— Dime, Corazón²⁶, — шепчет он.

— Я получила еще одну плохую оценку за сочинение. Это было для класса Лоры, а у меня сегодня встреча с ней.

Он продолжает смотреть на меня, его брови медленно сходятся. —Qué pasó?²⁷

— У нее не было ничего хорошего, чтобы сказать о работе. А потом упомянула, что моя мать даже сказала ей, что меня больше нет рядом и что они не думают, что я серьезно отношусь к аспирантуре.

Он ничего не говорит, просто продолжает водить руками по моему телу. Я делаю еще один глубокий вдох. — Джулиан, я писала эту работу две недели и сделала все, чтобы она была идеальной после того, как провалила предыдущую работу. Клянусь, я была сосредоточена. Но они думают иначе.

Наконец он прерывает молчание. — Хочешь, чтобы я поговорил с ней?

Я качаю головой.

— Нет, ты же знаешь, что это ничем хорошим не закончится. У них возникнут подозрения, почему ты заступаешься за студентку, которая не ходит на твои занятия.

Он делает шаг назад, отчего мои руки падают с его шеи. Вместо того чтобы робко уйти, он хватает меня за руку и переплетает наши пальцы. Он выключает плиту и проверяет макароны, которые медленно кипели в кастрюле. Джулиан работает в тишине, одной рукой беря щипцы и раскладывая лапшу на две тарелки. Закончив, он отпускает мою руку, чтобы поставить тарелки на кухонный стол. Он возвращается ко мне, на этот раз берет обе мои руки и подносит их к своему лицу, целуя по очереди каждую костяшку, а затем и ладони.

— Я тут подумал, — начинает он, анализируя меня, прежде чем продолжить. — Уже октябрь... Мы пытались сохранить этот секрет некоторое время, и, похоже, это не принесет нам никакой пользы во внешнем мире. Как ты думаешь, нам действительно нужно хранить этот секрет дольше?

Я смотрю на него какое-то мгновение, прежде чем раздвинуть губы.

— Ты шутишь?

Он качает головой.

— Кажется, люди замечают, что тебя нет рядом, а мне не нужно, чтобы люди лезли не в свое дело. Особенно Лора. Она не успокоится, пока ее догадки не подтвердятся, если они вообще были.

— Но это не изменит ее отношения ко мне. Скорее всего, она бы сразу меня завалила, — возражаю я.

Взгляд Джулиана темнеет, но потом он качает головой. — Я бы с ней разобрался, если бы она когда-нибудь что-нибудь с тобой сделала.

— Она уже сделала, — шепчу я, опуская взгляд и вырывая руки из его хватки. Я вздыхаю и иду к свободному столу, выдвигаю стул и сажусь. Еда выглядит потрясающе, но после сегодняшних событий я чувствую, как мой аппетит уменьшается.

Джулиан наконец последовал моему примеру, заняв стул по диагонали от меня и придвинувшись вплотную к столу, так что наши колени соприкасаются. Он берет кувшин с водой, стоящий в центре стола, и наливает мне стакан, после чего делает это для себя.

— Ты уверена, что у нее есть какие-то подозрения? Как бы я ни любил ее ругать, она отличный педагог.

Я пожимаю плечами.

— Думаю, моя мать ее достала. Они стали чаще проводить время вместе, а моя мать любит говорить обо мне гадости при любой возможности.

Джулиан на мгновение замолкает, а затем кладет свою руку поверх моей.

— Мне очень жаль, Corazón. Если я могу что-то сделать, дай мне знать. Я не хочу давить на тебя, если ты думаешь, что сможешь справиться с этим.

Он поднимает руку, и я беру вилку, накручивая на нее макароны.

— Можно я останусь здесь на ночь? Я хочу начать ревизию завтра утром, но сегодня я не могу даже думать о том, чтобы пойти домой.

— Конечно. Оставайся на любую ночь, даже если меня здесь не будет.

— Да? Где бы ты был, если бы это случилось?

Он бросает на меня взгляд, а затем ухмыляется. — Наверное, вдалбливал бы смысл твоей маме или читал нотации Лоре.

— Ты бы не стал!

Он смеется.

— Элиана, ты уже должна знать, что я готов на все ради тебя.

