Моя мама уже спит, когда возвращаюсь домой после неудачного ужина с семьей Сорена. Я стою над не ...

Моя мама уже спит, когда возвращаюсь домой после неудачного ужина с семьей Сорена. Я стою над ней, руки дрожат от желания встряхнуть ее, разбудить и наорать на нее за все, что она сделала. Я стою так в течение нескольких минут, но она выглядит такой умиротворенной, что, в конце концов, я просто ложусь в постель, чтобы потом всю ночь проворочаться.

— Джин, милая, кто-то стучится в дверь, — зовет меня мама, ее голос хриплый после пробуждения. Я наношу последний слой красной помады и бросаюсь к двери.

Открыв ее, я обнаруживаю незнакомую женщину.

— Чем могу помочь?

— Я сиделка Пиппы Паселло, — отвечает женщина с яркой и лучезарной улыбкой на лице.

Я на мгновение прикусываю щеку и смотрю ей за спину. Сорен стоит на моей подъездной дорожке, прислонившись к своей машине, и машет мне рукой. Мое сердце подскакивает при виде него, но я игнорирую странный трепет и сосредотачиваюсь на том, что он переходит черту. Я могу позаботиться о своей матери. Мне не нужен контракт, который лишает меня возможности помогать.

— Извините, — я проскальзываю мимо нее, закрывая дверь.

Я трусцой направляюсь к Сорену, мои босые ноги мерзнут от контакта с землей.

— Что ты делаешь? — я скрещиваю руки на груди и тру ладонями кожу. Мои ноги бегают на месте, чтобы не замерзнуть.

Он снимает куртку, накидывая ее мне на плечи.

— Ты должна была надеть туфли, чтобы поблагодарить меня.

— Спасибо?

О, этот мужчина сводит меня с ума, и все же мне хочется поцеловать его за дополнительную помощь.

— Это сиделка, — он указывает в сторону двери, — ее очень рекомендовали.

Я понижаю голос: — Моя мама ненавидит незнакомцев и все, к чему прикасаетесь вы или ваша семья.

— Нет, ты сейчас говоришь про себя. А что касается незнакомцев, то они быстро подружатся.

— Зачем ты это делаешь?

— В контракте все четко прописано. Я отвечаю за ее уход. Это то, что я делаю. Я никогда не отказываюсь от своих слов, Джиневра.

— Когда все пойдет не так, то скажу тебе, что я же тебе говорила.

Он ухмыляется.

— Не могу дождаться. А теперь поторапливайся, мне нужно успеть на встречу после того, как я отвезу тебя на работу.

Я поворачиваю обратно к дому, бросив через плечо: — У меня есть своя машина.

Как только захожу, мои ноги приветствуют тепло дома.

— Входите, пожалуйста, — я смотрю часы. У меня еще есть время, чтобы прийти на работу вовремя.

— Я не знала, что вы придете сегодня, поэтому не готова показать вам все. И извините за беспорядок, — мой рот кривится. В эти дни мне трудно сделать что-то хорошее. Лишняя пара рук будет как нельзя кстати. Черт бы побрал Сорена за то, что он додумался до этого милого жеста.

— Не беспокойтесь, — сиделка отмахивается от меня, и я показываю в сторону гостиной.

— Моя мама любит сидеть в своем кресле-качалке и смотреть в окно, — я быстро провожу ее на кухню и рассказываю о лекарствах, которые мама принимает.

Я боюсь реакции мамы и, зная, что скоро опоздаю, выбираю трусливый выход — не представлять их друг другу.

— Она наверху, только просыпается. Удачи, — говорю я, натягивая туфли, и выбегаю за дверь с сумкой для ноутбука, перекинутой через плечо. Сорен все еще там, где я его оставила.

— Уходи, Сорен, — я прячу маленькую ухмылку, которая пробивается на поверхность. Он хихикает, оставаясь на месте, и я захлопываю дверь своей машины, притворяясь раздраженной

В тот момент, когда я выхожу из машины после работы, слышу крики, доносящиеся из нашего дома. Мои плечи тут же опускаются. У меня был дерьмовый день, и я с нетерпением ждала возможности надеть наушники, чтобы заглушить свои мысли музыкой.

Я приостанавливаюсь, глядя на свой дом. Все время, пока была на работе, я думала только о том, как буду работать на юриста по уголовным делам и при этом выйду замуж за преступника. В этом нет ничего этичного. Я так много трудилась, чтобы получить эту работу, что не хочу ее упускать.

Я заставляю себя оставить эти мысли за дверью. Я не могу иметь дело с этим, пока разбираюсь с матерью. Я молилась, чтобы мама приняла эту сиделку. Не могу понять, почему бы ей не сделать этого.

Я вхожу, и мама сразу же набрасывается на меня.

— Почему в нашем доме весь день находится незнакомка? Она отказывается уходить, — лицо матери красное от гнева, ее хрупкое тело дрожит, когда она указывает на меня как на врага.

— Она здесь, чтобы помочь, мам. Я не могу быть здесь днем. Это хорошо, — я делаю шаг, чтобы обнять маму, но она отталкивает меня. — Давай присядем и поговорим об этом, — мой голос мягкий и убаюкивающий, чтобы успокоить ее.

Она позволяет мне подвести ее к креслу-качалке.

— Ты сегодня обедала? — спрашиваю я.

— Эта женщина ужасно готовит и заставила меня все проглотить, — о, драматизм. Но она ела…

— Сорен нанял ее. Это часть брачного договора. Того самого, который ты подписала и хотела для меня, — напоминаю я ей.

