Они проходят мимо, а я жду, пока мое сердцебиение не успокоится, чтобы отчетливо слышать, прежде чем покинуть свое укрытие и захватить бутылочку крема из ванной, а затем подняться по лестнице, перепрыгивая через две ступеньки.
Дрожащими руками я преодолеваю всего несколько шагов по коридору, ставлю лосьон на стол и, прижав ладони к одному из декоративных столиков, смотрю на свое отражение в позолоченном зеркале. Щеки покраснели от адреналина, скачущего по венам.
Я не могу позволить им забрать Роуэна у Слоан. Мне нужно найти способ остановить их. Я должна.
Но не знаю как.
Никто из родственников не будет на моей стороне. Никто не сможет поддержать меня. Это меня всегда защищали.
— Я не знаю, как это сделать, — шепчу я своему отражению, и на глаза наворачиваются слезы.
Мои часы вибрируют на запястье, и я опускаю взгляд, увидев, как на экране высвечивается имя Роуз.
|Привет, главный конюх! Я скоро буду готова к забегу!
Я морщу нос и вытираю глаза, пытаясь расшифровать цирковой жаргон Роуз, достаю телефон и пытаюсь проморгаться, как будто это поможет разгадать шифр. Не помогает.
|Кто…?
|Главный КОНЮХ. Чувак, который отвечает за шоу в цирке. Этот чувак — ты.
|Окей… И что я теперь должна сделать?
|Забег, типа поездка, поняла? В гостиницу «Лейтонстоун», чтобы доставить свадебное барахло? Встретимся в 15:00 у тебя. Платье готово? Хочу поскорее увидеть!
Я бросаю взгляд в конец коридора, в сторону любимой части дома моей тети, и прикусываю внутренний край губы до крови. Хоть я и не знаю, как исправить эту ситуацию, которая кажется неизбежной, как лавина, я не могу подвести Слоан в самый важный день в ее жизни. Еще есть время до неожиданной церемонии, которую Роуэн планировал последние несколько недель. Может быть, я смогу убедить их бежать. Они могли бы уехать из Бостона. Уехать из страны. Жить какой-нибудь другой райской жизнью, подальше отсюда. Но как только появляются эти идеи, так же быстро появляются и мысли о том, что это не сработает. Потому что в таких семьях, как у меня, мы бы не достигли того, что имеем, если бы пускали все на самотек или позволяли таким простым вещам, как границы и география, стоять у нас на пути. Не тогда, когда у нас под рукой есть все возможности.
Придется найти другой способ.
Я подавляю панику. Мне просто нужно забрать платье и убраться отсюда к чертовой матери, чтобы найти безопасное, тихое место и разобраться во всем. Дышать. Спланировать следующие шаги, а затем выполнить их по одному за раз, как я практиковалась.
Сделав один глубокий вдох, который наполняет каждую клеточку моих легких, я в последний раз тру глаза.
|Договорились.
Я засовываю телефон в карман и возвращаю свое внимание к зеркалу. Делаю еще один глубокий вдох.
Улыбайся, — говорю я себе.
Продолжай улыбаться.
Я улыбаюсь, и улыбаюсь, и улыбаюсь до тех пор, пока улыбка не выглядит идеальной, пряча все, что скрывается под ней. Только когда я уверена, что выгляжу так, как должна, делаю шаг назад от зеркала и направляюсь по коридору.
Нахожу Этель не в постели, где она часто бывает перед обедом, а в ее комнате для рукоделия, где на белых полках и столах разложены краски, нитки, пряжа и холсты. Все с расставлено с безупречной точностью и содержится в чистоте, несмотря на частое использование. Она сидит в своем любимом кресле с откидной спинкой, стоящем напротив окна с видом на море, ее волосы облаком белых локонов рассыпаются по сгорбленным плечам, она сосредоточена на вышивке. Резко выругавшись и зашипев, она засовывает палец в рот, и на секунду моя улыбка становится искренней.
— Лучше отдохни, вместо того, чтобы колоть себя иглой, и обрати внимание на свою любимую племяшку, — говорю я с наигранной бодростью, входя в комнату.
Этель делает резкий, испуганный вдох, который сопровождается раскатистым кашлем.
— Господи помилуй. Ты напугаешь меня до смерти, прежде чем я доберусь до дома престарелых.
— Это один из способов разозлить маму и Аву. Они уже несколько дней собирают вещи.
Я ставлю крем на столик и нежно целую тетю в щеку, ее морщинистая кожа припудрена румянами, и этот аромат пробуждает во мне детские воспоминания о том, как я сидела у туалетного столика и играла с ее косметикой. Теплоты этих моментов недостаточно, чтобы скрыть беспокойство, которое горит у меня в груди и грозит перерасти в панику.
— Аве нужно вернуться в Калифорнию. У нее и так много забот дома, ей незачем здесь находиться, — говорит Этель, когда я отворачиваюсь и смотрю на черный чехол с одеждой, который свисает с дверцы шкафа.
— Ты же знаешь, что она этого не сделает, по крайней мере, до тех пор, пока не разберет всю макулатуру. Она упрямая. Интересно, в кого пошла.
— Не в меня, если ты на это намекаешь, девочка моя.
— Нет, — отвечаю я невозмутимо. — Я бы никогда, тетушка.
