В субботу утром я спустился к берегу озера. Там стояла скамейка, на которой сидел Элджин и курил. Всё в той же белой рубашке и тех же длинных брюках цвета хаки. Я никогда не видел его в другой одежде, словно это была своего рода униформа. Он попросил меня присесть рядом с ним, что я и сделал.

— Хорошо устроились?

— Да.

Он достал из набедренного кармана бумажник и протянул мне чек. Тот был выписан на мое имя от компании ООО "Дрим Корпорейшн". Сумма составляла тысячу долларов.

— Вы можете отнести его в "КиБанк" в Касл-Роке. Там у меня есть счета, как личные, так и корпоративные. Можете открыть себе счет, если пожелаете.

— Я могу просто обналичить его?

— Конечно. Вы помните первого испытуемого из альбома, что я вам оставил?

— Да. Алтея Гибсон. Парикмахер. На вид ей около тридцати.

— Хорошая память. Эйдетическая? Учитывая вашу скорость стенографии и знание вьетнамского, думаю, что да.

Значит, он немного покопался, провел небольшое расследование. Сделал несколько звонков, как говорят в таких случаях.

— Наверное. Я научился стенографии у сестры. Помогал ей в учёбе.

— И у вас это получалось лучше.

— Наверное, так. Но она добилась большего. Получила работу менеджером по персоналу в медицинском центре Восточного Мэна. Там лучше зарплата. — Ему необязательно было знать, что она умерла, я не хотел распространяться на эту тему.

— Вы были переводчиком во Вьетнаме.

— Некоторое время.

— Не желаете об этом говорить? Ладно. Здесь же хорошо? Спокойно. Позже появятся любители пикников. Жужжание лодок раздражает, оно тянется со Дня поминовения[201] до Дня труда[202], но фанаты пикников остаются дальше по пляжу.

— Ваш участок уединенный.

— Да. Мне нравится уединение. Мистер Дэвис, я верю в то, что могу изменить мир.

— Вы имеете в виду мир снов.

— Нет. Весь мир. Если у меня получится. — Он поднялся. — Я пришлю вам факс. Просмотрите его. Миссис Гибсон будет здесь в два часа дня во вторник. Я заплачу ей за закрытие её парикмахерской. Встретьте её и проводите внутрь. Я хочу заранее показать вам, как всё устроено. Скажем, в полдень. На случай, если она придет раньше.

— Хорошо.

— Прочитайте факс. Если будут замечания, воспользуйтесь интеркомом. В ином случае вы свободны до вторника. — Он протянул руку. Я встал, чтобы пожать ее. Меня снова поразил его вид вне времени. Какой-то умиротворенный. Он верил, что изменит мир. Он действительно верил в это.

Когда я варил кофе, затарахтел факс. Это был бланк согласия для его подопытных кроликов. Я снова задумался о законности данной операции. Там были поля, в которые испытуемый должен был вписать своё имя, адрес и номер телефона. Говорилось, что нижеподписавшийся был проинформирован и согласился на введение лёгкого снотворного препарата перед испытанием. Говорилось, что препарат выветрится через шесть часов или меньше и что испытуемый будет чувствовать себя хорошо. Поскольку препарат будет вводить Элджин и ответственность за последствия на меня не ложится, то у меня не возникло лишних мыслей. Признаюсь, мне становилось всё интереснее и интереснее. Я подумал, что, возможно, Элджин был сумасшедшим. После Вьетнама у меня был нюх на это. Я поехал в город и купил продукты. Банк был открыт до полудня. Я открыл счёт и положил на него сумму с чека, обналичив сто долларов. Не было никаких дополнительных проверок, значит, чек был надёжным. Я отобедал в "Закусочной Касл-Рока"[203], затем вернулся в гостевой домик и вздремнул. Сновидений не было.

Во вторник в полдень я появился в его большом доме. Элджин ждал меня на крыльце. Внутри дома с левой стороны была гостиная, где он смотрел мои документы о демобилизации и показывал свои книги Юнга. Справа были двойные двери. Он открыл их. Раньше там была столовая, но теперь она стала его лабораторией, где он собирался проводить свои эксперименты. Эта комната была разделена на две части фанерной стеной. Одна половина комнаты предназначалась для его подопытных. Там стояла кушетка с поднятой головой и опущенными ножками, как у психиатра. С одной стороны кушетки на штативе была установлена фотокамера "Полароид", направленная вниз. С другой стороны стоял маленький столик, на котором лежал блокнот "Блу Хорз", открытый на первой чистой странице, и ручка. Видимо, он ожидал, что его подопытные будут делать заметки или, возможно, захотят зафиксировать свои сновидения, пока те были свежи. На стенах были установлены колонки "Боуз". Посередине фанерной стены, обращённой к поднятой части кушетки, висело зеркало, и нужно было не просмотреть ни одного полицейского телесериала, чтобы не догадаться, что это было одностороннее стекло. На стороне Элджина стоял стол и ещё один "Полароид" на штативе, направленный на кушетку через одностороннее стекло. На столе был микрофон. Ряд кнопок. На стенах были еще колонки. Стереосистема "Филипс" с пластинкой на проигрывателе. Рядом с односторонним стеклом стоял стул.

