4. Сломать или быть сломленным

Килиан

— Моя очередь.

Маленький Воробышек дрожит так сильно, что я вижу это, рябь пробегает от её покрасневшего горла вниз. Я уверен, что не единственный, кто заметил её мимолетную улыбку после того, как Нейт трахнул её, но, если она думает, что я собираюсь быть с ней так же снисходителен, как и он, её ждёт сюрприз. Я могу очень долго играть со своей добычей.

— Ты хочешь, чтобы мы задержались?

— Нет, — я оборвал Лайла, прежде чем он смог закончить. — Я хочу, чтобы она была одна. Только она и я.

Сейчас она не улыбается.

То, как она нервно облизывает губы, делает меня твёрдым, как стальной прут. Она слышит угрозу в моём голосе и не хочет оставаться со мной наедине. Я понимаю это. Это то, что я хочу, чтобы она чувствовала. Пленница. Небезопасная.

Моей, чтобы делать с ней всё, что я захочу.

Она уже поняла, какую девственность она оставила, чтобы подарить мне? Никто не сказал этого прямо, но она должна понимать, что её ждёт. А если она этого не сделает, то узнаёт достаточно скоро.

Нейт смотрит на неё с беспокойством, и в его голосе звучит неуверенность.

— Я думаю, может быть, нам стоит остаться здесь. Помочь, знаешь ли.

— Вон. Вы заявили о своих правах. Теперь моя очередь.

Воробышек смотрит на них, потом на меня, потом снова обратно. Она сглатывает, и я наблюдаю, как работает её горло. Это наводит меня на всевозможные идеи, ни одна из них и близко не похожа на приличную. Некоторые из них едва ли законны. Может быть, она понимает, во что ввязывается, но я в этом сомневаюсь. Она была девственницей, чёрт возьми.

Лайл берёт Нейта за руку и тянет его за собой.

— Пошли. Мы все заплатили за это. Теперь очередь Кила.

Бросив быстрый взгляд на наш приз, затем слегка подозрительный в мою сторону, он кивает.

— Хорошо.

Мгновение спустя дверь за ними закрывается, оставляя только Маленького Воробышка и меня.

Она не встречается со мной взглядом. Её дыхание учащается, как только закрывается дверь, и мне нравится, как я заставляю её нервничать. Я собираюсь чертовски насладиться этим.

— Посмотри на меня, — положив согнутый указательный палец ей под подбородок, я заставляю её поднять взгляд, пока не смотрю прямо в эти большие, красивые голубые глаза. Её черты щекочут далекие воспоминания. Что-то в ней кажется знакомым, но я не могу вспомнить, что именно. Наверное, кто-то, кого я когда-то встречал. Или, может быть, она выглядит как знаменитость. Я не обращаю на них особого внимания, но иногда мне попадаются фотографии. Это не имеет значения. — Ты чертовски красива, даже под этой маской.

Её бледные черты раскраснелись. Она прикусывает нижнюю губу, но нервно, а не откровенно соблазнительно. Меня это всё равно соблазняет. Её трепет как грёбаный наркотик.

— Спасибо, — шепчет она, вероятно, не столько для того, чтобы ответить, сколько для того, чтобы заполнить тишину.

Отпуская её подбородок, я отступаю назад, чтобы раздеться. Я уже снял пиджак и обувь, когда мы начали, но теперь я намеренно расстёгиваю одну пуговицу за другой на своей рубашке.

Она следит за моими движениями, натягивая простыни, чтобы прикрыться, как загнанный в угол зверь, ищущий выход, надеясь, что хищник совершит ошибку.

Я не совершаю ошибок.

— Не прячься от меня. Я заплатил за это хорошие деньги. Убери простыню.

Девушка роняет её, как будто она обожгла её.

Моя рубашка сваливается кучей на кресло, и я расстёгиваю ремень. Щелчок пряжки кажется невероятно громким в тишине. Я позволяю своим штанам упасть и снимаю их. Выпуклость в моих трусах-боксерах невозможно не заметить, и её глаза расширяются, когда она видит. Если она поняла, к чему всё идёт, я не удивлюсь, если она передумает. Не то чтобы это имело значение. Не сегодня.

Я указываю на пол у себя между ног.

— Иди сюда. Достань его.

Она слезает с кровати и становится передо мной на колени, прежде чем взяться пальцами за резинку. Сделав глубокий глоток, она тянет.

Её удивленный вздох, когда мой член выскакивает наружу, приводит меня в восторг. Она стягивает мои трусы до конца, но не отводит с них глаз.

— Возьми его в руку. Поцелуй его, — мои приказы кратки и тихи, но они не терпят возражений. За неё заплачено, и она наша.

Моя.

Она повинуется, её тонкие пальцы, горячие, как огонь, обхватывают меня. Нежно целуя кончик, она гладит меня так, словно понятия не имеет, что делает. Я знаю, что она была девственницей, но ей ведь надо было хотя бы поработать руками, верно? По тому, как она себя ведёт, вы бы так не подумали.

Мой пиджак находится в пределах досягаемости, поэтому я тянусь за ним и роюсь в карманах, пока не нахожу маленький тюбик. Я могу быть жестоким, но я не собираюсь трахаться по сухому. Для собственного удобства, если не для чего другого. Я протягиваю это ей.

— Держи. Чем более мокрым ты меня сделаешь, тем меньше будет больно.

