71

СОФИЯ

Пока Леона лавировала между Чикагскими пробками, гудки автомобилей оглушали нас, каждый из которых повышал мое кровяное давление.

— С их стороны довольно некрасиво проводить церемонию в час пик, — сказала она, подрезав какую-то машину.

— Не думаю, что удобство было у них в приоритете, — стиснув зубы, ответила я.

— Ты знаешь где эта церковь? — спросил Ронан.

Он вцепился в дверь и свое сиденье, когда Леона снова слишком резко повернула.

— Не совсем. Я выходила в ней замуж, но была там только на короткой церемонии.

— А-а-а, чудесно. Я уверена, что это место наполнено хорошими воспоминаниями, — невозмутимо сказала Леона.

Если бы мне не было так страшно, что я едва могла произнести слова, я бы, возможно, рассмеялась.

— Церемония уже началась, — продолжила она. — Так что мы устроим грандиозное появление.

Ронан с раздраженным вздохом провел рукой по лицу.

— Разве ты не должна быть хороша в скрытности? Есть какие-нибудь идеи, как мы можем спасти Милу, не погибнув при этом?

Леона пожала плечами.

— Обычно у меня есть время на планирование и сбор информации перед миссиями. Ну, действовать экспромтом тоже захватывающе. Может, мне стоит делать так почаще.

— Леона, — прорычал Ронан.

— Такой раздражительный, — ответила Леона, заливаясь смехом.

Ронан встретился со мной взглядом через плечо, и я знала, что мы оба мысленно готовимся к своей неминуемой смерти.

Леона свернула еще раз, я увидела впереди церковь. Она припарковалась прямо перед зданием.

— У меня хорошее предчувствие насчет сегодняшнего дня. Дела пойдут как по маслу.

В этот момент рядом с нами остановились три черных фургона, блокируя нас.

— Так рад, что у тебя было чертовски хорошее предчувствие, — сказал Ронан, потянувшись за пистолетом.

Пассажирская дверь первой машины распахнулась, и оттуда вышел кто-то знакомый. Я выскочила из машины, не обращая внимания на то, что мужчина целится в меня.

— Дима! — закричала я, и слезы текли по моим щекам.

Мой брат выругался, спрятав оружие в кобуру и приказав своим людям отступить. Он подбежал ко мне, крепко обняв.

— Что ты здесь делаешь, София?

— Предполагаю, то же, что и ты. Спасаю Милу.

Он выругался.

— Вы вдвоем меня до гроба доведете. Оставайтесь в машине, пока мы обо всем позаботимся.

Брат отпустил меня и подал знак своим людям, которые уже вышли из машин. Они поднялись по ступенькам церкви и исчезли за входной дверью.

— Каковы шансы, что мы останемся здесь? — спросил Ронан.

— Отрицательные, — ответила Леона.

Она полезла в бардачок и протянула мне пистолет. Я проверила, заряжен ли он, а затем заправила его за джинсы.

— Так и думал, — сказал Ронан. — Чертовы женщины-мафиози. — Он вышел из машины и протянул мне руку, наполовину поддерживая меня, пока мы поднимались по ступенькам к церкви. Он настоял на том, чтобы войти первым, что заставило Леону закатить глаза, и затем мы втроем прокрались через пустой вестибюль к залу.

То, что я увидела, когда заглянула в окно к алтарю, заставило мою кровь застыть в жилах, и я, не колеблясь, распахнула дверь.

Пахан стоял у алтаря. Моя мать стояла рядом с ним в ярко-неоновом желтом атласном платье. Но она едва запечатлелась в моем сознании, потому что мой отец держал Милу за шею, прижимая нож к ее горлу, в другой руке у него был пистолет.

Дмитрий стоял в проходе, глядя прямо на нашего отца.

— Ты проиграл, — сказал он. — Твои люди верны мне. — Я огляделась и увидела, что все солдаты Братвы, мужчины, которых я знала всю свою жизнь, нацелили оружие на моего отца.

— Предатели! — закричал Пахан.

Его глаза были безумны, и это пугало меня. Он был человеком, которому нечего терять.

Я продолжила идти по проходу, моля свои колени и бедра оставаться сильными. Не было никакой возможности сделать чистый выстрел, пока он держал Милу перед собой. Но, может быть, я смогу его отвлечь, сделать что-нибудь, чтобы спасти свою сестру.

Глаза моего отца остановились на мне, полные жестокости, и дуло его пистолета направилось мне в грудь.

— Еще одна моя бесполезная дочь, — усмехнулся он.

Каждый яростный стук моего сердца подгонял меня.

Сделай что-нибудь. Сделай что-нибудь. Сделай что-нибудь.

— Ты действительно собираешься убить обеих своих дочерей? И своего будущего внука? — Мой голос был тверд и полон презрения.

Мама резко вдохнула, и глаза Милы расширились, скользнув по моему животу.

Пахан разразился грубым смехом.

— У моей неполноценной дочери и слабого Дона мафиози будет ребенок. Какая идеальная пара. — Говоря это, он размахивал ножом, и мои ладони стали скользкими от пота.

— Это, — я махнула рукой, — действительно то, как ты хочешь, чтобы тебя запомнили?

Он издал резкий смешок.

— Запомнили? Ты, кажется, заблуждаешься, полагая, что я уйду отсюда живым.

Снаружи послышались выстрелы, и мы все замерли. Мой разум лихорадочно пытался понять, кто стреляет. Глаза Димы встретились с моими, и он слегка покачал головой. Его люди не несут ответственности за эти выстрелы.

Мои подмышки были мокрыми от пота, и я боролась с волной головокружения. Я не сводила глаз с Пахана, игнорируя вспышку движения позади него.

— Все кончено, Рустик, — сказал Дима, повышая голос, чтобы перекричать какофонию снаружи.

— Хер тебе! — кричал он.

Его руки взволнованно затряслись, на мгновение ослабив хватку на Миле.

Все произошло резко, в вихре звуков и красок. Руки моей матери сомкнулись вокруг тяжелого канделябра на алтаре. Она подняла его и сильно ударила мужа по затылку. Он издал болезненный рев и повернулся к маме, подняв пистолет. Я не колебалась, вытащив из-за спины пистолет, плавный механизм.

Я прицелилась и нажала на курок.

Пуля попала прямо в голову Пахана. Кровь хлынула из раны, как цветок, а затем он рухнул на землю.

Этот человек, причинивший столько боли – своей семье, в бесчисленных неизвестных жизнях – был мертв.

Я оглядела комнату, сердце колотилось от страха, что люди из Братвы нападут на меня, но никто не двинулся с места. Некоторые подняли на меня подбородки в знак уважения.

Тяжелый канделябр выскользнул из рук матери и с громким звоном ударился о мраморный пол.

— Спасибо, мама, — сказала я.

Она встретилась со мной взглядом, и в ее глазах что-то мелькнуло — огонь, решимость — а затем все исчезло, сменившись знакомой пустотой, которая пронизывала все мое детство.

И в этот момент задняя дверь церкви распахнулась.