— Это ваше, — сказал он, указывая на стул. — Ваш пост, где вы будете сидеть и наблюдать. У вас есть свежий блокнот?

— Да.

— Записывайте все мои слова. Если миссис Гибсон что-то скажет, вы услышите это из колонок с этой стороны и тоже фиксируйте. Если не разберёте, что она сказала — часто речь во сне неразборчива, — проведите двойную черту.

— Если бы был магнитофон... — начал я, но он отмахнулся.

— Я же сказал, что не будет записываться ни звук, ни изображение. Будут только "Полароиды". Я управляю звуковой системой и обеими камерами со стола.

— Без звука, без киноплёнки, понял. — Также не было никакого медицинского оборудования и не было никакой возможности записывать мозговые волны испытуемых или фазы быстрого сна. Весь этот проект выглядел каким-то безумием, но чек оказался надежным, как швейцарские часы, так что меня это устраивало. На лице Элджина не было ни возбуждения, ни нервозности. Олимпийское спокойствие. Он собирался изменить мир. Он был на все сто процентов в этом уверен.

Алтея Гибсон прибыла на пятнадцать минут раньше назначенного. Она была одной из тех двоих, кто прислал Элджину фотографию, сделанную, вероятно, профессиональным фотографом, использовавшим кольцевой свет, чтобы она выглядела немного моложе. Ей было около сорока, и она была полновата. Я встретил её у машины и представился помощником мистера Элджина.

— Мне немного страшновато, — сказала она, пока мы шли к дому. — Надеюсь, всё будет хорошо. Со мной всё будет в порядке, мистер Дэвис?

— Конечно, — заверил я её. — Всё пройдет, как по маслу.

Недаром говорят, что правда фантастичнее любого вымысла. Вот вам ярчайшее доказательство: женщина в конце проселочной дороги, заканчивающейся на частном пляже, разговаривает с мужчиной, которого она никогда раньше не видела, да и видела ли она ранее Элджина или только общалась с ним по телефону? Её не оттолкнуло, что с ней может случиться что-то плохое, хотя ей сказали, что ей дадут препарат, описанный как "лёгкое снотворное". Её не оттолкнуло, потому что плохие вещи случаются с другими людьми, в новостях по телевизору. Было ли это отсутствием воображения, что она не думала об изнасиловании или неглубокой могиле, или же это был лишь узкий горизонт её восприятия? Это поднимает вопрос о том, что такое воображение и что такое восприятие. Может, я думал в таком ключе, потому что повидал кое-что на другом конце света, где с людьми постоянно случались нехорошие вещи, иногда даже с парикмахерами.

— За восемьсот долларов, как я могла отказаться? — Она понизила голос и прошептала. — Я что, поймаю кайф?

— Я правда не знаю. Вы наша первая... — Кто же? — Наша первая клиентка.

— Вы же не воспользуетесь мной? — Сказано шутливо, в надежде, что это воспримут как шутку. — И он тоже?

— Ничего такого, — ответил Элджин, спускаясь в прихожую, чтобы поприветствовать её на крыльце. На плече у него висел небольшой плоский чемоданчик, похожий на полевую сумку разведчика. — Я абсолютно безвреден, как и Билл. — Он протянул обе руки, взял её за руки и слегка сжал. — Вам понравится. Обещаю.

Я протянул ей бланк согласия, который, вероятно, был таким же законным, как и трехдолларовая купюра. Она мельком пробежала глазами, заполнила пустые поля вверху, подписала внизу. Она жила своей жизнью и не представляла, что жизнь может закончиться или круто измениться. Слепота перед возможностями — это либо благословение, либо проклятие. Выбирайте сам. Элджин повел её к кушетке в бывшей столовой и достал из своего чемоданчика мензурку с прозрачной жидкостью. Он вытащил резиновую пробку и протянул ей мензурку. Она взяла её осторожно, словно боясь обжечься.

— Что это?

— Лёгкое снотворное, как я уже говорил. Оно введет вас в спокойное и безмятежное состояние и убаюкает вас. Не будет никаких побочных эффектов и похмелья. Это совершенно безвредно.

Она посмотрела на мензурку, затем, сделав жест как для тоста, произнесла:

— По губам и по зубам, держись, животик, оно там. — Она с легкостью выпила, правда фантастичнее любого вымысла, затем посмотрела на Элджина.

— Я думала, меня вырубит. Это была просто вода?

— В основном вода, — ответил он с улыбкой. — Вы вернетесь в свою машину и отправитесь домой... напомните, где вы живете?

— В Норт-Уиндхэме.

— Вы вернетесь в свою машину и поедете обратно в Норт-Уиндхэм в четыре часа с чеком на восемьсот долларов в сумочке. А пока расслабьтесь, и я скажу вам, что делать. Это очень просто. — Он взял у неё мензурку, вернул пробку и положил её обратно в чемоданчик, где для неё был специальный держатель. Он достал из кейса другую вещь. Это была картинка маленького домика в лесу. Дом был покрашен в красный цвет. У него была зеленая дверь с двумя каменными ступенями и кирпичный дымоход. Он протянул картинку ей.

— Сейчас я включу музыку. Очень тихую и спокойную. Послушайте её и смотрите на эту картинку.