Глава 28

Доктор Санто вывел её из своего кабинета под дулом пистолета, затем повёл вниз по лестнице. Она уже ходила по этому пути; он провожал её так, когда она просила литературу, поэтому она знала, что их целью была его лаборатория. Под угрозой выстрела Нхика оцепенела, превратившись в живой труп, тело не чувствовало ничего, пока она шла вперёд. Её плечо всё ещё кровоточило, кровь пропитывала перчатки и капала, оставляя за ними ровный след, но кто бы заметил это в больнице?

Они дошли до двойных дверей лаборатории доктора Санто. Когда-то золотые врата возможностей, теперь они превратились в пасть ада, окутанную слабым освещением и тусклым лунным светом. Он толкнул её внутрь, и когда двери за ней закрылись, Нхика почувствовала, как очередная часть её надежды превращается в страх.

Страх превратил коридоры в лабиринты, а смотровые комнаты — в тюремные камеры, но на самом деле с момента её последнего визита здесь мало что изменилось. Хирургический автоматон всё так же стоял за операционным столом, его клешни теперь были бездействующими. И там была дверь в библиотеку, где доктор Санто однажды предложил ей все знания, которые мог предоставить Теуман.

Вместо этих комнат доктор Санто привёл её к стальной двери без окон. Держа на прицеле, он открыл её и распахнул в простую белую комнату. Внутри находился ряд металлических гробов, смутно знакомых Нхике, встроенных с механизмами, проводами и мехами. Три из них оставались открытыми, обнажая внутри мягкие места, достаточно просторные для одного лежащего тела.

Последний, в конце ряда, был закрыт. Через стеклянное окно она увидела лицо, похожее на фарфор.

Доктор Санто заставил её подойти к последнему гробу, прижав пистолет к её рёбрам и крепко сжав раненое плечо. Его большой палец дразнил её рану. Он ослабил хватку только чтобы открыть гроб, сначала отщёлкнув ряд защёлок, затем освободив печать, которая зашипела, выпуская сжатый воздух.

Мальчик внутри не походил на фотографии на столе доктора Санто. Его мышцы почти полностью атрофировались, оставив только скелетную рамку, обтянутую сухой, натянутой кожей. Катетеры тянулись из гроба в разные части тела, приводимые в действие мехами, чтобы имитировать циркуляцию.

Это больше не был мальчик. Это не было даже тело. Чтобы облегчить свой ужас, Нхика могла считать это автоматоном, с шасси не из бронзы, а из костей, и функциями, выполняемыми машинами. Теперь, как никогда, она молилась, чтобы не было загробной жизни, потому что доктор Санто обрёк бы своего сына страдать в ней.

И он либо был в бреду, либо отчаянно надеялся, что она сможет его оживить.

— Ну? — сказал он, подталкивая её пистолетом. Она подошла к гробу, нахмурившись, и наблюдала, как тело пульсировало неестественными движениями, лёгкие раздувались воздухом, а трубки набухали под кожей.

Острая боль печали пронзила её. Она вспомнила их разговоры, газетные вырезки, и увидела, что вся медицинская империя доктора Санто была основана не для технократии Теумана, а для мальчика, которого он не смог спасти. Ирония была в том, что она понимала его — возможно, лучше, чем кто-либо мог. Она понимала его настолько хорошо, что знала: он никогда не перестанет пытаться, потому что если бы она действительно верила, что целительство сердец могло бы вернуть её семью, она бы тоже не остановилась.

— Его звали Лейтун, верно? — мягко сказала она.

— Это не имеет значения для тебя, — резко ответил доктор Санто. Казалось, на мгновение он оставит это так. Затем, с горем в голосе, которое напоминало ей того доктора Санто, которого она думала, что знала, он сказал: — Да, так его звали.

— Значит, всё это — убийства, вымогательства — ради него?

— Зачем мы делаем что-либо, мисс Суон, если не ради тех, кого любим?

— А как насчёт Мими и Андао? Трина? Мистера Конгми? Разве dы не любилb их?

— Когда потеряешь кого-то, кто значит для тебя весь мир, тогда поймёшь. Не всем из нас так повезло, чтобы родиться с даром возвращать их. — Гнев вернулся туда, где она освободила место для раскаяния, и Нхика хотела сказать ему, что она знала эту потерю — больше, чем он мог представить. Разница между ними была в том, что её потери побуждали её лечить других, тогда как его потери поглотили его. Это делало её настоящим целителем между ними. Вспомнив Кочина и рану на его груди, Нхика сдержала свои слова.

— Я снимаю свои перчатки, — сказала она. Медленно, показывая ему руки, она сняла перчатки и позволила им упасть на пол с влажным шлепком крови.