Если и были какие-то сомнения относительно того, что мы собирались сделать, то теперь они исчезли. Она берёт тюбик трясущимися руками и открывает крышку. Сначала она слегка брызгает на пальцы, затем трёт их друг о друга, чтобы прочувствовать это, прежде чем выдавить на ладонь побольше.

Когда она прижимает прохладную смазку к головке моего члена и опускается вниз по всей длине, чтобы распределить её, я, блядь, чуть не теряю самообладание. Это так чертовски приятно, и её озабоченный сосредоточенный взгляд слишком заметен.

Я должен остановить её.

— Хорошо. Более чем достаточно. Забирайся на кровать, колени на край, лицом вниз.

Она кивает и делает глубокий вдох, собираясь с духом. Когда она отворачивается от меня, я замечаю татуировку на её лодыжке. Она маленькая и изящная, изображение богато украшенной птичьей клетки с несколькими птицами внутри.

И снова, словно муха, жужжащая рядом с моим ухом, проблеск похороненного воспоминания прерывает мои мысли, но я отмахиваюсь от него, желая раствориться в этом моменте. Маленький Воробышек открывает мне потрясающий вид на её чётко очерченные лопатки, на ее стройную талию и на самую сексуальную задницу, которую я имел удовольствие видеть собственными глазами.

Задницу, которую я собираюсь осквернить.

Может быть, это из-за обстоятельств. Может быть, просто её фигура в точности в моём вкусе, но я ничего не ждал с таким нетерпением, как этого.

— Хорошая девочка, — шиплю я, когда она встаёт в позу. — Отодвинь свою задницу назад и раздвинь ноги шире.

И вот, дамы и господа, прекрасный пример позы, предназначенной для того, чтобы доставить удовольствие. Я делаю себе пару поглаживаний, просто чтобы убедиться, что я весь как следует скользкий, затем встаю позади неё.

Я выдавливаю ещё одну порцию смазки, направляя её прямо над её анусом. У неё перехватывает дыхание от внезапной первой капли. Большим пальцем я направляю скользкую жидкость вниз, распределяя её по краю, прежде чем надавить внутрь. Она ахает и сжимается вокруг него. Так чертовски туго. Через несколько мгновений у неё будет что-то гораздо большее, что она сможет обхватить.

Я втираю смазку в её кожу, пока мой большой палец легко не заскользит внутрь и наружу. Ей лучше быть готовой. А если это не так, что ж, она сама решила продать себя нам.

Держа одну руку на её бедре, направляя её попку ещё ближе к себе, я использую другую, чтобы прицелиться. Она подпрыгивает, когда мой член натыкается на неё, делая резкий вдох.

Я не тороплюсь. В конце концов, предвкушение — это, по крайней мере, половина дела. Направляя его рукой, я провожу головкой члена по всей ее заднице, убеждаясь, что всё скользкое, прежде чем слегка надавить. Ровно настолько, чтобы предупредить её о том, что сейчас произойдёт.

Мне нравится, когда она напугана. Мне не должно, но, чёрт возьми, мне нравится.

— Это будет больно? — спрашивает она нервным шепотом.

Я провожу свободной рукой по её боку и по плечу, крепко сжимая, как будто пытаюсь удержать её от побега. Она дрожит под моей ладонью.

— Будет ещё больнее, если ты напряжёшься.

Она кивает, и я наблюдаю за её лицом в зеркале, пока она пытается заставить своё тело расслабиться. Я увеличиваю давление.

Ох, блять.

Со стоном она принимает кончик. Она такая чертовски тугая, и становится только туже, когда я вхожу глубже. Затем удивлённый вздох, когда вся головка проталкивается внутрь.

Она сжимает простыни, сминая их в кулаках, сжимая так сильно, что костяшки пальцев белеют. Её дыхание учащённое, напряжённое, когда я всё больше и больше погружаюсь в неё. Примерно через каждый дюйм я останавливаюсь, немного отодвигаюсь назад, а затем продвигаюсь вперёд, вливая смазку глубже. Когда я, наконец, прижимаюсь бёдрами к её попке, полностью погружаясь, я останавливаюсь.

— О, Боже. Пожалуйста, скажи мне, что это всё, — шипит она, как будто не может представить, что может быть что-то большее. Это то, что нравится слышать парню.

— Ты приняла его весь, Маленький Воробышек. Весь грёбаный член.

Резкий выдох с шипением вырывается из её носа, затем она кивает.

— Похоже на то.

Я отстраняюсь, почти полностью выходя, и она стонет от внезапной перемены.

— Иди сюда, — положив руку ей на плечо, я притягиваю её к себе, пока её спина не прижимается к моей груди. Это позволяет мне прошептать ей на ухо: — Я собираюсь трахать твою задницу до тех пор, пока ты не сможешь ходить.

Мне нравятся её тихие, испуганные всхлипы. Это делает меня грёбаным ужасным человеком, но это тот, кто я есть. Или, по крайней мере, кем я стал. Я отбрасываю эту мысль — сейчас не время для самоанализа.

Когда я возвращаюсь, она сжимается вокруг меня, постанывая, когда я заполняю её обратно. Это возбуждение? Или боль? И то, и другое? В любом случае, это чертовски потрясающе.

Смазка нагревается, растекается, делает своё дело, и она приспосабливается ко мне. Я обхватываю рукой её горло, и она стонет. Чёрт, маленькой шалунье действительно это нравится? Я поднимаю другую руку к её груди, захватывая сосок кончиками пальцев и сжимая его, и в награду получаю шипение.