почему так происходит… — Я знал, просто не хотел этого признавать.

Тело моего отца умирало после каждого сеанса химиотерапии.

И я ничего не мог поделать, чтобы это остановить.

Удержать моего героя от превращения в ничто.

Или чтобы прекратить бояться того, что это может привести к физическому и эмоциональному срыву Кинс, как это было в прошлом. Знание, что Миллер прикроет ее спину, приносило мне немного покоя.

— Хорошо, — прошептал я.