Глава 29

Вот что значит быть похороненной заживо. Поглощенная бездной и задыхаясь от углекислого газа, Нхика кричала до хрипоты. Она стучала кулаками, била ногами, гремела металлическим гробом, но даже Мать Создательница, должно быть, не услышала её. Она молила о компании в этом медицинском центре — о ночном уборщике, проходящем враче или даже докторе Санто, чтобы она могла вырвать его глаза.

Он собирался вырезать сердце Кочина. Нхика задавалась вопросом, будет ли она следующей, или станет новым помощником доктора Санто, питомцем-кроворезом, который убивает и исцеляет по его приказу. Это едва ли имело значение; в этот момент она боялась не за свою жизнь.

— Кто-нибудь, пожалуйста! — закричала она, используя ограниченную подвижность рук и ног, чтобы потрясти крышку. Она повернулась на бок, подталкивая плечо вверх. Но защелки держали, мышцы устали, и Нхика даже не погнула металл.

Оставалось мало вариантов, и Нхика била ладонями по крышке гроба, крича до тех пор, пока её лёгкие не истощились.

Крики постепенно стихли до всхлипов, а затем до удушливого рыдания. Она едва могла дышать; Нхика не могла понять, была ли это клаустрофобия, паника или мысль о Кочине на операционном столе. Может быть, она умрёт здесь, в гробу, задохнувшись. Что ещё хуже, она может не успеть спасти его.

Почему? Её руки упали по бокам, суставы ныли, а мышцы были истончены. Почему мир настаивал на её одиночестве? Она думала, что её судьба изменилась, когда она встретила Кочина, но было ли это жестоким издевательством?

Её слёзы хлынули потоком. В них не было стыда, потому что она была здесь одна, потому что если никто не вспомнит Кочина, то хотя бы она могла оплакивать его. Нхика сжалась в комок, желая, чтобы размеры гроба позволили ей свернуться в клубок. Со всеми её способностями целителя сердца, со всеми годами, которые она провела, избегая смерти, это казалось ужасной судьбой. Это была особая форма жестокости; она столько раз желала смерти, и Мать Создательница только ждала момента, когда ей нужно было жить.

Холодная, асептическая дрожь поселилась в ней. Она чувствовала себя трупом, нечувствительным и вялым в гробу. Единственным теплом были её слёзы, наполнявшие уголки её глаз, но даже они становились холодными, когда текли по щекам. Цвета танцевали в темноте, уши звенели в тишине, и Нхика зажмурилась, чтобы унять всё это — нарастающую панику и усиливающуюся скорбь. Если Кочин умрёт, это будет её вина. Она втянула его в грозу на бумажных крыльях, усмиряя его тревоги шёпотом. Он думал, что втянул её в свою бурю, тогда как на самом деле она втянула его в свою. Потому что никто, кто касался её, любил её, заботился о ней, не вышел из её жизни живым.

Голос. Глаза Нхики распахнулись, и она моргнула, отгоняя оставшиеся слёзы. Она напрягла слух, но больше ничего не услышала. Было ли это звоном тишины?

Но затем: — Кровь останавливается здесь, Трин.

Мими. Надежда возродила её усталое тело, и она ударила ладонями по крышке. — Мими, я здесь! Я здесь!

Больше голосов, свет, и затем затуманенное лицо появилось на другой стороне стекла. Это была Мими, расстёгивающая крышку и с силой её открывающая. Холодный, стерильный воздух наполнил её лёгкие, когда Нхика вывалилась из гроба, глаза залиты слезами, но она никогда не была так счастлива видеть их двоих.

Глаза Трина вытаращились от количества крови, покрывающей её, его губы искривились от дискомфорта. Её глаза нашли пистолет на его поясе — хорошо. Он им понадобится.

— Что случилось? — спросила Мими. — Мы слышали выстрелы, и о небеса, Нхика — он выстрелил в тебя?

— Я в порядке, — сказала она, хотя её плечо и череп пульсировали с каждым ударом сердца. — Кочин в кабинете. Он умрёт без моей помощи. Она уже направилась к двери, когда Мими схватила её за запястье.

— Его там нет. Мы проверили. Там только кровь.

Нхика остановилась, ужас поднимался, как медленный рассвет. Если доктор Санто уже переместил его, это значило… — Операционные. Где находятся операционные?

Трин кивнул головой по коридору. — Следуйте за мной.

Они бросились через пустые коридоры, к секции лаборатории доктора Санто, где находились его операционные. Нхика мало заботилась о том, кто её сейчас увидит. Пусть увидят её окровавленную робу, её решимость, её нарастающий гнев. Пусть попробуют её остановить.

Они свернули за угол, и Нхика узнала этот тёмный, призрачный коридор как хирургическое отделение. Там, в дальнем конце, горел свет.

— Трин, твой пистолет заряжен?

Он кивнул.

— Вызови его с пистолетом наготове. Отвлеки его, а я его исцелю. Теперь слово «исцелить» казалось слишком мягким. Нет, она хотела разорвать его на куски, перемолоть его кости в пыль и поджечь каждый нерв в его теле. После того как она закончила бы его разделывать, даже стервятники не узнали бы его как падаль.

Когда они подошли ближе, она услышала звук пилы по кости, запахла жжёной пылью. Отвращение поднялось у неё в горле, и она проглотила кислую желчь, сосредоточившись на тенях, играющих в свете. Тень доктора Санто разливалась по дальней стене, вытянутая и чудовищная, но она не видела Кочина.

