Я качаю головой. Я лучше буду работать на худшего продавца, чем думать об этом.

— Это не та область, в которой я хочу работать. Я же говорила, что медицинская карьера не для меня, и я с ней завязала!

— Чего мы до сих пор не понимаем. Это обещало прекрасное будущее. Хорошую жизнь. Стабильную.

— Да, но я не была счастлива.

— Ты не расскажешь нам всего, — начал он, положив руку на грудь. — Но ты должна рассказать нам достаточно, чтобы мы могли поддержать тебя и понять.

Я качаю головой и смеюсь. — Она никогда не поймет.

— Она думает только о твоем будущем.

— Стать нейрохирургом? Быть как дедушка? Тетя Беатрис? Я так не думаю. Она не должна оказывать на меня такое давление, когда она чертов профессор, даже не нейрохирург. Я устала от этих ожиданий. Я хочу заниматься тем, что приносит мне радость.

— Ну... а что тогда?

Его вопрос застал меня врасплох. Что приносит? Откуда, черт возьми, мне знать? Я потратил пять лет своей жизни, думая, что медицина - это то, чем я хочу заниматься. Я потратила эти годы на карьеру, которая мне больше не подходит.

— Я... я не знаю, — признаюсь я.

Он хмыкает, снова поднимает вилку и доедает яичницу и тосты. Он смотрит на меня, когда заканчивает, а я продолжаю стоять и смотреть.

— Что?

Он поджимает брови.

— Она сказала тебе что-то еще.

Точно так же, как он может сказать, когда я упускаю важные детали того, почему я переехала обратно домой, он упускает детали разговора, который у него был с женой.

Он щелкает языком по зубам, а затем снова вздыхает. — Она хочет, чтобы ты решила.

— Что решить?

— Она хочет, чтобы через две недели ты нашла работу, и если ты ее найдешь, мы выделим тебе деньги, чтобы ты смогла переехать самостоятельно.

— Или? — спрашиваю я, потому что знаю, что это ультиматум, а когда речь идет о моей матери, всегда есть «или».

— Или… — начинает он. — Она хочет, чтобы ты вернулась в школу. Найти новую карьеру, чтобы, так сказать, погрузиться в нее.

У меня отвисает челюсть, и я расширяю глаза. Я сажусь обратно в кресло и чувствую, как воздух вырывается из моих легких. Мои пальцы вцепились в подлокотник кресла и сжались, пытаясь успокоить дыхание.

— Дорогая? — спрашивает он с трещиной в голосе.

— Ты ставишь мне ультиматум?

Он качает головой и смеется. — Боже, принцесса, нет! Это не ультиматум, это шанс изменить свою жизнь.

Я закатываю глаза. Шанс изменить мою жизнь? Они обращаются со мной, как с примером для выступления в TedTalk. Я не их благотворительный случай, который нужно препарировать и контролировать.

Мой взгляд медленно скользит над головой отца в сторону задней части его кабинета, где в стеклянной витрине выставлены несколько египетских артефактов.

В центре витрины стоит каменная статуя бога божественного возмездия Аммита. Рядом со статуей находятся весы, одетые в золото.

Весы Маат, богини правды и справедливости, смотрят прямо на меня. Поскольку он профессор египтологии, я хорошо знакома с артефактами, которые он хранит в своем кабинете. Может быть, даже слишком хорошо.

В детстве это наверняка вызывало у меня кошмары, но теперь я просто отворачиваюсь от весов, да и от статуй тоже, всякий раз, когда прохожу мимо кабинета. Когда-то я считала, что это круто, что мой отец - умный парень, который любит изучать Египет и его историю, но это быстро надоело. Особенно когда моя мать нашла в этом возможность напугать меня, когда я плохо себя вела.

— Я не уверена, что новая карьера что-то изменит. Насколько все изменится по сравнению с тем, что было, когда я уходила с медицинского факультета?

Я насмехаюсь.

Я не хочу добавлять, что внутри меня что-то тянется к возможной идее начать все с чистого листа. Ведь именно этого я и хотела, верно? Перестать жалеть себя и не чувствовать себя привязанной к непрекращающемуся контролю моей матери. Может, это пойдет мне на пользу?

Он пожимает плечами и вымученно улыбается. — Я просто говорю тебе то, что она сказала мне. У тебя есть две недели.

И с этими словами он поднимает тарелку и подталкивает ее ко мне. Я с силой беру ее, затем поворачиваюсь на пятках и закрываю дверь его кабинета.

Я топаю по коридору в сторону кухни. Мамы уже нет, и моей тарелки тоже. Я не закончила есть. Я сжимаю губы и сдерживаю крик.

Если у меня есть две недели, чтобы найти работу, то хорошо. Я найду работу и заставлю ее это сделать.

Я бросаю папину тарелку в раковину и направляюсь к передней части дома, где находится лестница. Я взбегаю по ней на третий этаж так быстро, как только могу, делая шаги легкими, чтобы мама не услышала.

Оказавшись на своем этаже, я протискиваюсь в двери номера и закрываю их. Я прислоняюсь к ним, прижимаясь лбом к твердому дереву. Я делаю глубокий вдох, позволяю своему телу вздрогнуть, и слезы наполняют мои глаза.

С тех пор как я переехала сюда, я пыталась найти работу, и я не врала отцу. Многие места не принимали на работу или просто резервировали места для вернувшихся студентов. Я выбрала не тот город, чтобы переехать обратно.

Я делаю глубокий вдох, прежде чем повернуться и собрать свои вещи, чтобы принять душ. Я снова выйду на улицу и поищу новые вакансии. Я чувствую, как в сетчатом кармане на боку брюк зажужжал телефон. Я достаю его и вижу, что мама написала сообщение.

Дьявол

В следующем месяце исторический музей открывает новую выставку Египта, и сегодня вечером состоится мероприятие, на которое можно попасть заранее. Они пригласили твоего отца и кафедру египтологии, а также другие университеты. Присоединяйся нам, в семь вечера.

Я перечитала текст и закатила глаза. Она никогда не предлагала. И никогда не будет. Видимо, мне придется пойти на это после того, как я займусь поиском работы.

Приходит еще одно сообщение, и я смотрю на него. Это от моей мамы. Опять.

Дьявол

Явись к нему.

Бросив телефон на кровать, я направляюсь в ванную, чтобы смыть с себя утреннюю беготню и неприятности. Если бы все было так просто.

Теперь мне придется появиться сегодня вечером и изображать из себя «идеальную» дочь, которая все еще стремится стать нейрохирургом, чтобы репутация моих родителей осталась нетронутой.

Нуждаясь в мгновенном отвлечении, я включаю душ и сразу же вхожу внутрь, позволяя ледяной воде коснуться моей кожи.