Изменить стиль страницы

ПРОЛОГ

_

ЗАЖИГАЙ

ЛАРК

— Это называется последствиями твоих действий, милый, — говорю я, отвинчивая фитиль от фейерверка, закрепленного между бедер Эндрю.

Его крики достигают апогея, но заглушаются скотчем, которым я заклеила ему рот.

Глядя на меня, вы бы так не подумали, но это правда… мне нравится смотреть, как он мучается.

Эндрю рыдает и мечется в кресле. Я широко улыбаюсь, оставляю его одного на поляне и продолжаю пятиться к линии деревьев, останавливаюсь достаточно близко, чтобы видеть страх в его глазах, достаточно далеко, чтобы меня могли защитить толстые стволы. В приглушенных мольбах слышится отчаяние. Его учащенное дыхание вырывается из носа клубами пара, которые тянутся к звездному небу.

— Ты знаешь, почему у тебя петарда привязана к члену, а у меня зажигалка в руках? — кричу я.

Он качает головой, затем кивает, как будто не может решить, какой ответ прекратит эту пытку. Правда в том, что не имеет значения, какой ответ он выдаст.

— Если бы я сорвала скотч с твоего рта, ты бы, наверное, сказал, что тебе очень-очень жаль, что ты трахнул Саванну в нашей постели, пока меня не было, да?

Он быстро кивает, его предсказуемая болтовня заглушается скотчем.

«Прости, мне чертовски жаль, я больше никогда так не поступлю, я люблю тебя, клянусь…» Бла-бла-бла.

— Боюсь, мы здесь не из-за этого.

Эндрю моргает, пытаясь понять, что я имею в виду, моя ухмылка становится дикой, и когда понимает, его охватывает настоящая паника. Может быть, его пугают мои слова, или, возможно, восхищенный блеск в моих глазах. Может быть, дело в том, как я смотрю на него, не моргая. Или, может быть, в том, как я смеюсь, чиркая по колесику зажигалки. Может быть, из-за всего вместе взятого он ссытся от страха.

Моча блестит в лунном свете, стекая ручейками по его обнаженным дрожащим ногам.

— Да, милый. Я знаю твои секреты. Все.

Я не отрываю взгляда от Эндрю, пока медленно подношу огонь поближе к фитилю.

— Ой, блин, чуть не забыла, — гашу пламя. Тело Эндрю обмякает от надежды и облегчения.

Надежда. Как мило, правда.

Не буду судить так строго, ведь у меня тоже когда-то была надежда. Надежда на нас.

Но я была наивна, думая, что Эндрю мне подходит, ведь в нем есть что-то от плохого парня. Эти две татуировки казались привлекательными. Вечно растрепанные волосы выдавали его беспринципный настрой. Даже его неспособность удержаться на одной работе казалась интересной, хотя я не уверена, почему? Каким-то образом я убедила себя, что он настоящий бунтарь.

Затем он трахнул нашу общую подругу Саванну, пока меня не было в городе, и я поняла, что он не бунтарь.

Он неудачник.

И не только. Когда я узнала, что он мне изменил, я украла его телефон и поняла, насколько сильно ошибалась в своем так называемом парне. Я нашла сообщения, адресованные девушкам, некоторые были слишком молоды, и они доверились сексуальному барабанщику, который называл их красивыми и обещал все свое внимание.

Я нашла не просто плохого парня.

Я нашла гребаного хищника.

Того, кто скрывался прямо под моим носом. И много лет назад я пообещала себе одну вещь:

Никогда больше.

Когда поднимаю взгляд к ночному небу, я вспоминаю не тот момент. И даже не думаю о гневе и отвращении, которые испытала, просматривая телефон Эндрю. Я вспоминаю о серых каменных шпилях престижного колледжа Эшборна, наконечники с медными наконечниками всегда были нацелены на звезды. Даже сейчас, спустя годы, я все еще помню чувство ужаса, которое таилось в каждом моем вздохе. Это был дворец из темных комнат и отвратительных тайн. Замок сожалений.

Там хищники, подобные Эндрю, кишат как нашествие чертовой саранчи.

Иногда казалось, что в такой-то священной крепости, как Эшборн, не бывает заражения. Ведь там все красиво и величественно. Уединенно. Безопасно. Как и в природе, самые красивые вещи часто оказываются самыми ядовитыми.

А мистер Лоран Верден, художник, директор Эшборна… Что ж, он давал красивые обещания.

