Пожалуй, настало время выполнить мои угрозы убийства и закопать этого жалкого хмыря там, где не светит солнце.

Словно почувствовав мои мысли, Хендерсон кладет почту на стол передо мной и удаляется, вероятно, чтобы отполировать свой гроб.

Ава просматривает письма, откладывая в сторону мои и домашние счета, затем листает подписные журналы мод и музыки и почту от десятков оркестров, одним из главных меценатов которых она является.

Эта женщина жертвует оркестрам, как будто они благотворительные организации. Очевидно, некоторые из них испытывают трудности и не смогли бы продолжать давать дешевые представления для широкой публики без значительных пожертвований от таких семей, как наша.

Она останавливается на знакомом конверте, затем осторожно вскрывает его. Ее глаза скользят по строчкам, и с каждым прочитанным словом они сверкают, становясь к моменту окончания письма блестяще-голубыми.

Ее губы раскрываются от удивления.

— О боже мой!

— Хорошие новости? — спрашивает Сэм, когда я замолкаю.

Отчасти потому, что читаю письмо через ее плечо.

— Самые лучшие. Меня попросили выступить на мероприятии, организованном одной из общественных организаций Фонда искусств.

— И ты согласишься? Я думал, что благотворительные организации ниже твоего музыкального таланта.

Она мотает головой в мою сторону, словно только что поняла, что я все это время был рядом. Кощунство – забыть о моем существовании. Никто, кроме этой больной на всю голову женщины, не способен на такое.

Мало того, у нее хватает наглости сверкать глазами.

— Я этого не говорила.

— Я думал это само собой разумеющееся, учитывая, как снобистски ты относишься к конкурсам.

— Ты ошибался. Мне повезло быть частью этого дела. Кроме того, я участвовала в соревнованиях только для того, чтобы что-то доказать.

— Что именно?

— Свою способность выступать… Забудь об этом. Не знаю, зачем я с тобой об этом говорю, — она пожимает плечами, вставая, но ее настроение ничуть не портится. — Мне нужно идти на репетицию и купить новое платье! Это так волнующе.

Она уходит, плавно покачивая бедрами, а потом оборачивается.

— Могу я воспользоваться розовым Мерседесом? Если ты скажешь «нет», я все равно им воспользуюсь.

— С каких это пор ты спрашиваешь разрешения на использование наших машин?

— Твоих машин.

— Наших.

— Нет никаких наших.

— Не могу не согласиться.

Она сужает глаза, но, видимо, не собирается портить себе настроение, потому что качает головой.

— Спасибо.

— Боже, а я-то думал, что ты не способна на благодарность.

— Не заставляй меня жалеть об этом.

Я сжимаю губы, чтобы не рассмеяться, но улыбка не выходит, потому что Ава смотрит на меня так, словно я диковинка.

Такая, которая существует только там, где она.

На данный момент это до смешного дотошная одержимость, и самое ужасное, что я не намерен ничего менять.

— Водитель будет ждать в машине, — говорю я. — Я также пригласил кое-кого составить тебе компанию для шоппинга, но она может присоединиться и во время твоей репетиции, если ты хочешь.

Она дважды моргает, и я вижу невинность, которая спровоцировала эту совершенно чужую часть меня.

Ту часть, которая сделала своей миссией украсть ее, посадить в клетку и не дать ей возможности выбраться.

— Кто это? Надеюсь, не мама и папа?

— Учитывая, что у твоего отца все еще бывают периоды, когда он любит прогонять меня с ножом, ответ – нет.

Она откидывает голову назад и смеется, радостный звук эхом разносится вокруг нас, как ее любимая музыка Баха.

Я очарован, восхищен, застыл на месте, не имея возможности делать ничего другого, кроме как наблюдать, как она искренне улыбается мне впервые за… шесть лет.

До сих пор я был объектом либо ее пристального взгляда, либо фальшивой улыбки. И никогда – причиной ее смеха и солнечного настроения.

— Неужели нелогичная ненависть твоего отца ко мне так забавна?

— Ну, он не доверяет твоему характеру, в чем я не нахожу ничего плохого. Я рада, что хотя бы что-то не изменилось.

— Многое не изменилось.

— Наверное, — она пожимает плечами. — Так кто же этот таинственный гость, которого ты позвал для меня?