Тетя поднимает взгляд, и я одариваю ее яркой, мимолетной улыбкой. Делаю шаг ближе к шкафу, но чувствую на себе ее пристальный взгляд, настолько острый, что пробьет любую броню, которую я пытаюсь воздвигнуть между нами. Могла бы и додуматься, что не стоит пытаться одурачить женщину, которая построила целую империю из обычной муки и сахара. Детали — это сильная сторона Этель. Лучше взять платье и убраться отсюда, и потом решить, что, черт возьми, мне делать.
Единственная проблема в том, что я не успеваю.
— Что не так? — спрашивает Этель без тени сомнения в голосе. — Ты не уверена насчет свадьбы Слоан?
Я не отрываю взгляда от чехла с одеждой, хотя чувствую, как взгляд тети сверлит мою голову. У меня возникает сильнейшее желание вытащить платье из черного кокона, как будто счастье Слоан задохнется в нем, если я не выпущу его наружу.
Я качаю головой, направляясь к чехлу и берясь за вешалку.
— Нет, тетя. Ни в коем случае.
Начинаю расстегивать молнию на чехле, когда Этель говорит:
— Ну, это немного досадно, дорогая, потому что так было бы проще решить проблему с Кейнам.
Когда я поворачиваюсь к ней лицом, она с хитрой ухмылкой на губах протягивает нитку через канву.
— Откуда ты знаешь о Кейнах? — я прищуриваюсь. — Ты подстроила все так, чтобы я подслушала разговор мамы и Дэмиана.
— Возможно.
— Почему ты просто не сказала мне?
Тетя пожимает плечами.
— Лучше услышать из первых уст. Твоя сестра думает, что у меня маразм. Кто знает, вдруг, я выдумываю?
Справедливое замечание. Я, как никто другой, знаю, что нельзя доверять и половине той чуши, которую несет Этель Монтегю. В этом ее сила — всегда заставлять гадать.
— Откуда ты вообще обо всем этом знаешь?
— Жаворонок, — говорит она, прищелкивая языком и сверля меня взглядом поверх ацетатной оправы очков, — это по-прежнему мой дом. И дела этой семьи по-прежнему моя забота, независимо от того, считают это нужным твои родители или нет.
У меня перехватывает дыхание, когда я делаю несколько шагов к тете, держа на поднятых руках полуоткрытый чехол с платьем, словно подношение. Я открываю рот, чтобы что-то сказать, но слова застревают в горле, когда тетя улыбается и снова обращает внимание на пяльцы для вышивания, которые сжимает в руке.
— Присаживайся, девочка моя.
Я делаю, как она велит, и сажусь напротив нее, пока она проводит иглой по канве, создавая темно-красные стежки.
— Я не думаю, что Кейны причастны к происходящему, — говорю я. Она не отрывает глаз от своей работы, но кивает. — Точно не Фионн. Роуэн никогда бы не сделал ничего, что могло бы непреднамеренно навредить мне, и он никогда не причинит вред людям, которых я знаю.
— А Лаклан?
Смог бы он? Это месть от имени босса, как говорили мои родители и Трамбле? Может ли Лаклан мстить нам за расторжение контракта? За то, что его все глубже затягивает в жизнь, о которой он никогда не просил? Он, конечно, грубиян, и у него может быть повод. Но как-то маловероятно.
— Я не думаю, что он пошел бы на риск, который поставил бы под угрозу здоровье или счастье его братьев. Нет.
— Я тоже. Лично я думаю, что Боб Фостер, этот скользкий засранец, наконец-то сделал свой ход. Он бы и умирающую собаку пнул, так, для собственного удовлетворения. Но у Трамбле другое мнение, и твоя мама склоняется в его сторону, — Этель поднимает на меня взгляд, натягивая нитку. — Дэмиан, похоже, не согласен, что Лаклан причастен к этим убийствам, — говорит она, на мгновение опуская взгляд на платье, разложенное у меня на коленях. — Но одна из причин, по которой я ее так сильно люблю Нину, как если бы она родилась Монтегю — она такая же властная и коварная, как и я.
Глубокий вздох наполняет мои легкие.
— Может быть, есть какой-то способ доказать это, например, найти надежное алиби, которое исключит Лаклана из списка подозреваемых.
Я, как и Этель, знаю, что надежного алиби не бывает, когда в деле замешаны такие люди, как Лаклан.
— Он профессионал. Такие люди, как он, имеющие доступ к нужным ресурсам, могут придумать любое оправдание, сфабриковать любую историю и доказательства.
— Что, если я просто поговорю с мамой и папой, заверю их, что он этого не делал…
— Чтобы заставить их поверить, потребуется нечто большее, чем просто разговор, Ларк.
— Но я просто не могу допустить, чтобы это случилось со Слоан. Я не могу. Не после всего, что случилось в Эшборне…
Тетя протягивает руку и ловит мою, сжимая с неожиданной силой.
— Я понимаю, к чему ты клонишь, Ларк. Но ты не можешь винить себя за то, что произошло в той школе. Ты ни в чем не виновата, слышишь меня?
Хотя я киваю, слезы все равно застилают глаза. Я знаю, что в поступке мистера Вердона не было моей вины, но не могу избавиться от чувства греха, которое испытываю. Стыд окутывает меня, как вуаль. Я тысячи раз задавала себе вопросы, винила себя за то, что поддалась страху, который он вселял в мои мысли, нашептывая угрозы и обещания. И точно так же, как и сомневаюсь, я всегда быстро успокаиваю себя. Это не моя вина.