От его слов я снова начинаю дрожать, не в силах осознать его истинные намерения.

Я облизываю губы, пытаясь прояснить ситуацию.

— Да. Да, я чувствую... — я сглатываю, тщательно подбирая слова, зная, что Эроу внимательно слушает. — Это не больно, — отвечаю я, задыхаясь.

— Хорошая девочка, Брайони, — прерывает меня Эроу, наводя пистолет. — Принимай свои наказания как шлюха, которой ты являешься. — Другой рукой он проводит большим пальцем по нижней губе, наблюдая за тем, как я принимаю крест. — Теперь дерни ее за волосы, — инструктирует он.

Сэйнт берет меня за волосы и осторожно тянет, откидывая мою голову назад. Но ему этого недостаточно.

— Сильнее! — кричит Эроу, и мы оба вздрагиваем. — Дерни ее за гребаные волосы и сделай так, чтобы было больно!

Он затягивает захват и грубо дергает, заставляя меня вскрикнуть, а мои голые груди подпрыгивают между нами, когда я выгибаю спину. Между бедрами запульсировал жар от этой безжалостности. Сэйнт заглушает свой стон, прикусив нижнюю губу, и вжимается в меня бедрами, его голодный член грубо трется о мое бедро под брюками.

— Трахни ее своим символом веры, — требует Эроу, гнев нарастает в его некогда монотонном и ровном голосе. — Забери у нее ее грязь, как у маленькой мерзкой грешницы, а потом вымажь ею ее лицо.

Сэйнт вслушивается в его слова, позволяя им проникнуть в его сознание. Его глаза твердеют, и некогда мягкий и сочувственный взгляд превращается в нечто гораздо более вызывающее. В нечто более мрачное. В нечто, имеющее цель.

— Накажи ее за то, что она наслаждается этим, когда не должна.

Лазейка.

Сэйнт смотрит на мою обнаженную плоть, глаза расширены и дики, пока он проталкивает закругленный конец распятия глубже в мой скользкий центр, моя киска жаждет чего-то более толстого, чтобы заполнить меня, пока она сжимается и сокращается вокруг выпуклого кончика инородного предмета. Мои губы раздвигаются, и хриплый стон вырывается из меня, когда его пальцы пробегают от того места, где исчезает конец креста, до моего набухшего клитора, размазывая мое возбуждение.

Не кончай. Пожалуйста, не кончай. Я стиснула зубы, отгоняя наслаждение.

— Эта распутная шлюха просто умоляет о большем своими стонами. — Он насмехается. — Она наслаждается этим. — Эроу предупреждает, откинув голову к стене, с опасным взглядом и поджатыми от ярости губами. — Не позволяй ей получать от этого удовольствие. Это не для нее.

Сэйнт сжимает челюсти.

— Разврат и распутство. Она предлагала себя старейшинам. Ублажала их сексуальные желания своим тугим маленьким телом, заставляя их поддаваться своим демонам, — продолжает Эроу. — Накажи ее. Накажи ее за то, что она лишила их чистоты, как маленькая дьяволица.

Он кормит Сэйнта тем же, чем кормили его самого, используя искупление как форму оправдания сексуального насилия.

Гнев поднимается в шее Сэйнта, краснота распространяется по его щекам, а кристально-голубые глаза смотрят с недоверием, почти загипнотизированные человеком в маске в углу. Он протягивает дрожащую руку вверх и захватывает мою грудь, его пальцы скользят по соску и тянут чувствительную плоть до болезненного растяжения, прежде чем он отпускает ее. Я громко задыхаюсь, так как другая грудь почти сразу же жаждет такой же пытки.

— Она бросила вызов институту. Пробиралась в щели, чтобы укрепить свое место среди вас, но только для того, чтобы разрушить вас изнутри.

Шея Сэйнта напрягается, когда он по команде Эроу шлепает меня по груди. Я вскрикиваю, и звук эхом разносится по комнате. Его брови опускаются, и он тяжело дышит через ноздри, прежде чем безумие захватывает его, и он сжимает мою грудь в своей ладони. Наклонившись, он берет меня в рот.

Эроу наблюдает за ним с бешеным выражением лица. Огненный гнев, скрывающийся под поверхностью человека, которого учили быть спокойным и собранным. Он хочет только одного — убить этого человека. Я едва могу разглядеть тень хаотической ярости под его выражением лица.

Сэйнт вгрызается зубами в мою мягкую плоть, а его язык впивается в мой сосок, дразня меня болью.

— Твой отец лгал общественности, чтобы защитить тебя. Он лгал обо мне. Мое предназначение всегда заключалось в том, чтобы пролить свет на тьму. Чтобы окончательно стереть это вечное пятно осуждения. Твое любимое пятно.

При этих словах Сэйнт настораживает уши, а его лицо стекленеет, как у человека, находящегося в трансе. Любимое пятно.

