Глава 3

Алек

Лакхлан взял бокал скотча в ванную, а это означало, что он был зол. Он всегда пил, когда был расстроен, и, учитывая, что он выпил две бутылки с тех пор, как мы приземлились в Инвернессе, он был в ярости.

Он также не разговаривал со мной уже несколько часов. Я не был детективом, но счёл это довольно веским доказательством того, что я был источником его гнева. Женщина, спавшая несколькими комнатами ниже, тоже имела к этому какое-то отношение. К счастью, она проспала остаток полёта, пересадку с самолёта на машину и всю дорогу до замка. Ситуация с ней была достаточно деликатной, чтобы не вмешивать в неё опасения Лакхлана.

Я развалился в огромном кресле в его спальне, вздох нарастал в моей груди, когда я взглянул на дверь ванной. Как долго он ещё собирался там пробыть? Я перевёл взгляд на комод, где он оставил третью бутылку скотча. Я был не прочь взять его в заложники алкоголем, если это означало, что он был вынужден перестать относиться ко мне холодно.

Как будто я позвал его, дверь открылась, и Лакхлан вышел, со скотчем в руке и белым полотенцем вокруг бёдер.

Он остановился, когда увидел меня.

‒ Ты всё ещё не спишь.

‒ Да. По мнению экспертов по отношениям, ты никогда не должен ложиться спать сердитым. И я знаю, что ты злишься на меня.

Он поморщился.

‒ Ты говоришь, как американец.

‒ Очень хорошо. Тогда переключайся. Ты злишься на меня, и я думаю, что знаю почему. Кроме того, наша пара американка, так что тебе, наверное, стоит привыкнуть к сленгу.

‒ Ты не знаешь наша ли она пара.

Я сел.

‒ Я чертовски хорошо это знаю, Лакх, и ты тоже. Притворяйся сколько хочешь, но Хлоя Дрексел ‒ наша.

‒ Она человек.

‒ И что?

‒ Поэтому я надеялся на что-то большее. Пару, достойную нашей расы.

‒ Я не могу понять, шутишь ты или нет. У тебя это так плохо получается.

Мгновение он пристально смотрел на меня, затем опрокинул свой бокал и направился к комоду.

Наконец я позволил своему вздоху вырваться наружу.

‒ Это не сработает, ты же знаешь. Тебе понадобится половина подвала, чтобы напиться, и ты сожжёшь его при первом же обращении, ‒ я выглянул в зарешеченные окна. ‒ Что должно быть завтра, так как сейчас почти полнолуние.

Он встретился со мной взглядом в зеркале туалетного столика, наливая скотча в бокал ещё на палец.

‒ Что ты знаешь о зове луны?

‒ Я знаю, что ты можешь быть образцовым мерзавцем, когда находишься на пороге вынужденного обращения. В данном случае ты продолжаешь настаивать на том, что человек недостаточно хорош для тебя, а это полный отстой.

‒ Отвали, Алек.

‒ Теперь, кто звучит по-американски? ‒ я встал и пересёк комнату, позволяя своему взгляду блуждать по его голой спине и упругой заднице, когда я приблизился к нему. Его тёмные волосы были влажными после душа, и капли влаги всё ещё усеивали его золотистую кожу. Даже после того, как я был удовлетворён ‒ поцарапайте это, очень удовлетворён ‒ сеансом с Хлоей, я мгновенно возбудился при одном виде Лакхлана. Реакция моего тела на него давно перестала меня удивлять. Теперь это было для меня так же обыденно, как дыхание или моргание ‒ непроизвольная реакция, которая происходила просто оттого, что я находился с ним в одной комнате.

Иногда чертовски неудобно, но, тем не менее, это факт.

Я обуздал свою похоть, остановившись позади него. Потому что, как бы ни старались эти эксперты по отношениям давать шаблонные советы, в их словах был смысл. Если я позволю разногласиям между мной и Лакхланом затянуться, это может в конечном итоге всё испортить. Нам нужно было поговорить.