От его признания у меня в животе порхают бабочки, а тело становится теплее.

— Правда?

Он кивает, вертя в руках макароны и откусывая кусочек.

— Все, что тебе нужно сделать, - это попросить, Corazón.

Мои щеки теплеют от прозвища, которым он называет меня в последнее время. Corazón.Моя мать отказывалась говорить по-испански дома, поэтому я так и не смогла свободно овладеть языком. Как бы мне ни хотелось поговорить с папой по-испански, похоже, мы не очень хорошо общаемся. Он по-прежнему называет меня своей принцессой, но это не более того. Иногда я слышу, как он в своем офисе бегло разговаривает с родственниками.

Такое ощущение, что все проблемы моей жизни и моей семьи связаны с одним общим знаменателем: моей матерью. Но я ничего не могу сделать. Папа любит ее. Он никогда ее не бросит, и она относится к нему хорошо. А я? Не очень. Как будто ей просто нужен был брак, а ребенка пришлось терпеть.

Я сглатываю тяжесть этого откровения и пытаюсь вынырнуть из своих мыслей. Джулиан, кажется, замечает это, но ничего не говорит. Я молча благодарю его за это, пока мы доедаем ужин, а потом он убирает за нами даже после моего предложения. Он провожает меня в ванную и набирает ванну, как в прошлый раз. Но на этот раз я не зову его присоединиться ко мне, а позволяю себе погрузиться в ванну, пока не окажусь по горло в бурлящей воде. С тех пор как я делала это в прошлый раз, Джулиан пополнил свой запас ванных принадлежностей и наполнил ванну пузырьками, а также розовой мерцающей бомбочкой для ванны. Моё тело становится шелковисто-гладким и даже блестит каждый раз, когда я вынимаю руку из воды. Я полностью расслабляюсь примерно на полчаса, пока не собираюсь выходить.

— У меня есть для тебя теплое полотенце, — говорит Джулиан, когда я выливаю воду из ванны. Дверь в ванную открыта, но Джулиан стоит у входа, и я смотрю на него, видя его в трениках и мешковатой рубашке. Я машу ему рукой, и он подчиняется, заходит в ванную и ждет, пока я встану из ванны, прежде чем завернуть меня в полотенце. Я медленно выхожу, пока он не начинает растирать мои руки вверх и вниз, пытаясь высушить меня.

Это движение настолько детское, но в то же время такое очаровательное, что я не могу удержаться от смеха. Это вызывает улыбку на его лице, а у меня в животе снова появляется трепет при виде него.

— Что? — спрашивает он, когда я снова смеюсь.

— Я... я благодарю тебя, Джулиан. За то, что всегда был рядом, когда я чувствовала себя как дама в беде.

Он наклоняется и целует меня в нос, а затем обнимает и гладит по спине.

— Тебе не нужно благодарить меня. И ты вовсе не девица в беде. Просто много всего происходит, но мы разберемся. Я обещаю.

— Да? — шепчу я, чувствуя, как в горле снова становится тесно, а на глаза наворачиваются слезы.

Боже, перестань плакать!

— Да. Я обещаю.

Я делаю глубокий вдох и чувствую, как он высвобождается из объятий, а затем помогает мне вытереть тело и надеть пижаму. Они немного великоваты для меня, но в них так удобно. Я скрещиваю руки и утыкаюсь носом в локоть, вдыхая его запах.

— Пойдем, — говорит он, ведя меня в спальню. Не теряя времени, он откидывает простыни, берет меня на руки и усаживает на пол. Прежде чем он успевает отстраниться и отойти, я обхватываю его за шею и притягиваю к себе, пока он не вынужден забраться на кровать, чтобы лечь на меня сверху. Он не наваливается на меня всем своим весом, но кладет голову мне на грудь. Я провожу пальцами по его волосам.

— Я бы хотела, чтобы мы могли оставаться так всегда, — шепчу я.

Его руки переходят на мои бедра, и он делает глубокий вдох, его движение отдается во всем моем теле.

— Мы можем, детка. Мы будем двигаться в том темпе, в котором ты захочешь. Я никуда не уйду.

И его слова режут грудь, как нож, потому что я знаю, что он не лжет. Я влюбилась в этого мужчину сильнее, чем когда-либо думала, и это пугает меня до смерти.