Его совершенно не волновало, что новая обсерватория должна была называться обсерваторией Кэрролла в честь человека, создавшего совершенный рефлектор. В то время Кэрролл был занят своими невидимыми силовыми полями и пространственными плоскостями напряжения и не хотел, чтобы его беспокоили по пустякам — особенно если к их изобретению он на самом деле не приложил руки.
Сколько пользы принесла бы человечеству обсерватория Кэрролла, если бы Солнечная система была разрушена!
Мэйджорс вошёл в кабинет доктора Полларда с большой глянцевой фотографией в руке. Поллард удивлённо поднял глаза, когда Мэйджорс сказал:
— Я, наверное, начинаю сходить с ума.
— Да? И что заставляет вас так думать?
Мэйджорс рассмеялся.
— То, что каждый раз, когда у меня возникает проблема, я, кажется, обращаюсь к вам, вместо того чтобы обратиться к теоретикам и физикам, которые могут дать на неё ответ.
Поллард улыбнулся.
— Я думаю, вы приходите сюда, потому что это единственное место, где вы можете отстаивать свою точку зрения перед другим человеком, который может отстоять свою точку зрения перед вами, — заметил он.
— Что ж, — признался Мэйджорс, — вы не разбираетесь в теоретической физике так хорошо, как я, а психология не по зубам мне. В любом случае, что вы об этом думаете?
На фотографии был изображён кусочек неба. Поллард покачал головой.
— Это что, какой-то тест? — спросил он. — Помните, я психиатр, и это мне положено давать пациенту странные предметы и спрашивать, что он в них видит.
Мэйджорс рассмеялся.
— Это область Волопаса.
— Волопас, — невпопад пробормотал Поллард, — это крестьянин, занятый выпасом крупного рогатого скота.
— Хорошо, я тихо уйду, — усмехнулся Мэйджорс. — А если серьёзно, то посмотрите сюда.
Он указал на крошечное пятнышко среди мириадов звёзд.
— И что? — спросил доктор.
— Этого не должно быть.
— Может быть, дефект плёнки?
— Нет, — возразил Мэйджорс. — Это сохраняется на протяжении двадцати семи фотографий, сделанных с интервалом в одну минуту, каждая из которых экспонировалась в течение одной минуты.
— Хм. Что это?
— Не знаю, — ответил Мэйджорс. — Но это чертовски интересно.
— Волопас — это регион, откуда исходит излучение Лоусона, не так ли?
Мэйджорс кивнул.
— Вот почему они прислали этот снимок мне. Снимок был сделан телескопом Кэрролла на Луне, и это своего рода дань уважения Кэрроллу за то, что первые фотографии и работы, выполненные с помощью его изобретения, были направлены на ту часть неба, над которой он так долго работал, и который привёл его в столь печальное состояние.
— Скажите, Мэйджорс, а часто бывают такие пятна?
— Такие — нет, но были и другие.
Доктор Поллард посмотрел на пятно.
— Давайте отнесём это Кэрроллу, — предложил он. — Возможно, это может что-то значить для той скрытой части его сознания, которая отказывается признавать то, что ей известно об излучении Лоусона.
— С помощью телепорта?
— Почему бы и нет? Если его нет на другом конце, мы просто наткнёмся на сплошное зеркало и не сможем пройти сквозь него. Долгое время меня беспокоила мысль о том, что мне некуда пойти. Просто выйти — бог знает куда — потому что другой конец не подключён. Давайте!
Телепорт в лаборатории лечебницы Кэрролла предупредил физика, что они проходят сквозь него. Когда они вошли, он обернулся с раздражённой улыбкой на лице. Перед ним лежал длинный лист бумаги с записями излучения Лоусона, которые Кэрролл изучал с помощью лупы.
Мэйджорс протянул Кэрроллу фотографию и спросил:
— Что вы об этом думаете?
— Изображение сильно размыто, как будто было неправильно сфокусировано, — ответил Кэрролл.
— Да, но почему?
— Вы слышали о линзе Эйнштейна?
— Смутно, но я думал, что это был просто теория — без вероятности того, что это когда-нибудь случится.
Поллард покачал головой.
— Я вообще ничего об этом не знаю, — признался он.
Кэрролл снисходительно улыбнулся.
— Свет обладает энергией, а энергия имеет массу, — сказал он. — Следовательно, свет обладает массой. Массы притягиваются друг к другу в соответствии с законом всемирного тяготения Ньютона. Следовательно, свет искривляется, проходя вблизи от массы.