Сделав глубокий вдох, я констатировал очевидное.

‒ Ты злишься, что я претендовал на Хлою.

Его взгляд в зеркале был жёстким.

‒ Да.

‒ Не все люди одинаковы. Это твоё предубеждение…

‒ Не относится к делу. Если она наша, я приму это. Но мы согласились подождать, чтобы заявить на неё права. Важно быть уверенным.

Его резкий тон был знакомым. Это был тот же самый, который он использовал всякий раз, когда я пытался докопаться до сути его неприязни к людям. Лакхлан был рассудителен почти во всём в жизни, но люди были его больным местом. Хуже того, он отказывался обсуждать свою враждебность, не говоря уже о том, чтобы пытаться преодолеть её. За эти годы я научилась не давить на него.

Только теперь у меня не было выбора.

‒ Не обязательно заявлять права, Лакх. Ты знаешь, что нам обоим нужно сделать её нашей навсегда. И ей было так грустно после того, как её жених-хуесос бросил её на глазах у всей толпы.

Подозрение затуманило его глаза в зеркале.

‒ Ты не имеешь к этому никакого отношения, не так ли?

На мгновение я потерял дар речи. Затем вспыхнул мой собственный гнев.

‒ Господи, чувак, конечно, нет. Я рад, что он всё просрал. Это должно было произойти, если мы хотим обеспечить её безопасность. Но я не такая большая задница, чтобы подставлять её для публичного унижения, ‒ я нахмурился, глядя на него. ‒ Как ты мог даже подумать об этом?

Лакхлан повернулся ко мне с выражением раскаяния на лице.

‒ Прости. Я знаю, ты бы не причинил ей такой боли. Но ты очаровал её в самолёте. Я чувствовал это.

‒ Я ослабил её запреты.

‒ Ты сделал гораздо больше, чем это. Я никогда не видел твой дар таким сильным.

В его словах был смысл. Хлоя была невероятно восприимчива, когда я очаровал её ‒ способность, которую я унаследовал от своей матери. Двоюродный брат гипноза, обаяние позволяло владельцу глубоко проникать в сознание субъекта, улавливать мысль или фантазию и побуждать его действовать в соответствии с ними. Его лучше всего использовать экономно, так как внушение может легко перейти в принуждение.

Судя по нахмуренному лбу Лакхлана, он беспокоился, что моё влияние на Хлою склоняется к последнему.

‒ Я был осторожен, ‒ сказал я. ‒ И я не мог позволить ей остаться в Нью-Йорке. Она была уязвима с того дня, как встретила нас. Наши враги ‒ которых, на случай, если ты забыл, очень много ‒ хотели бы вцепиться в неё когтями.

‒ Я в курсе, ‒ ответил он недовольным голосом.

‒ Что ещё более важно, эта поездка должна была дать тебе шанс наконец осознать то, что было очевидно в течение трёх месяцев, ‒ когда он ничего не сказал, я добавил: ‒ Она наша пара. Это очевидная часть.

Лакхлан на мгновение замолчал. Затем он скрестил руки на груди, его прежнее недовольство всплыло с новой силой.

‒ Тебе не следовало очаровывать её. Теперь мы никогда не узнаем, хотела ли она нас сама или потому, что ты вложил эту идею ей в голову.

‒ Ты серьёзно? ‒ я рассмеялся, пытаясь не обращать внимания на то, как напряглись мышцы Лакхлана, когда он скрестил руки на груди. ‒ Я мог бы подтолкнуть её, но она действовала в соответствии с этим, потому что хотела этого. Ты знаешь, что она видела нас вместе в тот вечер в офисе. Она не переставала думать об этом, ‒ я сдержал улыбку. У Хлои Дрексел могло быть лицо ангела, но её разум был дьявольски непослушным.

