— Я знаю, – в августе я не мог поверить в это, но теперь я понимаю, что это неоспоримая истина. Она любила Пози как дочь и любила бы ее еще больше, зная, чем она пожертвовала ради Пакстона. Я знаю, что это так.

— Теперь нам просто нужно вылечить Пакстона, и все будет идеально.

Пакс был тем, кто позвонил Клэр и признался в своей борьбе с таблетками и алкоголем. Он сделал это по дороге в реабилитационный центр в Орегоне, чтобы она не беспокоилась о том, где он будет в течение трех месяцев. Мы с Пози уже дважды ездили к нему в гости и планируем поехать еще раз в ближайшие несколько недель. Он отлично справляется и работает изо всех сил. Он еще этого не видит, но однажды он поймет, насколько он силен.

— Она приближается, — говорю я ей в то же время, когда Пози смотрит на меня через всю комнату. — Я догоню тебя через некоторое время, бабушка.

Оставив свой стакан на ближайшем столе, я пробираюсь через комнату, чтобы добраться до нее. Я игнорирую тех немногих, кто зовет меня по имени, пытаясь завязать со мной разговор. Если я собираюсь стать их начальником, то, наверное, лучше, чтобы они поняли сейчас, что я не совсем сердечен и не доступен для общения. Если они это сделают, нам всем будет легче.

Рука Пози уже тянется ко мне, прежде чем я добираюсь до нее, и когда я прохожу мимо нее, мои пальцы переплетаются с ее. Я не останавливаюсь и не замедляюсь. Я просто тяну ее за собой к стеклянным дверям, ведущим на террасу на крыше.

Здесь больше никого нет, потому что чертовски холодно, но меня это не волнует. Тишина и ее компания — это все, что мне сейчас нужно. Подведя ее к краю, мы смотрим на город. Отсюда мы можем увидеть Спейс-Нидл и различные фейерверки, которые проходят по всему городу.

— Ох, вау… — шепчет она, делая шаг вперед и кладя руки на стеклянные перила.

Зная, что она, вероятно, замерзла, я снимаю свою черную куртку и накидываю ей на плечи. Осторожно высвобождая ее волосы из воротника, я оттягиваю их в сторону и обнажаю ее шею. Не в силах сдержаться, я наклоняю голову и прижимаюсь губами к ее коже. Вздох удовлетворения заставил меня улыбнуться ей в горло.

Она наклоняется спиной ко мне спереди, когда я стою позади нее и обнимаю ее за талию. Мы остаемся так, наблюдая, как фейерверк освещает небо, не знаю, как долго. Именно эти тихие моменты мне нравятся больше всего. Я позволяю ее спокойствию впитаться в меня и позволяю ему сосредоточить меня.

Поскольку с этого момента у меня вошло в привычку (если хотите, традицию) спрашивать каждую ночь, я опускаю голову и шепчу ей на ухо:

— Можем ли мы пожениться сейчас?

Я ожидаю, что она рассмеется надо мной и покачает головой, как обычно, но на этот раз она молчит, ее внимание по-прежнему приковано к ярким огням, мелькающим в небе. Тот самый свет отражается в ее глазах, когда она поворачивает голову, чтобы посмотреть на меня.

Мое сердце почти останавливается, когда она кивает головой и просто говорит:

— Хорошо. Давай поженимся.

Не веря ей, я делаю шаг назад, чтобы видеть ее лицо целиком.

— Серьезно?

— Серьезно. Давай поженимся.

— Что случилось с тобой, когда ты захотела, чтобы семья и друзья были там?

Она пожимает плечами, а на темно-красных губах появляется захватывающая дух улыбка.

— Мы устроим вечеринку в другой раз, но этот…Кажется, это правильно. Я хочу выйти за тебя замуж сегодня вечером. Только ты и я.

Пальцы поднимают ее подбородок, я прижимаюсь губами к ее.

— Наконец-то, черт возьми, — шепчу я им.

Понятия не имею, где я найду кого-нибудь, кто поженит нас так поздно в канун Нового года, но я разберусь с этим.

Для моей бабочки я похищу священника, если понадобится.