Джоуи

1 сентября 2003.

Лежа на матрасе, который пах мочой и свежепролитыми слезами, я оставался совершенно неподвижным, когда осознание вырвало меня из сладкого бегства сна.

С моим затуманенным мозгом и нежеланием сотрудничать, я заставил себя восстановить события прошлой ночи, пытаясь связать мое текущее окружение с реальностью, но ничего не вышло.

– Папа, - всхлипнул знакомый голос, и вот так я понял, где нахожусь.

Как будто ты мог быть где-то еще.

Маленькая, липкая рука опустилась на мою щеку. – Папа.

Подавляя желание содрогнуться и закричать, я медленно расслабил мышцы, перевернулся на спину и приоткрыл одно опухшее веко как раз в тот момент, когда мой младший брат забрался на меня сверху.

Большие карие глаза уставились на меня сверху вниз. – Папа.

– Господи Иисусе, - простонал я, смиренно морщась, когда его промокшие пижамные штаны приземлились на мой голый живот. – Опять помочился себе в подгузник, Шонни-бу?

Серьезно кивнув, Шон наклонился ближе и прижал свою пухлую ручонку к моей щеке.

– Папа, ай-ай.- Одинокие карие глаза изучали мое лицо. – Ой-ой.

– Нет, Шон, - рявкнул другой голос. Тоном, пропитанным ядом и яростью, Тадхг сел на своей импровизированной кровати на полу моей спальни и прошипел: – В последний раз, блядь, он Джоуи, а не папа. Джоуи! Твой настоящий папа выбил дерьмо из твоего фальшивого прошлой ночью.

– Тадхг, оставь его в покое. Он всего лишь маленький, а меня называли и похуже, - прорычал я, предупреждающе прищурив глаза, когда осторожно принял сидячее положение и оглядел спящие тела, разбросанные по моей комнате.

Кроме обоссанного малыша у меня на коленях и болтливого подростка на полу у моей кровати, другой брат лежал, свернувшись калачиком, у меня в ногах, как спящий щенок, в то время как моя сестра свернулась калачиком в углу, с пуховым одеялом с цветочным рисунком, накинутым на ее маленькие плечи.

Комод, втиснутый перед дверью моей спальни, был суровым напоминанием о событиях прошлой ночи, и я внезапно промерз до костей.

Нет места лучше дома.

Что за кусок дерьма.

– Ты в порядке?- Это была Шэннон, которая выглядела так, будто не сомкнула глаз прошлой ночью. Смертельно бледная, она посмотрела своими голубыми глазами в мои и не отводила их. – Джо?

– Я в порядке, Шэн.- Вспоминая приговор всей жизни, когда правда заключалась в том, что я не был в порядке со дня своего рождения, я поднял Шона со своих колен и выбрался из кровати, натягивая на ходу спортивные штаны.

Сегодня был понедельник; первый день возвращения в школу после летних каникул.

Как бы плохо ни чувствовал себя каждый из нас, оставаться в этом доме вместо того, чтобы ходить в школу, было не вариантом.

К черту это.

Испытывая боль в тех частях моего тела, о существовании которых я никогда не подозревал, я отодвинул комод в сторону, прежде чем отпереть дверь.

Сделав глубокий вдох, я быстро распахнул дверь, прежде чем ребенок внутри меня убедил меня спрятаться под одеялом вместе с остальными.

Отрасти пару яиц, придурок, мысленно убеждал я себя, ступая на лестничную площадку, готовый встретиться лицом к лицу с неизвестным и неизбежным.

Пустая площадка ни на йоту не ослабила моего трепета, потому что я знал, что он все еще там.

Все еще в доме.

Как темная туча, нависшая над всеми нами, только хуже.

Намного, блядь, хуже.

Громкий храп доносился из-за запертой двери их спальни, сопровождаемый приглушенными рыданиями, и у меня кровь застыла в жилах.

Замерев на месте, я боролся с желанием подбежать к ней. Ворваться в эту дверь и обнять ее.

Я хотел защитить ее от него почти так же сильно, как я хотел защитить себя от нее.

– Ну?- Оглянувшись, я обнаружил четыре лица с широко раскрытыми глазами, наблюдающие за мной из дверного проема моей спальни. – Он ушел?

Адреналин подскакивал, и с жаром, который граничил с лавой, струящейся по моим венам, я подавил волну эмоций, которая угрожала сломить меня, сделать меня слабым, как она. – Нет, он все еще здесь.

– Да?

– Да, он в ее постели.

Их лица вытянулись, как и мое сердце, но опять же, я подавил это, нуждаясь в том, чтобы вытащить нас нахрен из этого дома больше, чем мне нужно было валяться.

– Хорошо, все, возвращайтесь в свои комнаты и приведите себя в порядок. Вымойтесь и наденьте форму. Вчера вечером я упаковал ланчи; они в холодильнике, так что не забудьте упаковать их в свои сумки, - начал я заказывать, зная, что если я этого не сделаю, в доме ничего не будет готово. – Бабушка будет здесь, чтобы забрать Шона и отвезти вас, мальчики, в школу, и Шэн, мы пойдем вместе.

– Хорошо, Джо.

– О, и когда я говорю умыться, я имею в виду почистить уши, а также зубы, мальчики, - проинструктировал я, прежде чем отправиться в ванную, чтобы принять, скорее всего, ледяной душ.

Когда дверь ванной захлопнулась за мной, я встал перед зеркалом и схватился за край раковины, позволяя своим глазам оценить ущерб.

Морщась при виде моего распухшего лица, я заставил себя хорошенько, блядь, рассмотреть.

