Я открываю дверь, во мне горят тревога и предвкушение.

Всегда...

Кенна показывает средний палец оператору, затем захлопывает дверь у него перед носом и оборачивается, чтобы посмотреть на меня.

— Твоя комната в другом месте, — указываю я на дверь у него за спиной.

— Сегодня вечером моя комната здесь, — говорит он с дерзкой улыбкой. И наблюдает за моей реакцией.

То есть за тем, как я заикаюсь.

— Н-н-нет. Нет, не здесь.

— Да, именно здесь.

Маккенна вдруг подхватывает меня на руки и, охнув, говорит:

— Ты тяжёлая, малышка.

— Отпусти меня, если не хочешь заработать грыжу! Боже!

— Грыжа, лучше и не скажешь, — смеётся он. И с лёгкостью относит меня на кровать — грёбаный клоун даже грамма усилий не прилагает, чтобы отнести такую тяжёлую меня. Затем опускает меня на кровать, снимает с меня туфли на шпильках и бросает их на пол. В смятении я пытаюсь спастись бегством, когда понимаю, к чему это снова может привести. Опасность!

— Не надо! Этого никогда не будет, Маккенна.

— Это уже происходит, — возражает он. — Я остаюсь на ночь, Пандора.

— Но я этого не хочу!

Он берёт мою ступню в одну руку и скользит пальцами другой вверх по голой ноге, его сексуальные губы растягиваются в белозубой хищной улыбке.

— Дай мне десять минут, чтобы доказать, что ты ошибаешься. Чтобы доказать тебе, как сильно ты сама этого хочешь.

Я смотрю на его обнажённую грудь, чувствую пальцы на своде стопы и с дрожью в голосе говорю:

— Я не хочу, чтобы ты был здесь.

Маккенна замолкает, и на мгновение мне кажется, что он собирается уйти, и это наполняет меня неожиданной паникой, которая только ещё больше сбивает с толку.

Но он не уходит.

Кенна одаривает меня кривой ухмылкой.

— Десять минут, и ты запоёшь по-другому.

— Я не пою — это делаешь ты.

— Ты будешь петь, как чёртова канарейка, детка. Ложись, — говорит он, и напряжённость в его взгляде идеально сочетается с дьявольской ухмылкой и апломбом.

— Ладно. Даю тебе десять минут. Но в одежде, — соглашаюсь я. — И если ты не сможешь соблазнить меня за десять минут, то ты уйдёшь.

— Я не буду трогать твою одежду. Но считай, что тебя уже соблазнили, — с невинным видом поднимает он руки.

Я успокаиваюсь. Отчасти.

Однако сердце продолжает биться, как барабан.

Снова устраиваюсь в постели, которая принимает меня в свои объятия, и я не понимаю, почему не протестую, просто у меня нет сил делать что-либо, кроме как дышать. Я никогда ещё так остро не ощущала своё дыхание.

Вдох, выдох. Вдох, выдох.

Его прикосновения, вернувшиеся к моей руке и обжигающие тыльную сторону запястья, заставляют меня напрячься. Я резко выдыхаю, когда он проводит пальцами вверх, это так знакомо и восхитительно. О боже, это так восхитительно. Он дотрагивается нежно, словно пёрышко, но с напряжением в миллиард киловатт.

Когда я вспоминаю, как Маккенна впервые прикоснулся ко мне, то хочется закрыть глаза. Я помню его лицо, помню, как его сексуальный рот изгибался в идеальной улыбке, и я клянусь, его глаза говорили, что он любил меня, как Ромео любил глупую Джульетту. Я чувствовала его пристальный взгляд в своём сердце. Сейчас он не улыбается. Прикрыв потемневшие глаза, с серьёзным и сосредоточенным, как и всегда, выражением лица, проводит двумя пальцами по моей обнажённой руке. Сердце больше не чувствует его пристального взгляда, но я ощущаю его взгляд у себя между ног. На сосках. На своих чёртовых яичниках. Я могла бы забеременеть от этого взгляда.

Кенна просовывает кончики пальцев под рукав футболки, затем проводит ими вниз по руке.

— Расслабься, Пинк, — мурлычет он.

Его голос приобрёл грубость, и волоски на руках встают дыбом от удовольствия.

— Меня зовут... Пандора.

— Так случилось, что я очень хорошо знаю твоё имя и помню, что оно тебе не нравилось, но тебе нравилось, когда я называл тебя красоткой. От этого у тебя темнели глаза, и ты прикусывала губу точно так же, как делаешь это сейчас, потому что тебе очень хотелось, чтобы я тебя поцеловал. Ты помнишь это, красотка?

Я усмехаюсь, но звук получается слабый. Я прикусываю губу, но теперь она кажется влажной, и Маккенна пристально смотрит на неё, как будто ожидая, что я приглашу его меня поцеловать. Он продолжает прикасаться ко мне своими длинными музыкальными пальцами.

Никогда не встречайтесь с музыкантом. Потому что другие мужчины никогда не смогут с ним сравниться.

Гибкими пальцами Кенна ласкает мои руки и локти. Запястья и пальцы. Потом, поглаживая, поднимаются вверх по ногам. Эти пальцы скользят по мне, и в животе сворачивается тугой узел удовольствия.

Я с трудом делаю вдох и выдох. Вдох, выдох.

Когда он проводит пальцами по моему горлу, мышцы сводит от напряжения. Боже, как тут можно устоять? Как можно сопротивляться парню, единственному, кого я когда-либо целовала. Когда-либо любила, и занималась любовью. Его пальцы скользят по моей коже, и я начинаю ёрзать.

