Прежде чем я успеваю решить, выходить мне самой или нет, Итан берет дело в свои руки.

— Прямо здесь! Это она! – он дико машет на меня, как будто нашел золотой приз.

Пятьдесят или более пар взглядов останавливаются на мне, и с каждым взглядом мой план остаться незамеченной в этом учебном году превращается в пыль. Этот поступок Рафферти настолько необычен, что новости о нем разнесутся по кампусу, как лесной пожар. Именно это и было его планом. Он не хочет, чтобы я могла спрятаться. Он хочет, чтобы я была впереди и в центре, чтобы он мог меня видеть. Где он сможет разоблачить меня.

Рафферти аплодирует:

— За Пози! Пусть это будет возвращение домой, которого ты заслуживаешь, – и когда он это делает, у меня такое ощущение, будто кто-то сидит у меня на груди.

Словно отрепетированный номер, все вокруг меня взрываются, повторяя в точности его слова. Совершенно не осознавая кульминации этой дурацкой шутки, они аплодируют и улыбаются мне. Один за другим они выпивают предложенный алкоголь, пока не осталась одна я с полным стаканом.

— Давай, почетный гость! — подбадривает Зейди, слегка подталкивая меня локтем. — Кстати, я понятия не имела, что ты его знаешь.

Глядя на мужчину, который когда-то был для меня всем, но теперь хочет, чтобы я была его врагом, я подношу стакан к губам.

— Было время, когда я знала его лучше, чем кто-либо.

Темный туман ненависти вокруг него сделал его неузнаваемым.

— Что изменилось?

Ответ прост.

— Я разбила ему сердце, – с этими словами я выпила содержимое, жжение от алкоголя сочеталось с волной эмоций в моем горле. — Мне нужна минутка, — говорю я ей через плечо, прежде чем протолкнуться сквозь толпу.

Я не уверена, куда иду, мне просто нужна секунда, чтобы поправить маску, в которой я изначально пришла сюда. Если сегодня начнётся наша битва, мне нужно поддерживать свою броню как можно лучше.

Пьяные завсегдатаи вечеринок скандируют мое имя, пока я лавирую между ними к задней раздвижной стеклянной двери, которая выглядит так, будто это часть других современных обновлений, внесенных в это историческое место. Когда дверь за мной закрылась и звуки моего имени затихли, я наконец почувствовала, что слышу свои мысли, а осенний воздух позволяет мне дышать легче.

Подойдя к менее освещенной стороне патио, я прислоняюсь к фасаду дома из красного кирпича и закрываю глаза. Нести эту тяжесть было намного легче, когда я жила на противоположном побережье, но, вернувшись сюда, лицом к лицу с ним, кажется, что эта тяжесть сокрушает меня.

— Тебе не следовало возвращаться, и тебе действительно не следовало приходить сюда сегодня вечером, – голос справа от меня заставил мои глаза распахнуться, и у меня перехватило дыхание. Отпрыгнув от стены, я смотрю на человека, скрытого в тени. Он сидит на холодной бетонной земле, прислонившись спиной к кирпичной стене. Он кладет свою татуированную руку на подтянутое к нему колено, в то время как другая выпрямлена. Бутылка с выпивкой, источник его слегка невнятной речи, стоит рядом без крышки.

— Пакс… – это имя я произносила тысячи раз, но на этот раз оно прозвучало как скорбный вздох.

Он вмешивается, прежде чем я успеваю сказать что-нибудь еще.

— Я серьезно, П, – от этого прозвища у меня сжимается сердце. Это имя заставляет меня тосковать по временам, которые мы никогда не вернём, потому что я чиркнула по ним спичкой. — Зачем тебе сюда возвращаться?

Нескоординированными и вялыми движениями он отрывается от холодной земли. Стеклянная бутылка при этом лязгает о бетон, оставшаяся внутри жидкость разбрызгивается по бокам. Инстинктивно я подхожу ближе, протягивая руки, чтобы помочь ему удержаться, если понадобится. Прежде чем я успеваю прикоснуться хотя бы к его черной рубашке, он вырывается из моей досягаемости, чтобы избежать любого контакта.

Его собственные руки взлетают вверх, чтобы удержать меня на расстоянии.

— Не надо, — рявкает он с резкостью в голосе, которую я не узнаю. Пакс всегда был нежным.

Я сразу же сожалею о своем переезде. Борясь с желанием обнять его и уткнуться лицом в его грудь, я отступаю назад, чтобы дать ему пространство.

— Мне жаль. Я просто… — я замолкаю, не находя слов, хотя мне хочется сказать ему сотню вещей. Поэтому я выбираю самый простой вариант. — Мне просто жаль, Пакс. Мне жаль, что я не смогла быть здесь ради тебя, но знаю, что мне этого хотелось. Черт, я хотела быть здесь.

Он не отвечает, и тени скрывают выражение его лица, но я чувствую на себе его взгляд. Я не знаю, что он видит, когда смотрит на меня. Моё лицо вызывает только плохие воспоминания, как у Рафферти, или Пакс помнит и хорошие времена, как я?

Нос горит, и вот-вот потекут слезы.

— Ты можешь поговорить со мной. Раньше ты мог говорить со мной о чем угодно. Не было ни одной вещи, о которой мы не могли бы поговорить. Каждой темной деталью мы поделились друг с другом.

Его смех мрачный, лишенный юмора.

— Это сработало для нас очень хорошо, не так ли? – его слова ранили глубоко, открывая старые раны и создавая новые.

Его голова трясется, и, не говоря ни слова, он проходит мимо меня.

— Пакс… — пытаюсь я, желая, чтобы он остался еще немного.

Он останавливается в нескольких шагах от двери, но не поворачивается ко мне.

— Чего бы это ни стоило, мне тоже очень жаль, Пози. Мне жаль твоего отца.

Мой папа. Два слова заставили кислород исчезнуть из моих легких. Раньше это были два слова, которые наполняли меня комфортом и безопасностью, но теперь они меня просто огорчают.

Пакстон исчезает за стеклянной дверью, лишая меня возможности ответить, но все в порядке, поскольку я не уверена, что сейчас смогу говорить без слез. И я не хочу больше лить из-за этого слез. В прошлом году я потратила положенную сумму, и это стоило мне стипендии.

Чувствуя себя неловко от всего, что произошло за последние десять минут, я иду через внутренний дворик, намереваясь сесть на место, которое только что покинул Пакс, но на полпути мое тело начинает чувствовать себя странно. Как будто каждый нерв под моей кожей гудит. Оно начинается с пальцев ног и рук, а затем стекает с макушки головы. Словно каскад, он охватывает мое тело, и мое зрение начинает темнеть по краям.

Мои глаза быстро моргают, вроде бы это исправит ситуацию, но становится только хуже, и при этом мои ноги начинают дрожать.

Ты потеряешь сознание, говорит тихий голос в моей голове, сядь, прежде чем удариться головой об этот бетон.

Я изо всех сил стараюсь изящно опуститься на землю, но на полпути падаю назад. Сквозь окутавшую меня нечеткую дымку я чувствую ожог поврежденной кожи на локтях после того, как они приняли на себя основной удар.

Слева от меня доносятся шаги, и кажется, что моя голова весит сто фунтов, когда она наклоняется в направлении доносящегося звука. В этот момент я не вижу ничего, кроме размытых очертаний, но размытую фигуру, стоящую надо мной, безошибочно узнать.

— Ладно, бабочка, давай поиграем, — последнее, что я слышу, прежде чем поддаться темноте.