Мэдди время от времени поглядывает в мою сторону. Как только мы все заканчиваем, она встает из-за стола и начинает собирать тарелки. Сначала она обходит остальных, потом останавливается рядом со мной.

Достаточно близко, чтобы я мог вдохнуть мой новый любимый аромат.

Ее.

Взяв свою тарелку, я ставлю ее поверх остальных, намеренно задевая ее руку по пути вниз. Об этом решении я сожалею, как только наша кожа соприкасается. Электричество пронзает мою руку. То, как ее брови взлетают вверх, показывает мне, что она тоже это чувствует.

Лука ерзает на своем месте рядом со мной, роется в карманах и вытаскивает маленькую белую пачку сигарет. Он предлагает одну мне.

— Спасибо, — говорю я, выбираю один из коричневых фильтров и закладываю его за ухо.

Мэдди разворачивается спиной и уходит на кухню. Лука встает, хлопая меня по плечу. Я неохотно отрываю от нее взгляд и следую за ним в сад.

У него такой же взгляд, как в тот день, когда я впервые встретил его. Сидя в ирландском баре на Таймс-сквер, в одиночестве потягивая скотч. Он понял, что я чувствую, поэтому я заказал два бокала их лучшего скотча.

— Ты выглядишь так, как я себя чувствую. Вот, — говорю я, ставя стакан рядом с его почти пустым. Он смотрит на меня налитыми кровью глазами и кивает на стул напротив.

— Что ж, присаживайся. Мы можем быть несчастны вместе, молча.

Я усмехаюсь и выдвигаю глубокое зеленое кресло, затем бросаю туда свою спортивную сумку - ту, в которой хранится вся моя жизнь.

Лука замечает сумку и подозрительно смотрит на меня.

— Ты здесь не для того, чтобы убить меня, не так ли?

Что за черт.

— Нет, если бы это было так, ты уже был бы мертв.

Он пожимает плечами, допивая остатки напитка.

— Это было бы не самое худшее в мире.

— Да ладно, не может все быть так плохо.

Его глаза обшаривают комнату, прежде чем он наклоняется вперед, облокотившись на стол.

— Я только что потерял все.

— Поверь мне, я знаю, каково это. Я переехал сюда сегодня, после того, как узнал, что моя жена трахалась с моим ныне покойным лучшим другом.

Он давится своим напитком.

— Надеюсь, это ты его убил.

— Огнестрельное ранение в Афганистане. Признался мне на смертном одре.

— Абсолютное дермище. Эй, ну, если ты хочешь, чтобы твою жену убили, просто скажи мне об этом. Ты разговариваешь с новым лидером мафии. Думаю, это то, чем я буду заниматься.

Конфликт ясно читается в его глазах. Он убийца не по своей воле. Не такой, как я. Ему не нравится отнимать чью-то жизнь голыми руками.

— Почему ты не выглядишь довольным по этому поводу? Я думал, что быть лидером – это то, чего все хотят в этой сфере бизнеса.

Он усмехается.

— У меня не было гребаного выбора. Я никогда не был частью этого мира. Я был на улице, дрался вместе с братом, пытался стать профессионалом. Пока приспешники моего отца, того самого отца, который бросил меня при рождении, не появились и не утащили меня с улицы. Оказалось, что этот кусок дерьма, мой отец, хотел испоганить не только мое детство, но и обрек меня на адскую жизнь во взрослом возрасте.

— Уличный боец, говоришь? Я был боксером, тренировал парней в корпусе.

Кажется, он глубоко задумался.

— Тебе нужна работа?

Для мафии? Хочу ли я? Я хочу перестроить свою жизнь. Я хочу начать сначала, попытаться обуздать жажду крови. Утихомирить гнев.

— Что надо делать?

— Тренировать моего брата. Он хорош, только что стал профессионалом. Тяжеловес. Он, блядь, не будет слушать, я предупреждаю тебя сразу. Но он добьется успеха, я просто знаю это. Ему нужен достойный тренер. Так же ему нужны инвестиции в боксерский зал и совладелец. Я поселю тебя в одной из своих квартир.

Я потираю ладонью щетину. У меня нет других вариантов. И есть деньги для инвестирования.

К черту это.

Он достает телефон и протягивает его мне. Парень примерно того же телосложения и роста, что и я, появляется на экране, выходит на обшарпанный боксерский ринг. Покрытый татуировками от шеи до пят, с убийственным взглядом в глазах.

— Я сделаю это, — я протягиваю ему руку. — Кстати, меня зовут Грейсон. Грейсон Уорд.

Он сжимает мою руку и крепко пожимает ее.

— Лука Руссо. А на экране, Келлер Руссо.

Тридцать минут в Нью-Йорке, и я уже связан с мафией.

Да, черт возьми!

Лука с щелчком открывает зажигалку и прикуривает сигарету, затем передает ее мне. Я прикуриваю свою и вдыхаю, токсичные химикаты обжигают легкие.

— Ты правда еще не трахнул ее? — спрашивает Лука, затягиваясь.

— Нет.

— Я не понимаю. Почему бы вам просто не трахнуться, и не покончить с этим, чтобы тебе не пришлось продолжать тосковать по ней. Ты окажешь себе услугу. Это очевидно.

Он пожимает плечами. Я не могу поговорить об этом с Келлером. Я не могу рисковать тем, что Сиенна узнает. А она не умеет хранить секреты, даже если бы от этого зависела ее жизнь. Итак, Лука единственный, кто понимает. Последние семь лет он доверял мне, будь то обучение Келлера или назначение меня его правой рукой. Я доверяю этому ублюдку свою жизнь.

— Мы не можем трахаться. Я не хочу причинять ей боль.

