Глава четырнадцатая

Лиам

Не могу сказать, что преподавание хоккея когда-либо было в списке того, чем я хотел заниматься. Я бы не подписался на это дерьмо, если бы не Алия, заставившая меня взяться за это. Хотя должен сказать, что я предпочту застрять на катке с кучей шестилетних детей, которые едва могут держаться на коньках, чем остаться в квартире с ее психованным братом.

Когда Алия ушла в душ, он пошагово объяснил, как убьет меня и будет наслаждаться этим, если я хоть пальцем трону его сестру. Это было наглядно и очень в стиле крестного отца. Наверное, этого должно было хватить, чтобы я перестал думать о ней. Но этого не произошло. Потому что даже когда он объяснял, как будет медленно резать меня, кусочек за кусочком, демонстрируя свою угрозу на помидоре ножом для разделки, у меня в голове крутились мысли о его сестре в душе, голой, мокрой, скользкой. И как бы мы повеселились, если бы я оказался там с ней.

Черт, может, Алия права. Я на пути к саморазрушению. Даже зная, что со мной произойдет, если я прикоснусь к ней, я хочу это сделать. Я хочу прикоснуться к каждому гребаному дюйму ее тела.

Я смотрю туда, где она сидит у края катка. Она одета в джинсы и белый свитер. На руках у нее светло-розовые перчатки, а вокруг шеи намотан такой же шарф. Она полностью укутана с ног до головы, но при этом совершенно очаровательна.

Тренер молодежной лиги дает свисток.

― Собирайтесь, ― зовет он, и дети медленно направляются к тому месту, где мы стоим. К счастью, моя роль здесь заключается исключительно в том, чтобы служить вдохновением. Тренируйте свои навыки, и вы сможете стать мной. Хотя не знаю, почему кто-то хочет, чтобы его дети были похожи на меня. Я в полном дерьме. ― Что вы скажете мистеру Кингу за то, что он провел с нами этот день? ― спрашивает тренер.

― Спасибо, мистер Кинг, ― хором восклицают все.

― Не за что. ― Я киваю, не зная, что еще сказать. Я показал им несколько приемов, и они с трепетом наблюдали, как я качусь по льду, прежде чем забросить шайбу в сетку.

― Ладно, начинайте. И помните: практика, практика, практика, ― напоминает им тренер.

Все дети бегут к выходу, кроме одной маленькой девочки, которая задерживается. Она подходит ко мне и вытягивает шею.

― Мистер Кинг, как вы думаете, девочки тоже могут попасть в НХЛ? ― спрашивает она меня.

Я моргаю, глядя на ребенка, и приседаю, чтобы быть с ней на одном уровне, и ей не приходилось так сильно вытягивать шею.

― Я думаю, что девочки могут делать все, что захотят, милая. И между нами, ты ― лучший игрок в этой команде. ― Я подмигиваю ей, и большая, счастливая, беззубая улыбка растягивается на ее лице.

― Я знаю. Я пыталась им это сказать, но все мальчишки говорят, что я девочка и не должна играть в хоккей.

― Ну, мальчики тупые, ― уверяю я ее. Это не ложь. Мы все действительно чертовски тупые большую часть времени, особенно когда речь идет о девушках.

― Они такие… и еще противные. ― Она смеется. ― Спасибо, мистер Кинг, ― говорит она и убегает к женщине, которая ждет ее у кромки. Должно быть, это мама ребенка ― она также единственная женщина, которая не пялилась на меня всю тренировку.

Я следую за девочкой, уходящей со льда, и наклоняюсь, чтобы подобрать шайбу, которой мы пользовались.

― Алия, у тебя есть маркер? ― спрашиваю я ее. Алия лезет в сумку и достает золотой маркер «Sharpie». Клянусь, эта девушка всегда ко всему готова. Я беру маркер, подписываю шайбу и подхожу к маленькой девочке, которая стоит рядом со своей мамой. ― Как тебя зовут?

― Грейси, ― она улыбается.

― Ну что ж, Грейси, это тебе. ― Я передаю ей шайбу и смотрю на ее маму. ― Она очень хорошо стоит на коньках, ― говорю я женщине.

― Я знаю. Мы проводим здесь большую часть нашего свободного времени. Она не хочет делать ничего другого, кроме как кататься на коньках и играть в хоккей, ― говорит ее мама.

― Было приятно познакомиться с тобой, Грейси. И не забывай, мальчики ― отстой, а девочки могут делать все, что хотят, ― говорю я и киваю ее маме, после чего иду обратно к тому месту, где сидит Алия с растерянным выражением лица. ― Что случилось? ― спрашиваю я.

― Ничего. Просто мне кажется, что я знаю эту женщину, но я не могу вспомнить откуда. ― Алия пожимает плечами. ― Это было очень мило… то, что ты сделал.

― Малышка сказала, что мальчишки сказали ей, что она не должна играть в хоккей. Это меня разозлило. Если бы у меня была дочь, я бы не хотел, чтобы какой-то ублюдок говорил ей, что она не может что-то делать только потому, что она девочка, ― говорю я.

― Всю жизнь мне говорили, что мне не нужно ничего делать. Мои братья и отец относятся ко мне так, будто я маленькая хрупкая вещица. Ценная вещь, которую они должны защищать любой ценой.

― Ну, это тоже неплохо, знаешь ли. То, что у тебя есть семья, которая любит тебя настолько, что защищает. И если учесть, кто твоя семья, то они, наверное, правы. Тебе не стоит ввязываться в их дерьмо. Ты лучше, чем это, ― говорю я ей.

― Ты этого не знаешь.

― Знаю. И если ты когда-нибудь захочешь, чтобы кто-то обращался с тобой так, будто ты не хрупкая, я это сделаю. ― Я наклоняюсь к ней. ― Я буду трахать тебя так жестко и грубо, что ты будешь чувствовать меня между ног еще несколько недель, ― шепчу я.

