Предлагаю командиру полка срочно связаться с артиллерией дивизии. Это единственный оставшийся у нас выход из создавшейся ситуации.

Подумав, Воинков дает мне "добро". Хватаюсь за телефонную трубку и звоню.

На проводе "Магнолия". Знаю, что это позывной артдивизиона И. Н. Шонина. Прошу его поддержать наш правый фланг огнем. Иван Никитович не задает лишних вопросов, только коротко роняет в трубку:

- Дайте координаты цели и видимый ориентир направления стрельбы.

Даю и координаты, и видимый ориентир. Артиллеристы Шонина работают без промедления. Уже через три минуты в боевых порядках наступающих гитлеровцев начинают рваться первые снаряды. Потом разрывы становятся гуще.

Гитлеровцы приходят в замешательство. Этим немедленно воспользовались стрелки и минометчики лейтенанта Сливченко. Они поднимаются в контратаку. И вражеские автоматчики не выдерживают, начинают пятиться. Потом бегут. Их преследуют уже не только бойцы флангового прикрытия, но и воины 1-й стрелковой резервной роты...

Как нам потом расскажут, первым с возгласом "За Родину, вперед!" в контратаку поднялся красноармеец коммунист П. С. Долганов. Он и увлек за собой товарищей.

* * *

Итак, ситуация тогда на нашем, правом фланге выправилась. Но гитлеровцы не унимались, и первый мой бой был далеко еще не закончен...

Подтянув свежие силы, противник, не добившись успеха на фланге полка, ударил теперь по центру. Мы снова отбили его натиск. Но, как говорится, на последнем дыхании. Поэтому, оценив обстановку, комдив полковник М. В. Волков приказал полку начать постепенный отход в сторону населенного пункта Киеты.

Отходили, что называется, держа противника на острие своих штыков. Больше отбиваться было нечем. Ведь мы и до этого боя сидели, образно выражаясь, на голодном пайке. По строгому приказу была установлена норма: на миномет расходовать 10-11 мин в сутки, на орудие - 5-6 снарядов. А теперь и этот скудный запас боеприпасов был израсходован.

И все-таки мы сумели закрепиться на участке восточнее Киет! Двое суток непрерывно длился этот мой первый бой. Такое запоминается на всю жизнь...

...Мысленно напрягаю память. Вот знаю, что из воспоминаний этого боя выскользнула какая-то очень важная деталь, но какая?

Постой, постой! Когда мы заняли оборону восточнее Киет, я был вызван в штаб дивизии... И вот там... Ну точно! У блиндажа двое людей - полковник и молоденький лейтенант - тискают друг друга в радостных объятиях. Полковник наш комдив Михаил Васильевич Волков. А кто же этот незнакомый лейтенант?..

Будто наяву слышу чей-то голос, подсказавший тогда мне:

- Наш комдив сына своего случайно встретил. С самого начала войны не виделась. И вот... Оказалось, рядом все время воевали...

Расспросить поподробнее было как-то неудобно. Да и некогда. Меня ждал начальник штаба дивизии. Но увиденное врезалось в память. Ведь такое не часто увидишь на фронте, среди огня и смерти...

...И мог ли я тогда, лежа на носилках и ожидая погрузки, предположить, что через тридцать с лишним лет, уже работая над этой книгой воспоминаний, случайно натолкнусь в архивах на незамысловатый, далекий от литературного совершенства документ, который и поведает мне о тех, в свое время неузнанных обстоятельствах встречи на войне отца и сына. Это было спешно, от руки, написанное боевое донесение, в котором, в частности, говорилось: "В борьбе с немецкими захватчиками образец мужества, отваги и находчивости проявили артиллеристы лейтенанта Волкова. Стремительным натиском фашисты были выбиты из селения Джанторы. Вскоре после этого нашими частями в результате ожесточенных боев была занята важная высота 19,8. Противник пытался контратакой вернуть занятую высоту. 28 февраля к высоте двинулось до батальона румын...

