Глава 29

Катарина

— Как будто мое прошлое стерли, — кричу я, замахиваюсь и бью по боксерской груше со смертельной силой. — Как, черт возьми, эта женщина посмела забрать его у меня! — я наношу еще один удар, пока Ренцо крепко держит грушу. — Она не сможет затмить ад, превратив его в красивое место. Нет, я понимаю, почему она это сделала, но все не так просто. Нельзя просто так забыть о том, что произошло в том подвале, и я не наивная дура, знаю, что я была не единственной девушкой, которую там держали в клетке.

Я наношу еще несколько ударов, потом вытираю пот, выступивший на лбу.

— Это все гребаная ложь, — злюсь я, подпрыгивая на ногах и нанося удары то правым, то левым кулаком. — Эта сука не сможет скрыться за красивыми цветами.

— Ты вообще уверена, что Элеонора виновата? — спрашивает он, протягивая мне бутылку воды.

Я промокаю полотенцем мокрое от пота лицо и шею, потом открываю воду и делаю большой глоток.

— Это мог быть любой из них, или, возможно, это была командная работа, — признаю я. Прошло более семи лет с тех пор, как Максимо и Примо погибли при взрыве на складе в Чикаго. Я предполагаю, что сад посадили только после их смерти, когда Габриель и Массимо уже повзрослели.

— Твой муж и его брат сделали все, чтобы помочь своей драгоценной мамочке смириться с той ролью, которую она сыграла. Раз они скрыли информацию о подвале, то только для того, чтобы забыть о том, чего они не могли сделать. Никто не мог, — шипит он, и на его лице появляется злобная ухмылка. — Давай посмотрим правде в глаза. Может, Карло и умер, пока тебя держали в плену, но Максимо и Примо тоже были монстрами. Бьюсь об заклад, они продолжили его дело. Они все знают, что там произошло. Они все в равной степени виновны как в действии, так и в бездействии.

Я облокачиваюсь на перекладину беговой дорожки и опускаю голову. Я благодарна владельцу здания за то, что он открыл зал для бокса пораньше, чтобы я могла тренироваться только с Ренцо. Мне не нужны зрители моего краха.

С тех пор как я навестила мать Массимо, я была в смятении, мои эмоции переполняли все вокруг. Я надеялась найти какое-то успокоение, посетив подвал, но мне в этом было отказано.

Гнев — моя главная эмоция в последние несколько дней.

Гнев из-за того, что у меня отняли что-то еще.

Но я не могу отрицать, что испытываю и облегчение.

В основном я растеряна и напугана.

Я цепляюсь за ту девушку, которой была раньше, и не понимаю, какой становлюсь сейчас.

Это странное промежуточное пространство, где я зажата между сломленной девушкой из прошлого, мстительной женщиной из настоящего и неизвестной личностью из будущего.

Что я знаю точно, так это то, что я устала. Устала от боли. Устала от того, что все превращается в битву. Устала постоянно брать на себя ответственность.

Массимо дал мне возможность заглянуть в жизнь, где нет боли, борьбы и препирательств.

Где я не одинока.

И мне это нравится.

Мне нравится такое видение будущего.

Мечта о жизни, в которой я могла бы быть счастлива и не нести на себе бремя.

Но достаточно ли этого, чтобы отказаться от всего, что я запланировала? Смогу ли я когда-нибудь по-настоящему отпустить прошлое? Могу ли я доверять ему?

— Вы сближаетесь. Он меняет тебя, — говорит Ренцо так, словно читает мои мысли.

Если кто и мог бы их читать, то, полагаю, это был бы он.

Он — единственный человек, который знает меня лучше всех, но не понимает сложности моего сердца, ведь я сама не могу в них разобраться.

Я никогда раньше не позволяла себе по-настоящему чувствовать. Я намеренно отключала эмоции, чтобы не испытывать боль.

Теперь мне кажется, что я тону в потоке чувств, с которыми не в состоянии справиться.

— Так и есть, — честно признаюсь я, отпивая еще воды.

— Тебе нужно прекратить, пока ты не увлеклась еще больше. Мы можем инсценировать все как несчастный случай.

Боль сотрясает мою грудь и пронзает сердце насквозь, словно сотня крошечных кинжалов вонзается глубоко.

— Нет, — я энергично качаю головой. — Никто не тронет Массимо или его семью.

Глаза Ренцо расширяются.

— Черт возьми, Ри-ри. Пожалуйста, только не говори мне, что ты влюбилась?

— Ты не называл меня так много лет, — тихо говорю я, и это прозвище вызывает у меня много приятных воспоминаний.

На его лице отражается разочарование.

— Не уходи от ответа, моя донна. Он влюбляет тебя. Не забывай, что он враг, и играет с тобой так же, как и ты с ним. Что бы ты ни думала о своих чувствах к нему, и наоборот, это неправда.

— Не пытайся говорить за меня, Рен! — срываюсь я, потому что он переходит все границы.

— Это не ты! — он хватает меня за плечи. — Он отвлекает тебя сексом и нежными словечками.

Я отталкиваю его, мгновенно приходя в ярость.

— Ты ни черта не знаешь о том, что у нас происходит.

— Я знаю, что интим для тебя всегда был трудным из-за того, что сделала с тобой его гребаная семейка! — он повышает голос на несколько тонов, и я так близка к тому, чтобы надрать ему зад.

— То, что было у нас с тобой, осталось в прошлом, и с тех пор я прошла долгий путь.

Он проводит рукой по своему щетинистому подбородку, глубоко вздыхая.

