Давление нарастает в моей груди, сжимаясь, когда дыхание становится затрудненным. Каждая унция моей силы гудит под кожей, тяжелая и гудящая, желающая вырваться на свободу. Стиснув зубы, я делаю последний глоток воздуха, пока он не начинает обжигать, прежде чем позволяю свету вырваться из меня. От силы удара мои ноги скользят назад по земле, но мамина хватка поддерживает меня, предлагая свою силу.

Слепящий свет — это все, что я могу видеть. Мои коренные зубы скрежещут друг о друга, а кожа словно тает на моей плоти. Как будто пламя проникает прямо под поверхность и прожигает кости. Боль невыносимая, как будто меня сжигают заживо.

Гортанный крик вырывается из моего горла, когда моя сила врезается в стену тьмы, удерживающую нас здесь. Оно твердое, его не смущает первое прикосновение моей силы.

— Борись с этим, Эмма! — голос моей матери слабым эхом отдается в глубине моего сознания.

Слезы текут из моих глаз, и что-то мокрое капает из носа, когда я преодолеваю приступы боли. Но я не остановлюсь. Я, блядь, буду бороться, чтобы вернуться к нему. Даже если это убьет меня, по крайней мере, избранные будут свободны и их больше не забудут. Дрейвен вернет свой народ и никогда больше не почувствует себя изгоем. Он сможет летать вместе со своими соплеменниками.

Волны света проникают сквозь стену, безжалостно ударяясь. Еще один обжигающий крик разрывает внутренности моего горла. Грудь вздымается, мышцы напряжены. Земля под моими ногами сопротивляется весу, мои ступни все глубже зарываются в почву.

Но затем щит начинает трескаться. Трещина распространяется от его центра, ослабевая по мере того, как я направляю больше энергии в это место. Тени начинают расползаться по краям моего зрения, и белые пятна начинают плавать вокруг меня. Все двоится.

Моя кровь сжигает меня изнутри, как будто каждый нерв в моем теле разрывается на части, кусочек за кусочком. По мере того, как я прилагаю больше силы, из моего носа вытекает все больше влаги. Вскрикивая, я ударяюсь коленями о твердую землю.

— Продолжай! Ты почти на месте! — голос моей матери звучит издалека, едва слышно, когда мир вокруг меня становится туманным.

Как раз в тот момент, когда мне кажется, что мое тело вот-вот выдохнется, по мне проходит волна энергии, заставляющая мой позвоночник выгибаться дугой, когда из глубины моей груди вырывается оглушительный крик.

Сила моей матери — она поддерживала во мне вспышку жизни, давая дополнительный импульс, в котором нуждается мое тело. Он струится сквозь меня, проходит через каждую вену, прежде чем вырваться на свободу, соединяясь с моим светом и подрывая оставшуюся прочность стены.

В следующий удар сердца она разбивается вдребезги. Отпадает, когда мои ладони ударяются о землю передо мной. Мои мышцы наливаются тяжестью, придавливая меня к земле, пока мой разум пытается сконцентрироваться. Но затем воздух наполняют крики и рев.

Как в замедленной съемке, я поднимаю голову и вижу сотни виверн, летающих юнадо мной. Те, которые очень похожи на Дрейвена тем, как он складывает крылья, и другими… Те, кто, должно быть, были с самого начала родословной, превратились в полноценных виверн. Их массивные чешуйчатые тела парят надо мной, а тени танцуют вокруг них, все они направляются к отверстию, ведущему обратно к живым. Путь, по которому их души вернутся в ожидающие тела.

Я с благоговением наблюдаю, как все они смотрят на меня сверху вниз прищуренными глазами, когда пролетают мимо, склонив головы. Внезапно моя голова становится слишком тяжелой, но руки обхватывают мои щеки, удерживая меня прежде, чем мой череп ударяется о землю.

Эти руки нежно поворачивают мою голову только для того, чтобы обнаружить, что серые глаза, такие же, как мои, блестят в ответ.

— Тебе пора домой, моя милая девочка.

Мама вытирает кровь, выступившую у меня из-под носа, ее пальцы становятся красными, прежде чем запечатлеть любящий поцелуй у меня на лбу. Все болит. Мне трудно дышать, мои конечности дрожат подо мной, я не уверена, что смогу стоять.

По мановению маминой руки одна из полностью перекинувшихся виверн пикирует вниз, приземляясь перед нами, и у меня отвисает челюсть. Его гигантский коготь вонзается в землю, крылья расправлены, прежде чем опуститься на землю. Я должна на него сесть?

Ответ на мой вопрос дается, когда Кай обхватывает меня руками, прижимая к своей груди. Моим рукам едва хватает сил вцепиться в его широкую шею, когда он широкими шагами направляется к виверне. Прищуренный глаз наблюдает за моим приближением, прежде чем Кай осторожно поднимает меня, усаживая у основания шеи виверны.

Кай в последний раз чмокает меня в щеку, прежде чем отступить. Он, должно быть, заметил мое прерывистое дыхание и легкую дрожь, охватившую мои конечности, потому что он говорит:

— Ты спасла их всех, принцесса. Теперь спасай себя.

Мама мягко похлопывает виверну по толстой шее.

— Не бойся, дочь моя. Это знак чести и уважение к человеку — позволить кому-то прокатиться у него на спине.

Придав себе равновесие, я изучаю зверя подо мной. Чешуя сплетена вместе, создавая гладкий, но толстый слой кожи. Своеобразный щит. Шипы пронизывают голову по всей длине позвоночника, когда я устраиваюсь между ними, обхватывая двумя пальцами для опоры.

У меня перехватывает дыхание, когда полоса теней прижимает меня к Виверне, прижимая к ее телу, и я не могу быть более благодарной.

Зазубренный хвост со свистом рассекает воздух, прежде чем существо отталкивается от земли двумя мощными лапами, а его крылья опускаются одним мощным взмахом. Гортанное рычание сотрясает его тело, переходя в рев, который рикошетом разносится по воздуху. Это звучит как надежда на жизнь. Крик свободы.

Пока мы поднимаемся, я не отрываю глаз от глаз моей матери. Она кладет ладонь себе на грудь, прямо над сердцем, произнося одними губами: "пока мы не встретимся снова". Протягивая руку, я беззвучно произношу "Я люблю тебя".

Но теперь, чем дальше мы летим, тем меньше становится ее фигура.

Это должно причинять боль, но вместо этого на сердце у меня становится легче. Я увидела их всех в последний раз, и это подарок, которым я буду дорожить вечно. Тот, который всегда будет приносить мне покой.

Ветер развевает мои волосы, крылья виверны бьются в устойчивом ритме, пока мы летим к мерцающему отверстию. Темноты не видно, только свет, когда мы прорываемся сквозь нее. От ощущения возвращения к жизни у меня покалывает кожу, и в следующий момент все расплывается. Зверя подо мной больше нет, когда мое тело начинает свободное падение.

С колотящейся грудью я бросаюсь навстречу слепящему свету, и когда я достигаю его, мои легкие снова резко вдыхают жизнь.