Батарея лейтенанта Волкова поддерживала наступление нашей пехоты. Но случилось так, что к моменту контратаки противника она расстреляла все снаряды. Волков, оценив обстановку, не терял ни минуты. Вместе с двумя своими артиллеристами под усиленным обстрелом противника он побежал к брошенному румынами при отступлении исправному орудию. В течение нескольких минут Волков изучил вражескую пушку и прямой наводкой открыл из нее огонь по противнику... Артиллеристы произвели 80 выстрелов. Контратака врага была сорвана. Скопление его пехоты было рассеяно.

Командир дивизии полковник Волков, наблюдавший за ходом боя, спросил:

- Кто ведет огонь из захваченного орудия по противнику?

Ему ответили:

- Командир батареи лейтенант Волков"{1}.

Но, повторяю, тогда, дожидаясь отправки на Большую землю, я не знал всех тех обстоятельств, при которых произошла эта встреча отца и сына. Я просто радовался за нашего комдива, которого мы все ценили и любили.

Глава вторая.

В 25-ю гвардейскую

В конце мая с очередной партией раненых я прибыл в санитарном поезде из-под Керчи в Ессентуки. На перроне нас встретила толпа людей - горестно притихшая, сочувствующая. Старики, женщины и подростки пристально вглядывались в каждого из нас, подходили к тем, кто лежал на носилках, и, наклоняясь, негромко спрашивали, кто и откуда родом.

Ессентуки уже превратились в прифронтовой город. Во всяком случае, в город-госпиталь. Бои шли не так уж и далеко от него, перекинувшись в июне через Керченский пролив на Таманский полуостров. В город усилился приток раненых. Под госпитали использовались не только санатории и дома отдыха, но и общественные здания. Раненых размещали у себя и местные жители. И надо сказать, что заботились они о них как о самых близких и родных.

В госпитале, куда я попал, сестры и няни тоже буквально ни на шаг не отходили от тяжелораненых, дежурили у их коек. Мне особенно запомнилась одна из них - Люба Емешева. Я нередко видел, как она, борясь с усталостью, подчас целые ночи коротала у изголовья бойцов.

- Совсем дитя малое, - замечал, бывало, мой сосед, уже довольно пожилой командир-пехотинец. - Ей бы впору еще в куклы играть, а вот поди ж ты! И откуда только сила у нее берется?

Вспоминая дни, проведенные в госпитале, не могу не сказать доброго слова и о военвраче 2 ранга И. В. Кущеве. Даже в самых безнадежных случаях Иван Васильевич мог вселить в сознание раненого уверенность в благополучном исходе лечения. Мне он, например, при первом же осмотре сказал:

- Месяца через полтора мы вас, голубчик, снова поставим в строй.

Так оно и случилось. Думается, в полном выздоровлении далеко не последнюю роль сыграла уверенность, внушенная мне хирургом И. В. Кущевым.

По мере излечения меня все больше тянуло в родную дивизию, в свой полк. Но...

После госпиталя я получил направление в 6-ю армию Воронежского фронта, где был назначен заместителем командира 173-го армейского запасного полка. Он размещался в прифронтовой полосе и готовил для войск первой линии маршевые роты.

Надо сказать, что этот полк был не совсем обычным. Его численность временами достигала десяти тысяч человек, то есть по количеству личного состава он равнялся целой стрелковой дивизии. Однако начальствующего состава в нем было всего-навсего 86 человек, прибывших в основном, как и я, из госпиталей.

Командир полка полковник С. В. Петрушенко, кратко ознакомив меня с состоянием дел, поручил мне ответственный участок работы - боевую подготовку. Вот тут-то и пришлось столкнуться со многими, на первый взгляд просто непреодолимыми, трудностями. Мало того, что наши люди располагались в землянках и шалашах, в полку не хватало транспорта и обмундирования. Главное - было совершенно недостаточно оружия, в том числе стрелкового. Как учить бойцов? Не на пальцах же. Но все-таки нашли выход. Те малочисленные огневые средства, что имели, на период боевых стрельб стали передавать из одного подразделения в другое. И все же боевая учеба в части шла днем и ночью.

6-я армия, в состав которой входил 173-й запасной полк, в те дни вела тяжелые оборонительные бои на воронежском направлении. Ее соединения остро нуждались в пополнении. Поэтому штаб армии непрерывно требовал от нас срочной отправки все новых и новых маршевых рот. Так что забот у нас хватало.