— Я знаю. Я наблюдал, как ты трахаешься с мужиками.

Я бью его по лицу, и он позволяет мне это сделать.

— Пошел нахуй. Как ты смеешь осуждать меня? Как ты смеешь использовать свои интимные знания обо мне, делая такие дерьмовые заявления.

Он вытирает кровь, текущую из носа, поднимая ладонь.

— Я прошу прощения. Это было слишком грубо. Пожалуйста, прости меня, — он выглядит искренним, но я вообще больше не понимаю, что с ним происходит.

— Что все это значит, Рен? Я знаю, ты что-то недоговариваешь.

— Я беспокоюсь о тебе, — он подходит ближе, заглядывая мне в глаза. — Все может обернуться крахом, и тебе нужно держаться стойко, а ты отступаешь.

— Разумнее всего пока сдержаться. Мы не знаем, что планируют русские. Антон избегает моих звонков, и я знаю, что-то затевается. Нам нужно сосредоточиться на удвоении и утроении безопасности, и я хочу уволить нашего IТ-специалиста и нанять кого-то нового. Недавно он разоблачил нас.

— Я займусь этим.

— Этим занимается Дарио. Я хочу, чтобы вы вместе с ним поработали над переназначением наших людей. Обеспечьте всем дополнительную защиту и выставьте отряды на улицах. Скажите им, чтобы они держали ухо востро и собирали информацию. Мы не можем допустить, чтобы русские напали на нас, пока мы улаживаем дела на улицах. Я поговорю с О’Харой.

— Принято, — положив руку мне на поясницу, он ведет нас к раздевалке.

— Никто не должен причинять вред Массимо или его семье, — предупреждаю я, сверля его острым взглядом. — Это приказ, Ренцо.

На его челюсти подрагивает мускул.

— Ты босс, — говорит он сквозь стиснутые зубы, добавляя: — Надеюсь, ты знаешь, что делаешь.

Я тоже на это надеюсь.

***

— Я думаю, тебе следует все рассказать, — говорит Ник час спустя, когда мы беседуем за завтраком в причудливой ретро-закусочной в нескольких кварталах от Центрального парка.

— Ни в коем случае, — Дарио вытирает салфеткой уголки рта и отодвигает пустую тарелку. — Это слишком рискованно. Я знаю, ты хочешь доверять ему, и, честно говоря, не думаю, что он плохой парень. По тому, как он смотрит на тебя, совершенно очевидно, что его чувства искренни.

— Но? — спрашиваю я, зная, что будет «но».

— Мы многого о нем не знаем.

— Да, именно поэтому я лично поеду за ним в Берлин.

Массимо вчера упомянул, что завтра ему нужно уехать по делам в Берлин. Он сказал, что его не будет максимум два-три дня. И намеренно уклонялся от ответа, когда я настаивала на более подробных сведениях.

Если я собираюсь признаться ему во всем — а именно к этому ведут меня мой разум и мое сердце, — мне нужно знать, что скрывает он.

— Ренцо сойдет с ума, когда узнает, что ты ушла, не сказав и не взяв его с собой, — добавляет Дарио, протягивая бокал за новой порцией, когда официантка снова появляется у нашего столика.

— Я не верю, что он не убьет моего мужа, — признаюсь я, высказывая вслух свои опасения.

— Он не пойдет против твоих приказов, — пытается успокоить меня Дарио.

— Надеюсь, что нет, потому что я правда не хочу убивать человека, который был рядом со мной более двадцати лет.

— Я думаю, у него проблемы в браке, — добавляет Ник.

Я наклоняю голову набок, помешивая кофе.

— Почему ты так говоришь?

Ник и Дарио обмениваются взглядами.

— Скажите, — говорю я, делая глоток кофе.

— Он пытается уговорить Марию переехать в город, но она стоит на своем. Похоже, она твердо намерена остаться в Филадельфии.

— Не могу сказать, что виню ее. Дети учатся в школе, там ее друзья и семья, — Ренцо познакомился с Марией через несколько месяцев после того, как переехал в Филадельфию на постоянное жительство из Вегаса. Он быстро обрюхатил ее, и они сыграли свадьбу на скорую руку за несколько месяцев до рождения их старшего сына. Сама Мария родилась и выросла в Филадельфии, и думаю, у Ренцо нет ни малейшего шанса уговорить ее переехать.

— Я подозреваю, что за этим кроется нечто большее, — говорит Ник, поджимая губы. — У меня нет доказательств, — добавляет она, не дожидаясь, пока я задам вопрос. — Шестое чувство.

— Ты думаешь, именно это его отвлекает?

Дарио пожимает плечами.

— Возможно. Ренцо в последнее время очень молчалив со мной. Вероятно, связано с тем, что он беспокоится о тебе и переживает из-за ситуации с семьей.

— Тем больше причин для него остаться здесь, пока я буду в Берлине.

— Когда ты улетаешь? — спрашивает Ник.

— Самолет в восемь утра.

— Я достану свою шляпку и заменю тебя, — говорит она с улыбкой.

— Спасибо. Я знаю, что это неудобно, но, надеюсь, нам не придется долго этим заниматься.

Массимо

— Ты уверен, что это не ловушка? — спрашивает Фиеро, пока я наблюдаю, как он собирает сумку в своей спальне.

— Я все разузнал, да, но это может быть и ловушка.

— Время выбрано неподходящее. Тебе никогда не приходилось делать ничего подобного ни на одной другой работе. Какие-то придурки пытаются проникнуть на наш завод, и тебя вдруг отзывают для выполнения другой работы. Это заставляет нервничать. Мне это не нравится.