Нхика втянула воздух, прячась в соседней комнате за стеной. Она ждала Трина, который вытащил пистолет и направил его по коридору. Его голос эхом разнесся в пустоте хирургического отделения: — Доктор Санто! Покажитесь.

Тени застыли, затем уменьшились. Их края кристаллизовались, и силуэт доктора Санто принял форму, когда он подошёл к порогу операционной, до тех пор, пока Нхика не увидела, как он преграждает вход. Её дыхание сбилось от волнения, пальцы ныли от жажды мести. Она жаждала обвить их вокруг его шеи, задушить его изнутри. И она сделает это.

Доктор Санто вышел в коридор, облачённый в окровавленный коричневый фартук с пистолетом в руке. Увидев Трина, он поднял оружие, пока они не встретились взглядом. Нхика молилась, чтобы он подошёл ближе, ожидая, когда он окажется в пределах её досягаемости. Но он оставался на месте, казался спокойнее за стволом пистолета, чем должен быть доктор.

— Значит, секрет раскрыт, — пробормотал он, голос приглушён хирургической маской.

— Доктор Санто, — прорычала Мими, стоя позади, но с твёрдой решимостью. — Часть меня хотела верить вам до самого конца. Я не могла поверить, что вы помогли нам спланировать похороны и найти нашего убийцу, когда это были вы всё это время, человек, которого мы искали. Как вы могли так поступить с нами?

— Уходи, — предупредил он, и в его голосе звучала искренняя тревога — то ли за Мими, то ли за свои преступления, Нхика не была уверена. — Ты даже не представляешь, что стоит на кону.

— Если все это было ложью, все, что вы сделали для нас, то скажите мне хотя бы одну правду, — сказала Мими. — Почему вы убили моего отца?

Протянув руку с непоколебимо застывшим пистолетом, доктор Санто сказал:

— Потому что он не мог, когда нужно закрыть глаза на все ради друга. И, похоже, его дети тоже не могут.

Воспринимая это как сигнал к действию, Нхика выскочила из-за занавесок и отклонила запястье доктора Санто. Пуля врезалась в потолок, и началась борьба за оружие, ее руки скользили по его перчаткам, покрытым кровью, и ладони пытались найти кожу под его слоями одежды.

Он резко взмахнул рукой, и боль пронзила ее грудь. Операционный свет был достаточен, чтобы уловить блеск ножа хирурга в его руке, и Нхика затмила эти рецепторы, оставив только слабое тепло на коже и сжатие в груди.

Он рванул вперед со скальпелем, и она поймала его руку. Они застыли в замке, руки Нхики дрожали, одна удерживала пистолет доктора Санто, а другая — его скальпель. Нож приближался к ее животу; пальцы крепче сжимались вокруг скользкой резины. Нхика стиснула зубы, уставившись на него, находя единственный открытый участок кожи на его лице, выше хирургической маски.

Ее хватка ослабла на его пистолетной руке, и она почувствовала, как он наклоняет запястье. Ствол выгнулся в ее сторону, опасно близко, и Нхика резко вдохнула в ожидании выстрела.

— Нхика! — крикнул Трин, и она повернула голову как раз вовремя, чтобы увидеть вспышку его ствола.

Трин, который столько раз угрожал этим пистолетом, но никогда прежде не нажимал на спусковой крючок, сделал это сейчас.

И это был великолепный выстрел, прошедший мимо нее, пробив ногу доктора Санто и вылетев наружу. Трин не промахнулся.

С яростным криком доктор Санто рухнул, хватаясь за бедро. Быстро как змея, рука Нхики выстрелила и вцепилась ему в лицо.

Кожа. С этим ее энергия распространилось по всему его телу. Тусклый свет медицинского центра исчез, мир перевернулся вверх дном, пока она гравировала. Нхика вырвала контроль над его руками, сжимая разгибатели мышц, пока и скальпель, и пистолет не выпали из его хватки. Что-то внутри него боролось за контроль, не влияние, а абсолютность его воли, и Нхика никогда еще не чувствовала себя таким нарушителем в теле, как сейчас, когда тело сопротивлялось ей.

Но она продолжала проходить вперед: стиснув зубы, сжав пальцы, нахмурив лоб. Ради Кочина, ради Конгми, и ради себя самой — потому что доктор Санто сжег, убил и осквернил только для того, чтобы контролировать гравера крови, поэтому она покажет ему, что значит по-настоящему владеть одним из них.

Воля доктора Санто сломалась, как разбитое стекло, и она оказалась в полном владении его анатомией. Ее энергия проникла в его грудь, в пустоту его грудной клетки, находя его сердце, зажатое между двумя легкими. Его мышца пульсировала с энергией, и все, что ей нужно было сделать, чтобы убить его — это добраться до этой линии влияния, которая распределяла электричество вокруг сердца, и нарушить его. Нхика протянула свою энергию, обвив его сердце.

И замерла.

Здесь, находясь в его грудной клетке, Нхика почти забыла, кого она граверовала. Его сердце билось так же, как любое другое, его ритм внезапно казался таким хрупким и смертным, и Нхика вспомнила, когда она в последний раз была в таком положении: с Кочином, ножом в его боку и рукой на его шее, прежде чем она узнала, кто он такой. Тогда он боролся против нее не для того, чтобы жить, а чтобы она не осквернила свой дар, отнимая жизнь.