— И себя тоже не нужно ненавидеть, — говорит он ей, и я уважаю его за то, что он не протестует против неизбежного. — Позаботься о моих детях, ладно? Я изменил свое завещание, оставив бабушке и дедушке доверенность до тех пор, пока детям не исполнится восемнадцать.

— Даю слово, что о твоих детях будут заботиться. Я лично буду регулярно навещать их. Они ни в чем не будут нуждаться.

— Спасибо, — он наклоняется и коротко целует ее.

Я ненавижу его за это, он разыгрывает драму, но сам виноват в своей гибели, а точнее, они с женой, и за это заплатят их дети.

На его лице отражается безмятежное умиротворение.

— Я готов, — он складывает руки перед собой и склоняет голову.

Я протягиваю руку, и Катарина, поднимаясь на ноги, держится за нее.

Она прокалывает ножом свой большой палец, кладя руку на его опущенную голову.

— Он пришел живым, а ушел мертвым. Да помилует Господь твою душу, — убрав руку с его головы, она отступает на шаг, поднимая пистолет.

Все мужчины вокруг нас застыли в полной тишине и неподвижности, наблюдая за происходящим.

— Покойся с миром, Рен, — шепчет она, нажимая на курок.

Выстрел чистый, прямо в череп, и мужчина падает вперед к ее ногам. Пистолет выскальзывает из ее руки, Рина разворачивается и идет к входной двери, каким-то образом сохраняя самообладание снаружи, но я знаю, что внутри она саморазрушается.