Хендерсон снова появляется в сопровождении высокой рыжей девушки, у которой все ноги без изгибов, в отличие от моей прекрасной жены.

Но, с другой стороны, ни одна женщина не сравнится с ней.

— Надеюсь, я не помешала, — Бонневиль опускает платье длиной до колена, которое подойдет для Уимблдонский турнира¹² или скачек.

Улыбка Авы ослабевает лишь на мгновение, прежде чем она обнимает ее.

— Джем, какой приятный сюрприз. Что ты здесь делаешь?

— Меня пригласил Илай на поздний завтрак.

— Пригласил, да? — Ава смотрит между нами загадочным взглядом, который я не могу расшифровать, но она была чертовым хранилищем последние два года, так что мне повезло, что она вообще заговорила.

— Я решил, что мисс Бонневиль составит тебе компанию, — говорю я.

— Пожалуйста, зови меня Джем или Джемма, — говорит она с зубастой ухмылкой, а Ава только что закатила глаза?

— Я оставлю вас наедине, — я обнимаю Аву за талию и целую ее в щеку, в опасной близости от ее приоткрытых губ. — Веди себя хорошо.

— Только если ты тоже будешь вести себя хорошо, — ядовито бросает она в ответ, а затем поворачивается и идет к лестнице, или, скорее, топает.

Отвратительная скелетная рука приземляется на мою руку, когда Бонневиль вежливо улыбается мне.

— Не волнуйся. Я присмотрю за ней.

— Не помню, чтобы я давал вам такое задание, мисс Бонневиль. Просто будьте хорошей спортсменкой и развлекайте мою жену в меру своих возможностей.

— Да… то есть я понимаю.

Она – овца, но единственный полезный человек в группе бывших неортодоксальных друзей Авы, и она без колебаний предлагает любую информацию, о которой я прошу. Именно благодаря ей я смог эффективно разрушить все бывшие любовные интересы своей жены.

Я прекрасно понимаю, что Бонневиль делает это, потому что надеется, что я ее трахну, но, к сожалению для нее и всех остальных женщин, меня интересует только киска моей жены. Но это не значит, что я не воспользуюсь ею.

— Джем. Ты идешь? — Ава останавливается на середине лестницы, и, хотя она обратилась к подруге, ее глаза бросают в меня кинжалы.

Полагаю, тот случай с улыбкой был единичным.

Бонневиль одаривает меня ухмылкой, после чего неохотно отпускает меня и направляется к жене. Она бросает на меня последний взгляд, и взгляд Авы становится таким диким, что я удивляюсь, как из него не вылетают лазеры.

— Что с ней на этот раз? — спрашиваю я, ни к кому не обращаясь, после того как они исчезают на лестнице.

— Должен сказать, что для такого умного человека вы довольно глупы, — говорит Сэм.

Она должна была оставаться внутри и вязать крючком, но сейчас она стоит у двери и качает головой.

— Действительно, — с мрачным видом соглашается Хендерсон.

Я смотрю между ними.

— Что это значит?

Сэм вздыхает, разворачивается и уходит.

— При всем уважении, нельзя просто пригласить змею в дом и ожидать, что она не укусит, сэр.

— Это из-за Бонневиль? Она безобидна, как муха.

Его равнодушное выражение лица не меняется, но я чувствую, как осуждение лижет мою кожу, словно кислота.

— Во всяком случае, мы можем идти.

Мы вместе идем к входу, и я надеваю обручальное кольцо.

— Ты выяснил, что знает Лэндон?

— Не совсем, но кое-что он знает.

— Что именно?

— Я пока не уверен, но подозреваю, что его держат в курсе некоторых событий, происходящих в этом доме.

— Ваши с Сэм шеи под гильотиной, так что вы бы не стали. Предыдущий персонал?

— Боюсь, все гораздо сложнее.

— Ариэлла?

— Я бы не хотел разбрасываться обвинениями без доказательств.

Я расстегиваю пиджак.

— Оставь Лэндона мне. Я позабочусь о его молчании.

Никто не узнает, на что мне пришлось пойти, чтобы Ава стала такой, как сейчас. И даже если это не навсегда и будет разбито вдребезги, я буду рад продлить этот этап как можно дольше, пока она не забыла меня.

Снова.

Может быть, на этот раз навсегда.