Наблюдая за доктором Санто уголком глаза, она протянула руку к телу. Нхика не хотела исцелять его; она даже не хотела касаться его. Теперь, с голыми руками, она подумала о том, чтобы попробовать добраться до доктора Санто, до тонкой полоски кожи на его глазах — единственной открытой кожи, которую она могла видеть, — но он стоял в трёх прыжках от неё. Она никогда не смогла бы обогнать пистолет; вместо этого, ей пришлось бы привлечь его ближе.

«Действуй так, будто они живы», — сказал ей Кочин. Нхика выдохнула и приготовилась исцелять.

Как только её энергия вошла в него, Нхика едва не вырвала. Это было смешение неестественного — все странные жидкости в нём, провода, змеящиеся под его кожей, гниение, через которое он прошёл. Одна только мысль об изменении чего-либо здесь вызывала у неё отвращение.

Она держала тело на расстоянии, исцеляя, как это делал Кочин, как она делала это на эксгумации. Она сосредоточилась на этом мальчике перед ней, остальная часть комнаты исчезла. Белые стены свернулись и обрушились в пустоту, пол погрузился в бездонную тьму по одному кафелю за раз, и потолок открылся, обнажив пустое пространство наверху.

Была только Нхика и это тело. Звуки гроба стихли до тишины, и даже пистолет доктора Санто казался далеко, далеко.

В этот момент Нхика знала только три вещи.

Первое — она никогда не сможет воскресить этот труп, сколько бы она ни старалась, потому что у неё не было знаний, и этот труп напоминал человека только по форме. Второе — её энергия иссякла до конца, и исцеление чего-либо ещё могло стоить ей жизни. Если ей придётся потратить её, она потратит её мудро.

И третье, самое важное — доктор Санто разорвал город ради этого одного, единственного ребёнка. Нхика знала, что доктор Санто не отпустит её, даже если бы она могла оживить мёртвых, а если бы не могла, он бы искал того, кто мог бы это сделать. Пока он верил, что есть шанс вернуть сына, он будет охотиться за целителем сердца, чтобы сделать это. Держать Кочина никогда не было ради исследований, органов, даже не ради целительства сердец.

Это было ради этого тела. Всегда было.

Поэтому Нхика уничтожит его.

Её энергия переплелась с трупом. Везде, где она касалось, органы взрывались и кровоточили. Кожа синела, кости крошились. Труп распадался под её прикосновением, разрушенный до предела, за которым не было восстановления, ни целителем сердца, ни кем бы то ни было.

— Что ты делаешь?! — взревел доктор Санто, оттаскивая её от тела. Но урон уже был нанесён; плоть расцвела зелёными и пурпурными пятнами от разложившейся крови, и провода вырвались из тонкой, как бумага, кожи. Доктор Санто взвыл, увидев ущерб, затем повернулся к ней.

Нхика бросилась вперёд, воспользовавшись моментом, её пальцы нашли щель на его лице.

Её энергия проникла в него. Она устремилось к его печени, готовясь украсть её запасы, чтобы пополнить свои. Она успела захватить лишь крупицу, прежде чем боль пронзила её голову — не отражённая, а собственная. Её энергия немедленно прервалась, её целительство стало головокружительным калейдоскопом цвета и ощущений, пока она барахталась в анатомии, не в силах ухватиться за что-либо твёрдое.

Когда её чувства вернулись, она обнаружила себя на полу с ручейками крови, стекающими по её лицу, и опухшей шишкой на виске, где он её ударил. Ствол пистолета вновь прижался к её рёбрам, и доктор Санто скрутил её руки за спиной с силой, несвойственной его телу.

— Ты пожалеешь об этом, — пообещал он, поднимая её с пола и таща к одному из металлических гробов. Её ноги запутались, когда она пыталась вырваться из его хватки, но он уже открыл гроб плечом.

— Внутрь, — приказал он, и Нхика поняла, что это участь хуже смерти — быть забытой живой в этом устройстве. Он нетерпеливо дёрнул пистолет. — Я не буду повторять.

Боясь выстрела, она поднялась внутрь, и он захлопнул крышку над ней. Стеклянное окно затуманилось от её дыхания, но она всё ещё могла видеть его силуэт на другой стороне, очки, залитые её кровью.

— Что ты собираешься делать? — спросила она, уже не в силах скрывать страх в своём голосе.

— Если ты не исцелишь его, я сделаю это сам, — сказал доктор Санто, его голос приглушён железом. — Мне нужно лишь проверить один миф — может ли сердце гравера крови даровать бессмертие.

Боже, он собирался разрезать её, вынуть её сердце. Нхика закричала, лишь ещё сильнее затуманив стекло. Но, вместо того чтобы двигаться к ней, доктор Санто закрыл её гроб и вышел из комнаты. Осознание приходило медленно, но когда оно настигло её, за ним последовал ужас.

Доктор Санто не собирался забирать её сердце. Он собирался взять сердце Кочина.