Глаза Алии расширяются, рот приоткрывается.

― Не могу поверить, что ты только что сказал мне это. Неужели пистолет, приставленный к твоей голове сегодня утром, ничему тебя не научил?

― Он научил меня тому, что твой брат ― психопат. ― Я пожимаю плечами. ― Почему-то мне кажется, что трахнуть тебя будет стоить того, чтобы снова с ним столкнуться.

― Ладно, тебе действительно нужно остановиться. Единственная причина, по которой ты думаешь, что хочешь меня, ― это то, что я, вероятно, первая девушка, которая сказала тебе «нет». Смирись с этим. Я не буду спать с тобой, Лиам. ― Алия подхватывает свою сумку. ― Пойдем, я отвезу тебя домой и очень надеюсь, что ты действительно останешься сегодня дома, ― говорит она.

Я иду за ней к машине, мои глаза прикованы к ее заднице. Заднице, которую я хочу сжать своими руками, предпочтительно, когда она обхватит ногами мою талию, пока я трахаю ее у стены. Хотя часть меня задается вопросом, не права ли она. Неужели я хочу трахнуть ее только потому, что она не прыгает в мою постель? Я так не думаю. Но я могу точно сказать, что погоня захватывает. За последние пару дней я ни разу не взглянул на другую. Даже на тех, которых привел мой брат. Нет, мой член даже не шевельнулся при виде их. Но стоит только взглянуть на Алию, и он становится твердым как камень. Думаю, это не потому, что она отрицает наше влечение. Думаю, это потому, что она, должно быть, самая сексуальная девушка, которую я когда-либо встречал.

― Я ничего не говорил о сне. Не будет никакого сна, Алия. Я не знаю, с кем ты занималась сексом, но, судя по всему, ты делала это неправильно, ― говорю я ей, закрывая дверь машины.

Она закатывает глаза, что, как мне кажется, она часто делает, когда мы вместе.

― Лиам Кинг, я не буду трахаться с тобой. Смирись с этим.

― Я не заметил у тебя в квартире никаких парней. Этот Каспер ведь не существует? ― спрашиваю я.

― Он существует. Хотя я ничего не говорила о том, что Каспер ― это парень. Я просто сказала, что он мой сосед по комнате. Мой белый, пушистый, сосед мужского пола, который, как оказалось, много мяукает.

― Каспер ― кот? Я соревнуюсь с котом, чтобы попасть в твою постель? ― Я смеюсь.

― Нет никакого соревнования. Ты не попадешь в мою постель.

― Хорошо, мы воспользуемся моей, ― предлагаю я.

Алия качает головой и заводит машину. Она не хочет продолжать этот разговор. Думаю, я ее утомил. Надеюсь, что так и есть. А может, мне просто нужно пойти и перепихнуться, чтобы выбросить ее из головы. Когда она останавливается перед моим домом, то бросает на меня строгий взгляд.

― Пожалуйста, не заставляй меня снова тебя разыскивать. У меня есть планы на вечер. Планы, которые я не хочу прерывать.

― Куда ты собираешься? ― спрашиваю я. У нее свидание? Потому что если это так, то я определенно испорчу эти планы.

― На девичник. ― Она улыбается.

― С твоими подругами? Ты же знаешь, что я с радостью потусуюсь на вашем девичнике.

― Ты не девушка, ― говорит она.

― Это сексизм, мисс Монро.

― Подай на меня в суд. Только сначала выйди из моей машины. ― Она ухмыляется.

― Развлекайся, но не слишком. Я буду рядом, если ты передумаешь и решишь повеселиться по-настоящему. Со мной. В моей постели, ― говорю я, прежде чем выпрыгнуть из машины. Она уезжает так быстро, что, только подойдя к лифту, я понимаю, что оставил свою сумку на заднем сидении. Я отправляю ей сообщение.

Я:

Мои коньки на заднем сидении твоей машины. Можешь завезти их позже, когда наконец решишь принять мое предложение.

Я вижу, что сообщение прочитано, но она не отвечает. Я убираю телефон в карман и поднимаюсь в свою квартиру.

― Чему ты улыбаешься? ― спрашивает Мэтти, как только я переступаю порог.

― Ничему. Почему ты все еще здесь? ― спрашиваю я.

― Я ждал тебя. Нам нужно поговорить. О маме, ― говорит он.

― Нет, не нужно. ― Я подхожу к холодильнику и достаю пиво.

― Нет, нужно. Почему ты с ней не разговариваешь? Что она сделала? ― спрашивает он. ― Она не перестает звонить мне и спрашивать о тебе.

― Это ерунда, Мэтти. Оставь это.

― Нет, это не так, иначе ты бы отвечал на ее звонки, ― возражает он.

― Она прекрасно знает, что сделала, и то, что она втягивает тебя, ― это дерьмово. Игнорируй ее. Это не так уж сложно, ― говорю я ему.

― Это как-то связано с тем, что ты выбил все дерьмо из своего тренера? ― спрашивает он, и моя спина напрягается. ― Да. Я, блядь, так и знал, ― выплевывает он.

― Ты ничего не знаешь.

― Она переспала с ним, да? ― говорит он. ― Несложно догадаться. Она наша мать. Она не может удержаться от того, чтобы не превратить все вокруг в дерьмо. ― Он качает головой. ― Черт, а Глен знает?

Глен, милый, заботливый муж моей матери.

― Понятия не имею. Это не моя забота ― просвещать его, что его жена ― изменщица… ― Остальное я опускаю. Как бы я ни был зол, я не могу назвать ее тем словом, которое было у меня в голове. Она все еще моя мама.