— Да, мы знаем, Грейсон, у тебя большой член. Я не думаю, что она была бы против, если бы ей было немного больно, — он подмигивает.

— Черт возьми, Лука. Нет. Мы все знаем, что она ищет кого-то, не такого, как я. Я не могу просто трахнуть ее один раз и бросить. Не думаю, что смогу это сделать.

— У тебя, кажется, нет проблем трахать и бросать других женщин.

— Другие не такие, как она, Лука.

— Ты позволил ей поцеловать себя, — говорит он, гася сигарету.

— Я убил бог знает сколько людей. Я не мог мыслить здраво.

— Значит, это был не лучший поцелуй в твоей жизни?

— Я просто не могу. Оставь это.

— Твоя потеря. Кто-нибудь поймает ее, и ты пожалеешь об этом. Я обещаю тебе.

— Хм, может быть. Мысль о том, что кто-то другой прикоснется к ней, получит ее всеми способами, которыми я никогда не смог овладеть ею, заставляет мою грудь сжиматься.

Звонок прерывает наш разговор, и он говорит:

— Это Нико. Он занимается Фальконе. Я буду через секунду. Будь готов уходить.

Прижимая телефон к уху, он отходит на траву, а я тушу сигарету и возвращаюсь в дом.

Мэдди моет посуду, напевая себе под нос. Не раздумывая, я направляюсь прямо к ней.

— Нужна помощь? — спрашиваю я, подходя к ней ближе.

— Нет, спасибо, — бормочет она, сосредоточившись на миске в своей руке. Она прикусывает нижнюю губу, искоса поглядывая на меня.

Мэдди хватает черную тряпку, лежащую рядом, и начинает вытирать миску, затем встает на цыпочки, чтобы дотянуться до дверцы буфета над головой. Я опираюсь на стойку, руками заключая ее в ловушку, и ее задница трется о мой член. О черт.

— Позволь мне, — хриплю я, протягивая руку и открывая дверцу шкафа.

Ее задница покачивается на моем члене.

— Прекрати это, — предупреждаю я.

Она поворачивается в моих руках, теперь ее спина опирается на мраморную столешницу. Я забираю миску из ее пальцев и ставлю ее в шкафчик над нами.

— Заставь меня.

Она вздергивает подбородок, скрещивает руки на груди, отчего ее сиськи выпирают из топа.

В ее глазах вспыхивает желание. Я склоняю голову набок, пожирая ее взглядом. Она не двигается ни на сантиметр, стоит на своем.

Аромат персиков поглощает меня, когда я делаю вдох. Боже, она чертовски вкусная.

Мой нос прижимается к ее подбородку, пока я не достигаю уха.

— Ты не захочешь, чтобы я заставлял тебя. Поверь мне, Солнышко, — шепчу я.

Я хмурюсь, когда дьявольская улыбка танцует на ее губах. Она выгибает спину, мой взгляд прикован к ее груди. Настолько сильно, что я не замечаю, как ее левая рука опускается в раковину, полную пузырящейся жидкости.

Ее рука врезается мне в лицо, и она проводит ею вниз. Пузырьки щиплют глаза. Я зажмуриваюсь и с шипением втягиваю воздух.

Истерический смех Мэдди звенит у меня в ушах. Она согнулась пополам, держась за живот, пытаясь дышать. Я чувствую, что все взгляды в комнате устремлены на нас.

Я склоняюсь над ее согнутым телом, но она слишком занята смехом, чтобы обращать на меня внимание. Взяв мокрую губку, я отступаю назад и поднимаю руку, вода стекает сквозь пальцы. Я поднимаю губку над ее головой.

— Что-то смешное, Солнышко? — я поддразниваю.

— Я не могу... — хрипит она, держась за грудь.

Моя грудь вибрирует, когда я сжимаю губку над ее головой. Она задыхается, когда вода стекает у нее по лбу.

Ее ладонь упирается в мою грудь, когда она отталкивает меня. Я не двигаюсь. Ее белая рубашка теперь прозрачна. Кружевной белый лифчик не скрывает возбужденные розовые бутоны, которые сейчас смотрят на меня. Соблазняют меня.

Она не злится. Румянец, заливающий ее щеки, не от гнева. Она возбуждена. Я следую за ее взглядом, когда он блуждает по моему телу, останавливаясь на моем пульсирующем члене. Я знаю, что эти джинсы не скрывают мой стояк на нее.

— Грейсон, нам пора! — крикнул Лука у меня за спиной.

Тело Мэдди прислоняется к стойке. Черт, я не знаю, что делать. Поэтому я делаю то, что у меня получается лучше всего – убегаю.

— Еще увидимся, Солнышко.

— Сейчас же! — кричит Лука, толкая меня пинком под зад.

Мэдди кивает, прикусывая свою чертову нижнюю губу и отворачиваясь. Я хватаю куртку со спинки стула, быстро чмокая Сиенну и Дарси в макушки.

— Увидимся в понедельник? — я киваю Келлеру.

Он сжимает челюсть, когда Лука выбегает из дома. Я знаю, что он беспокоится о брате. Келлер всегда был тем, кто защищал его. И теперь, кажется, ему тяжело не быть с ним рядом так же, как прежде.

— Я присмотрю за ним, Келлер. Ты это знаешь.

Он натянуто улыбается мне, и Сиенна берет его татуированную руку в свою.

— Спасибо, увидимся в понедельник.

Он снова обращает внимание на жену. Его напоминание о том, почему он больше не может защищать брата. Я бросаю последний взгляд на Мэдди. Одними губами она говорит: будь осторожен, и черт бы меня побрал, я не знаю, что с этим делать. Я быстро машу миссис Руссо и выбегаю из комнаты.

Выбираюсь отсюда к чертовой матери.