Сердце бешено колотилось в груди, и я сухо кивнул.

— Иисус, — прошептал мой лучший друг, потирая челюсть. — И теперь он вернулся в город?

— Ага.

— На целых два месяца. 

— В яблочко.

— Что за хрень.

— Согласен.

— Ну, ты всегда можешь оставаться здесь, — сказал Джонни, прежде чем скинуть одеяло и подняться с кровати.

— Удачи, Кэп, — ответил я, снова усаживаясь на его огромную кровать. — Легенда.

— В любое время, парень. — Схватив телефон с тумбочки, он мельком взглянул на экран, прежде чем потянуться. — Хорошо, давай. Сейчас только половина шестого. Мы можем пробежаться перед школой.

— Ты в своем уме? Единственное, что я планирую сделать перед школой, это поспать и, может быть, съесть несколько блинов твоей мамы, если она предложит.

— Вставай.

— Пас.

— Да ладно, чувак, у нас сегодня матч.

— Именно. Мне нужно все, что я могу получить.

— Гибс!

— Спокойной ночи, Кэп. Люблю тебя.

Сорок минут спустя я обнаружил себя запыхавшимся, хрипящим месивом, находящимся во власти мазохиста со склонностью к садизму, когда дело касалось легких его лучшего друга.

— Ты монстр, — выдавил я, задыхаясь, пытаясь не отставать от его нечеловеческих шагов. Не считая того факта, что на нас лил проливной дождь, на улице было еще темно. — Серьезно, Кэп. Я почти готов умереть здесь, парень.

— Давай, Гибс, ты можешь сделать это, — крикнул он через плечо. — Держи пульс повыше, парень. Ты на последней миле.

— Это то, что ты сказал три мили назад, — завопил я, подумывая о том, чтобы броситься в канаву и позволить коровам завладеть мной. — И я не могу сделать это, Джонни. Я вообще не могу сделать это.

— Да, ты можешь. Давай, парень, дом прямо впереди, — повернулся он, пытаясь меня мотивировать. — На вершине холма. Еще один большой толчок, и мы дома.

— Нет, к черту, я не могу, — крикнул я в ответ, чувствуя, как сводит каждый мускул моих ног. — Оно того не стоит. Просто продолжай без меня.

— Я попрошу маму приготовить тебе блины.

Черт возьми.

— Мне нужен сахар и лимонный сок, и я не хочу слышать ни слова о потраченных впустую калориях.

— Идёт.

— Хорошо, — выдавил я, поднимаясь по крутой проселочной дороге, ведущей к поместью.— Я делаю это для своего желудка.