Меня переполняет сожаление. Я сожалею о смерти мистера Вердена. Но не так, как вы могли подумать.

Именно я должна была убить его.

И теперь моя лучшая подруга Слоан будет нести это бремя и его последствия на своих плечах всю оставшуюся жизнь.

Я вижу сверкающие точки белого света, когда жмурю глаза все сильнее и сильнее.

Когда открываю их, прошлое надежно прячется. Тогда у меня не было власти. Но сейчас все по-другому.

Хищники могут давать красивые обещания, но мои — просты и непритязательны.

Никогда.

Больше.

Может, это и не самая крутая клятва, но я делаю все возможное, чтобы исполнения моих обещаний были чертовски эффектными.

Глубоко вдыхаю свежий осенний воздух. Затем улыбаюсь Эндрю и роюсь в своей сумке, пока не нахожу портативную колонку и не подключаю к ней телефон.

— Атмосфера важна в такие моменты, не думаешь? — спрашиваю я, включаю песню «Firework» Кэти Перри на полную громкость.

Предсказуемо? Да.

Идеально? Тоже да.

Я подпеваю и не пытаюсь скрыть свою широкую улыбку. Возможно, у нас не будет никакого шанса для Эндрю, как предполагает Кэти, но у него точно будет искра1.

— Что ж, думаю, пришло время начать шоу. И ты знаешь, что сделал. Так что мы оба знаем, я не могу тебя отпустить. Как уже сказала, малыш, — говорю я ему перекрикивая музыку, пожимая плечами. — Последствия.

Я поджигаю фитиль под звуки отчаяния Эндрю.

— Чао, персик. Это было… нечто, — бросаю я через плечо, ныряя в безопасную чащу леса.

Крики Эндрю — восхитительная гармония с крещендо музыки и треском фейерверков, которые взрываются в ночи. Его страдания — это грандиозное шоу разноцветных искр, залп яркого света и оглушительного звука. Честно говоря, он таких фанфар не заслуживает. Но ему повезло.

Это пиздец как великолепно.

Не знаю, когда прекратятся вопли Эндрю, ведь после салюта начнут взрываться бутылки с зажигательной смесью виски «Triple Whistler». Эти штуки очень громкие.

Когда извержение утихает и последние искры превращаются в падающие звезды, я выхожу на поляну. Витает запах селитры, серы и от почерневшего дымящегося тела в центре луга веет паленой плотью.

Осторожными шагами я подхожу к нему. Не понятно, дышит ли он еще, но не собираюсь проверять пульс.

Для него это все равно ничего не изменит. Но я долго наблюдаю за происходящим, музыка все еще звучит позади, оттуда, где я оставила колонку в высокой траве. Возможно, я ищу признаки жизни. Или, может быть, жду признаков жизни в себе.

Нормальный человек почувствовал бы вину или печаль, да? Ну, я любила его два года. Во всяком случае, я так думала. Но сейчас сожалею о том, что раньше не узнала настоящего Эндрю.

Даже этот оттенок раскаяния притупляется чувством выполненного долга. Чувством облегчения. Есть некая сила, когда ты находишь секреты и раскрываешь их в прекрасном, ярком свете.

И я сдержала свое обещание. Никто не будет страдать, кроме тех, кто этого заслуживает. Я сама об этом позабочусь. Если наши души пачкаются за каждую отнятую жизнь, никто, кроме меня, не понесет эту метку.

Никогда больше.

Сквозь музыку прорывается тихий стон.

Сначала я не верю своим ушам, но потом он снова вырывается наружу в виде облачка пара.

— Черт возьми, малыш, — говорю я, сдерживая недоверчивый смешок. Мое сердце поет где-то в глубине души. — Не могу поверить, что ты все еще жив.

Эндрю не отвечает. Не знаю, слышит ли он меня вообще. Его глаза плотно закрыты, кожа обуглена, кровь сочится из искореженных краев обожженной плоти. Я не отрываю глаз от пара, который виднеется с его приоткрытых

губ, роюсь в недрах своей сумки, пока не нахожу то, что ищу.

— Надеюсь, тебе понравилось шоу. Это было отличное выступление, — говорю я, вынимая пистолет из кобуры и приставляя дуло к его лбу.

В ночи раздается еще один тихий стон.

— Но я не захватила с собой фейерверков для выступления на бис, так что тебе придется проявить воображение.

Нажимаю на спусковой крючок, и с последним взрывом в мире становится на одну саранчу меньше.

И только одно чувство я сейчас испытываю:

Гребаную неуязвимость.