— Я не подписывалась на незнакомку в своем доме. Сейчас же позвони Сорену и скажи, чтобы он приехал и забрал ее. Она мне не нужна.

— Я уже пыталась это сделать.

— Ты недостаточно старалась. Поезжай к нему домой и скажи ему еще раз, — я встаю, моя грудь расширяется, пока пытаюсь придумать, как лучше поступить с матерью.

Я оглядываюсь вокруг и вижу, что все на своих местах. Полы пропылесосены, со столов вытерта пыль. Дом безупречен. Я ошеломлена. Мои глаза расширяются, когда я делаю небольшой круг по дому, чтобы убедиться, что вижу правильно. Слезы хотят пробиться наружу, но я их смаргиваю. Наш дом никогда так не выглядел. Я поражена. Мысленно благодарю Сорена, и часть стресса, который испытывала, улетучивается. Мне не придется прятаться в своей комнате, чтобы забыть о случившейся здесь катастрофе.

До нас доносится запах готовящейся еды, и он просто божественный. Я умираю с голоду, и это такой желанный перерыв. Все мои списки дел по дому выполнены. Эта сиделка потрясающая, и благодарить за это нужно Сорена. Это лучший подарок, который кто-либо мог мне сделать.

— О, отлично, она приготовила для нас, супер — моя мама садится обратно, дуясь как маленький ребенок. Я никогда не отпущу эту сиделку.

— Я пойду проверю, — целую маму в лоб, радуясь возможности съесть то, что приготовила не я.

Зная, что пока я на работе, о моей матери заботятся, мне становится легче дышать. Каждый день Сорен, прислонившись к своей машине, ждет меня в надежде, что я соглашусь, чтобы он подвез меня. Этот мужчина отказывается сдаваться. Это не должно вызывать улыбку на моем лице, но это так.

Хуже всего то, что моя мать сопротивляется, когда я возвращаюсь домой. Она начинает кричать, как только я переступаю порог, потому что сиделка весь день находилась рядом с ней. Она заставляет мою мать принимать лекарства и есть; все, что мама ненавидит делать, за что я ей очень благодарна. Однако ежедневные ссоры выматывают.

В следующий понедельник мать снова кричит, как только я захожу.

— Мне очень жаль, Джиневра. Она заперлась в ванной и отказывается выходить, — я вздыхаю, желая, чтобы стало легче.

— Почему бы тебе не пойти сегодня домой пораньше и отдохнуть. Ты работала шесть дней подряд. Всем нужен выходной, — мне нужно поговорить с Сореном о ее графике работы. Она здесь почти сутками. Никому не полезно так много работать.

Она колеблется.

— Честно говоря, мне будет проще успокоить ее, если здесь будем только мы.

Как только дверь закрывается, мама выходит с улыбкой на лице. Я делаю глубокий вдох, чтобы сдержать свое раздражение.

— Почему ты до сих пор не поговорила с Сореном? — требует она. — Знаешь, я вижу его здесь каждое утро.

— Мам, я устала. Может, мы просто вместе посмотрим телевизор и не будем ссориться?

Лицо моей матери бледнеет, ее рука внезапно хватается за грудь, после чего она падает на колени. Я мчусь к ней, опускаясь рядом с ней, когда набираю 911.

— Мама, что случилось?

Она не отвечает. Похоже, она не может дышать. Я такая глупая, что отпустила сиделку. Я должна была быть сильнее.

Беспомощно смотрю, как парамедики поднимают мою мать на носилки. Я не должна была быть такой эгоисткой… из-за того, что хотела помощи. Я могла бы сказать Сорену, чтобы сиделка приходила несколько дней в неделю. Мне не нужно, чтобы она работала днями напролет, создавая дополнительный стресс для моей матери.

Нас регистрируют в отделении скорой помощи и отводят в маленькую палату, где моя мама сейчас жалуется на слишком жесткую больничную койку. Я твержу себе, что если она возмущается, значит, она дышит. И она, по крайней мере, перестала жаловаться на грудь, так что это, должно быть, хороший знак.

Я смотрю на часы и вижу, что прошло уже два часа с тех пор, как скорая помощь высадила нас, пропустив мимо стойки регистрации. С тех пор мы никого не видели.

— Мисс Паселло? — приветствует меня врач. — Мне очень жаль, что вам пришлось ждать. Никто не знал, кто вы.

Я отмахиваюсь от него, не уверенная, что он имеет в виду. Я ожидала, что пробуду здесь всю ночь. Такие вещи никогда не делаются быстро.

— Мы немедленно отвезем вашу маму в ее палату и проведем всевозможные тесты. Обещаю, мы выясним, что вызвало приступ.

После бесчисленных пробирок крови, ЭКГ и рентгена грудной клетки я совершенно измотана. Моя мама то засыпает, то просыпается, пока мы ждем результаты. По крайней мере, ее кровать кажется достаточно удобной, чтобы она не жаловалась, а мне достается приличный диван, на котором я могу посидеть.

Должно быть, в больнице закончились все маленькие обычные палаты, раз нас поселили здесь.

— Мисс и миссис Паселло, — входит доктор, и я хочу спросить его, во сколько нам обойдется эта палата, но он продолжает говорить: — Хорошие новости, по моему профессиональному мнению, у вашей матери была паническая атака, а не сердечный приступ.

Я бросаю взгляд на маму и вижу, что она все еще спит.

— Я могу разбудить ее, если нужно.

— Нет необходимости, мисс Паселло, ей нужен отдых. Сорен Моретти уже сообщил мне, что я могу поговорить с вами о здоровье вашей матери.