— Расслабься. Дай мне десять минут, чтобы заставить тебя передумать, а прошло всего лишь две.

— Серьёзно? Только две? — хныкаю я.

Он наклоняется и целует мою ключицу, горло. Тёплое дыхание овевает моё тело, и я вспоминаю всё.

Пальцы, которыми Кенна прикасается ко мне. Ты совершенство, Пандора...

Мои пальцы, неловко обхватывающие его член. Как мне?..

Малышка, клянусь, как только ты пошевелишь рукой, я кончу.

Я держу в руке член Маккенны, горячий, длинный и толстый. Сердце пускается вскачь, тело бьёт нервная дрожь от возбуждения. Он смотрит на меня сверху вниз, будто изголодавшийся сексуальный маньяк. Головка влажная, и мне хочется попробовать...

Твою мать, не двигай этой рукой!

Накатывают воспоминания о том, какими невинными и возбуждёнными мы были, и прежде, чем разум успевает меня остановить, обвиваю руками шею Маккенны и выдыхаю ему в ухо:

— Хорошо, можешь сегодня остаться на ночь.

Его взгляд устремляется на моё лицо, он приподнимает одну бровь.

— Уверена?

Я прикусываю губу и нетерпеливо киваю.

Слышу, как он шепчет: «Чёрт», и тут же просовывает руки под мою футболку и обхватывает грудь поверх лифчика, глядя на меня сверху вниз и облизывая губы, словно смакуя меня. Нельзя хотеть этого так сильно, действительно нельзя.

— Только на одну ночь, — говорю я. «Навсегда…» — слышу у себя в голове.

Но он сосредоточенно кивает и говорит:

— Только на одну ночь.

Маккенна прокладывает дорожку поцелуев к моему рту, я поднимаю голову и приоткрываю губы, и когда наши губы соприкасаются, он стонет и продолжает только скользить по ним своими. Меня так возбуждают мысли о поцелуе с ним в постели, что я открываю глаза.

— Что? — шепчу я, затаив дыхание и чувствуя, как тело судорожно сжимается от желания, когда он проводит пальцами по моим соскам. — Ты не хочешь поцеловать меня? — Мне хотелось немного подразнить его своим поцелуем, но теперь я уже сама чувствую, что меня дразнят, потому что он решил меня так наказать.

Маккенна убирает руки из-под футболки и поднимает моё лицо к себе, ладонями обхватывает затылок, и, пристально всматриваясь горящими от вожделения глазами, бормочет:

— Я хочу намного больше, чем просто целовать тебя.

Я облизываю губы и смотрю на его рот. Его рот, который я действительно хочу — нет, в котором нуждаюсь, — прямо сейчас. Собираюсь попросить о том, чего хочу, но я уже попросила его остаться, и просьба о большем заставляет меня чувствовать себя беззащитной... такой открытой... такой слабой...

Мне неудобно выражать свои чувства, и эту чёрту я унаследовала от своей мамы. Её отношения с моим отцом были почти деловыми. С тех пор как он умер, с тех пор как ушёл Маккенна, моим единственным источником эмоций была Магнолия.

Но она не представляет для меня такой опасности, как Маккенна.

Она не сломала меня так, как это сделал он.

Поэтому я просто хватаю его за затылок, поднимаю голову и целую. Проходит всего лишь какая-то наносекунда, прежде чем он в ответ становится агрессивным, чуть не расплющивая меня, когда вытягивается надо мной своим большим телом так, что его член оказывается между моих бёдер. И я чувствую его. Его толстый, твёрдый, пульсирующий член. Вжавшийся в моё тело. Нас разделяют только мои джинсы и его кожаные штаны.

— Это надо снять, — говорит он и пытается потянуть мою майку вверх.

Останавливаю его и натягиваю её обратно.

— Подожди.

Его искрящиеся глаза бросают мне вызов, и я игриво улыбаюсь, стараясь делать это медленно, чтобы заставить его задохнуться в предвкушении.

«Сделай это, Пандора. Ох как он обрадуется, когда ты всё это у него отнимешь. Подумай о синих шарах, которые ты можешь ему устроить», — говорит во мне маленький дьявол. Тот самый дьявол, который наблюдал, как мне причиняли боль.

Он наблюдает с восхищением во взгляде.

Я стягиваю майку через голову.

Он тянется к лифчику.

— Подожди, — снова приказываю я.

Веки Маккенны тяжелеют, челюсти плотно сжаты, и он снова облизывает губы. Мой голодный волк с серебряными глазами...

Медленно расстёгиваю и снимаю лифчик.

Маккенна наблюдает, как я расстёгиваю молнию, и его глаза становятся всё темнее и темнее, а желваки на скулах ходят ходуном.

Он повторяет мои действия и расстёгивает молнию на своих кожаных штанах.

Смотрит на один напряжённый, твёрдый сосок, затем на другой, наклоняется, чтобы прикусить один кончик зубами, тянет, стаскивая штаны, а я скидываю свои. Застонав, я инстинктивно трусь об него, кожа к коже. Всё это не было запланировано — весь этот секс, — но у меня столько лет не было мужчины, что я просто... о-о-о. Его стон. Его стон убивает меня. Он обхватывает другую мою грудь ладонью и бормочет:

— Тебе понравился этот маленький стриптиз?

— А тебе? — задаю в ответ встречный вопрос.

Он тянет сосок сильнее, почти до боли.

— Как думаешь, насколько сильно я тебя хочу?

— Судя по... — качнув бёдрами, добиваюсь более тесного контакта — Предполагаю, что сильно?