Подбитый глаз.

Ушиб скулы.

Разбитая губа.

Я не мог решить, что было хуже; тот факт, что я не мог скрыть синяки или тот факт, что я не мог помешать ему нанести их туда.

Потянувшись за банкой, которую я прятал за задней стенкой раковины, я откинул крышку и быстро принялся за работу, нарезая, а затем нюхая колу, чувствуя, как к моему телу возвращается некое подобие контроля, когда моя голова снова начала функционировать, а сердце забилось сильнее.

Проведя рукой по лицу, я выдохнула с облегчением, прежде чем сбросить одежду и залезть в душ, желая, чтобы вода смыла мои грехи.

Чтобы смыть мою боль.

*** – Я не хочу идти, Джо, - пробормотала Шэннон, когда я практически потащил ее задницу в школу. – Пожалуйста. В этом году будет то же самое.

– Нет, этого не будет, - солгал я сквозь зубы и сказал ей. – Ты сейчас на втором курсе.

Так будет лучше.

– Я действительно не думаю, что смогу это сделать.

– Ну, я знаю, что ты можешь.

– Да?

– Да, - сказал я ей. – Я обещаю.

Она посмотрела на меня своими большими голубыми глазами. – Ты действительно обещаешь?

У нее были глаза нашей матери, и иногда было трудно смотреть на нее.

– Я обещаю, Шэн.

Она улыбнулась и заметно обмякла от облегчения.

Это слово, казалось, успокоило что-то внутри моей сестры, даже если мы оба знали, что я не это имел в виду.

Ей нужно было слово, и я был более чем готов дать его ей, если это означало, что она ушла из дома и от нашего отца.

– Я все еще не могу поверить, что ты позволяешь кому-то делать это с твоей кожей, - предложила она затем, протягивая руку, чтобы коснуться черных чернил, покрывающих мое предплечье. – Это так надолго.

Пожав плечами, я подавил желание сказать ей, что сложные обручи и вертлюжки, навсегда выгравированные на моем предплечье, помогли скрыть огромный постоянный шрам, который оставил наш отец, когда принес нам разбитую бутылку на прошлое Рождество, после слишком большого количества виски за обеденным столом.

Не было смысла напоминать Шэннон о чем-то, о чем она прекрасно знала. Особенно потому, что именно она всю дорогу до больницы поддерживала давление на мою руку, чтобы остановить кровотечение.

Я был просто рад, что он искалечил мою руку, а не ее лицо – как будто у меня было чувство, что он целился.

– Ты не фанат?

Она сморщила нос. – Вовсе нет, я думаю, что татуировки отвратительны; хотя, я должна признать, что кельтское распятие у тебя на спине не совсем ужасно.

– Это комплимент, который я слышу?- Я поддразнил, игриво толкнув ее локтем. – Давай, ты можешь сказать это. – «Джоуи, мой любимый, самый удивительный, самый потрясающе красивый брат, мне нравится твоя татуировка».

– Отлично, это хорошая татуировка.-Посмеиваясь, она оттолкнула меня назад, а затем поспешила догнать меня, ее короткие ноги замедляли ее. – Ну вот, я это сказала. Теперь ты счастлив?

– Я не совсем расслышал.- Обняв ее за плечи, я нежно взъерошил ее волосы костяшками пальцев. – Скажи это.

– Прекрасно, прекрасно, - взвизгнула Шэннон сквозь приступы смеха. – Джоуи, мой любимый, самый удивительный… – Не забудь самого потрясающе красивого брата. Это лучшая часть.

– Самый влюбленный в себя и тщеславнейший брат, - поправила она меня со смехом.– И мне нравится твоя татуировка, даже если она занимает половину твоей спины.

– Достаточно хорошо, - поддразнил я, выпуская ее из своих объятий.

– Ты такой придурок, - хихикнула она, снова подталкивая меня локтем.

Мне было все равно, что она думает обо мне, пока она не думала о том, как ей было страшно идти в школу.

Ее улыбка была редкостью, но я был горд тем, что смог изобразить ее, даже после адской ночи, через которую мы прошли.

– Все будет хорошо, правда, Джо? – спросила она затем, когда школа показалась в поле зрения. – Когда все это закончится.- Она резко втянула воздух, прежде чем прошептать:– Когда мы вырастем и уедем из этого города, у нас будет счастливый конец, не так ли?

– Да, Шэн, - ответил я, закидывая сумку на плечо. – У тебя будет эпический счастливый конец.

– У тебя тоже, Джо, - тихо ответила она. – Я просто знаю это.

Именно в этот момент мои глаза остановились на длинноногой блондинке, прислонившейся к школьному входу, в серой шапочке-бини, прикрывающей ее смехотворно длинные волосы, и с леденцом в поджатых губах.

– Да, Шэн.- Я не был уверен в счастливом конце, но когда Моллой посмотрела на меня и улыбнулась, я смог поверить в возможность счастливого дня.

*** – С возвращением, пятикурсники,- мистер Нихан признал это со своего места на трибуне в столовой. – Замечательно видеть все ваши улыбающиеся лица, когда мы вступаем в новый учебный год. Итак, как вы все хорошо знаете, четвертый год был переходным годом. Это была прекрасная возможность окунуться в новые воды и попробовать себя в новых хобби и интересах. Но это было тогда, а это сейчас. На пятом курсе вы все возьметесь за новую курсовую работу, более тяжелую академическую нагрузку, чем любой из вас может себе представить. Другими словами, следующие два года вашей академической карьеры будут самыми трудными, с которыми вы когда-либо сталкивались.