— Понятно, — сказал Поллард, делая правильный вывод. — Значит, свет, излучаемый очень далёкой галактикой, может пройти достаточно близко к тёмной массе — при этом Терра, масса и галактика находятся на одной линии, — чтобы далёкая галактика сфокусировалась здесь?
— Да, — ответил Кэрролл. — Масса действует как двояковыпуклая линза, потому что при прохождении луча она направляет весь свет по касательной к центру.
— Но эффект линзы Эйнштейна не приводит к образованию таких пятен, — возразил Мэйджорс.
Поллард присвистнул.
— Вы хотите сказать, что эффект линзы Эйнштейна известен как факт?
— Верно. Известно несколько случаев, которые были признаны таковыми!
— Удивительно!
Кэрролл оторвал взгляд от пятна.
— Отрицательная линза, — сказал он, — вызвала бы подобную диффузию.
Мэйджорс моргнул.
— Это означало бы— о, нет!
— Отрицательную материю, — быстро ответил Кэрролл.
— Хм. Вы предполагаете отрицательную материю на линии света звезды?
Кэрролл кивнул.
Мэйджорс улыбнулся и достал рулон тридцатипятимиллиметровой плёнки и протянул его Кэрроллу.
— Я взял на себя смелость сделать отпечатки меньшего размера, — сказал он. — Это остальные тридцать пять снимков, сделанных рядом с этой областью. На втором снимке вы увидите начало размытия, а на двадцать восьмом — его завершение. Остальные — просто запасные.
Кэрролл посмотрел на пятна, одно за другим.
— Вы заметите, что тринадцатое, двадцатое и двадцать пятое имеют довольно большую площадь, — сказал Мэйджорс. — Кроме того, тридцать первого — после того, как тело, предположительно, вышло за пределы линии — была замечена ещё одна слабая вспышка. Это было через несколько минут после того, как объект вышел за пределы линии.
Кэрролл внимательно просмотрел снимки, а затем, не говоря ни слова, повернулся к столу. Он взял кассету с записями излучения Лоусона и протянул её Мэйджорсу.
— Здесь, — сказал он, — показана корреляция между астрономическим фактом и излучением Лоусона.
На линии было четыре определённых точки. Четыре вытянутых вверх столбика, на каждом из которых было указано время приёма. Хотя время приёма не совпадало по часам, интервал между точками и полученными фотографиями был идеальным.
— И что? — спросил Мэйджорс, а Поллард затаил дыхание.
— Масса отрицательной материи, пролетающая в космосе, — сказал Кэрролл, — естественно, время от времени сталкивается с метеоритами или небольшими небесными телами.
— Но если отрицательная материя отталкивает, а не притягивает? — возразил Мэйджорс.
— Тогда, — просто сказал Кэрролл, — единственные массы, которые могут столкнуться с отталкивающей космической отрицательной массой — это те другие массы, которые обладают скоростью, соответствующей скорости убегания нормальной массы!
Мэйджорс выглядел задумчивым.
— Я понял, — сказал Мэйджорс. — Скорость убегания — это скорость, достигаемая любой массой при падении на землю с бесконечного расстояния. В пересчёте к любой массе, имеющей такую скорость в момент старта, не нужно больше прикладывать ускорение, чтобы она могла улететь на бесконечное расстояние, преодолевая силу тяжести. Понятно?
— Ага, — сказал Поллард.
— В случае отталкивающей массы — отрицательной массы — для того, чтобы любой другой объект мог ударить по нему, он должен обладать достаточной энергией, чтобы преодолеть отталкивание. Это было бы обратным эквивалентом скорости убегания!
— Отрицательная и положительная массы нейтрализуют друг друга?
Кэрролл кивнул.
— Это и порождает излучение Лоусона!
— Значит, все эти годы мы наблюдали, как в объекты с отрицательной массой попадают обычные метеориты.
Кэрролл покачал головой.
— Вы посмотрите на орбиту этой массы, — сказал он, — и вы обнаружите, что она должна ударить по Солнцу!
— Вы уверены?
— Я подозреваю это, — сказал Кэрролл. — Инопланетяне должны уничтожить нас, чтобы мы не уничтожили их. Таков их способ. Мы должны остановить эту массу!
— Послушайте, — сказал Мэйджорс. — Давайте сначала выясним курс этого небесного объекта!
— Всё так и будет, — сказал Кэрролл.
— Кэрролл, — возразил Мэйджорс, — почему вы так упорно обвиняешь инопланетян в том, что определённо является делом космического случая?
— Потому что это не космический случай, — огрызнулся Кэрролл. — И я ещё докажу это!