Золотые глаза Лакхлана вспыхнули, его внутренний зверь выглянул наружу.

‒ Я чувствовал запах её желания, даже когда мы ждали в терминале.

‒ Да, это верно, ‒ сказал я, ухватившись за его признание. ‒ Она хотела нас, Лакх. Я никогда в жизни не чувствовал более влажной киски.

‒ Ну, тебе это определённо понравилось.

Раздражение в его голосе заставило меня замолчать, а затем меня охватило веселье.

‒ Это то, из-за чего ты расстроен? Тебе не удалось засунуть свой член во что-нибудь?

‒ Очень зрело, Алек.

Я шагнул к нему, наши груди почти соприкоснулись.

‒ Это так, да?

‒ Это не... ‒ Лакхлан втянул воздух, когда я нашёл щель в полотенце и схватил его член. Он тут же затвердел в моей руке.

‒ Лжец, ‒ пробормотал я, поглаживая его, мой собственный член затвердел от ощущения его толстого ствола в моей ладони. Это было всё равно что держать стальную трубу, обтянутую шёлком. Нуждаясь в нём ещё больше, я раскрыл полотенце и позволил тому упасть на землю.

Лакхлан прислонился к комоду, опираясь на тыльную сторону ладоней.

‒ Перестань пытаться отвлечь меня, ‒ пробормотал он, но не сделал ни малейшего движения, чтобы прекратить мои действия.

Полностью обнажённый Лакхлан представлял собой зрелище, и на мгновение я позволил своим глазам свободно блуждать по расположенной передо мной добыче. Шесть футов четыре дюйма тёплого, мускулистого мужчины. Широкие плечи. Гладкая грудь. Мощные бёдра и набухший член. Я наклонился и поцеловал нижнюю часть его челюсти, облизывая там кожу. Он застонал и откинул голову назад, предоставляя мне лучший доступ.

‒ Мм-м, ‒ пробормотал я, прижимаясь к его горячей коже, ‒ мне нравится, когда ты пропускаешь бритье на день или два. Я мог бы захотеть немного сыпи от щетины на своей заднице, если ты не против попозже использовать свой язык с пользой. Но прямо сейчас я хочу попробовать твой член на вкус.

Лакхлан сглотнул так сильно, что это было слышно.

‒ Это плохая идея. Мы можем разбудить Хлою.

Я обхватил его яйца, лаская гладкий мешочек и внутренне улыбаясь, когда он подался бёдрами вперёд.

‒ Нет, мы не разбудим. Я уложил её спать в самолёте. Она проспит до утра и проснётся с мыслью, что сегодняшняя ночь была сном.

Он посмотрел на меня, часть желания исчезла из его глаз.

‒ Ты слишком сильно давишь, Алек. Она человек. Ты повредишь её рассудок.

‒ Я знаю, что делаю, ‒ ответил я. Как бы для демонстрации, я снова сжал его ствол.

Лакхлан положил предупреждающе руку мне на грудь.

‒ Я серьёзно. Ты опасно близок к тому, чтобы нарушить договор.

‒ Чепуха. Мы её не похищали.

‒ Ты понимаешь разницу?

Я отпустил его и отступил назад.

‒ Что это должно означать?

‒ Это не какая-то игра фейри. Выживание нашей расы зависит от договора. У нас нет женщин…

‒ Я прекрасно знаю, что у нас нет женщин, ‒ произнёс я, и мои волосы встали дыбом при упоминании народа моей матери. Я позволил частичке этой стороны моей родословной пробраться под мою кожу, моё сердце забилось быстрее, когда сила затопила мои вены. ‒ Но у нас есть наша женщина, и я делаю всё возможное, чтобы уберечь её, пока ты не перестанешь упрямиться и не признаешь, что она наша. И странно, что у тебя, похоже, не было с ней проблем, когда ты срывал с неё блузку и трахал себя кулаком у неё на глазах.