— Выеби из нее шлюху. Покажи ей, что она не может победить. Возьми ее удовольствие и уничтожь ее, обмазав ее Господом. Внуши ей Святой Дух своим телом, — методично бормочет Эроу, обращаясь прямо к разуму человека, обученного искуплению.

Гнев проникает в доброту, которой когда-то обладал Сэйнт, когда он впитывает слова человека, сломленного грехами, которые совершают люди, наделенные властью. Его глаза краснеют, когда он резко садится прямо, глядя на меня с чистым отвращением. Он вынимает из меня крест, размазывая по губам мое возбуждение, а затем бросает его на грудь. Расстегнув брюки, он быстро расстегивает молнию и опускает пояс, освобождая себя.

Я молча задыхаюсь от разительной разницы. Никогда не видела ничего подобного. Он большой и по размеру, и по длине, как и Эроу, но не обрезан в то время как у Эроу он обрезан и проколот, а драгоценности украшают его, как корону короля, Сэйнт явно не обрезан, как и все остальные мужчины нашей веры.

Эроу ударяет пистолетом по своему виску, прикладывает его ко лбу, его лицо напряжено и искажено болью в попытке успокоить свой бушующий разум, а затем направляет пистолет на затылок Сэйнта. Он смотрит на парня огненным взглядом, намереваясь покончить с ним быстрым нажатием на курок, взяв дело в свои руки.

Его глаза находят мои под Сэйнтом, и я безмолвно умоляю его. Я умоляю его сделать то, что он всю жизнь отвергал.

Я умоляю его поверить.

Не успеваю я опомниться от происходящего, как смотрю вниз и вижу, что Сэйнт поглаживает свой налившийся член, поддерживая себя одной рукой, прежде чем войти в меня.

Мягкая, голая кожа головки члена Сэйнта проникает в меня, прежде чем он полностью входит. Он глубоко проникает в меня и замирает, приоткрыв рот, задыхаясь от безумия. Сэйнт ложится на меня всем весом, пульсируя внутри моего влажного центра. Мой рот открывается в шоке, когда он отступает на несколько сантиметров, а затем делает толчок бедрами, проталкивая свой твердый ствол глубже.

Моя киска сжимается вокруг его члена, и глубокий, болезненный стон вырывается из моего горла, когда удовольствие от трения члена Святого массирует мои стенки. Я прикусываю уголок губы, чтобы сохранить молчание.

— Ах, Господи, — хнычет Сэйнт.

Свободной рукой он обхватывает мое колено, поднимая мою развязанную ногу вверх и на свое плечо, и вводит член еще глубже, пока его тяжелые яйца не упираются в мою задницу. Мои веки тяжелеют, а глаза грозят закатиться обратно в голову, когда искры в основании моего позвоночника загораются от долгих, уверенных ударов глубоко внутри меня.

Эроу чувствует мое удовольствие. Он знает мои взгляды. Чувствует все, что чувствую я, потому что мы из одной материи. Его ревность отходит на второй план, пока он инструктирует Сэйнта, владея взаимодействием, контролируя сценарий.

— Вот так. Выеби из нее шлюху, — повторяет он.

Его глаза сужаются до опасных щелей, когда он срывает маску с лица и бросает ее на пол. Его черные волосы небрежно падают на лоб, полностью лишая его анонимности.

Меня охватывает беспокойство из-за того, что ему нужно это видеть, хотя мой грязный огонь продолжает гореть в глубине души. Сэйнт отступает назад, а затем ритмично покачивает бедрами навстречу моим, глубоко проталкивая свой длинный, скользкий член. Его низ живота, испещренный яростными венами, наполняющими кровью его твердый член, трется о мой влажный клитор, заставляя маленькие болтики удовольствия проноситься по мне каждый раз, когда мы соединяемся.

— Это... ах, черт, это так хорошо, — стонет Сэйнт, его голос срывается, когда он пытается говорить.

Он уверенно находит свой ритм, его ворчание заполняет комнату, когда он теряется в наших мокрых телах, шлепающихся друг о друга, в то время как Эроу остается на месте, решимость заливает его безумное выражение лица.

— Не кончай, мать твою, — говорит он мне, а мои глаза по-прежнему устремлены на него.

В голове у меня все кружится, стук в голове заглушает все окружающие звуки. Сэйнт может быть глубоко внутри меня, но ему никогда не достичь глубин Эроу. Эроу пробрался в мою душу. Он стал частью моего существа, моего сердца, моей жизни... моей любви.

— О, черт, — снова стонет Сэйнт, возвращая мое внимание к себе.

Я смотрю вниз, на то место, где мы соединяемся, пока его член перемешивает сперму брата в моей набухшей киске, а мое возбуждение покрывает весь его пах.

Блять. Вот так. Прямо туда. То место, куда он попадает.

— Я уже близко, — торопит он, врезаясь в меня.

Меня охватывает новый ужас, и я перевожу взгляд на пустой угол. Темный и пустой. Мой человек в маске полностью исчез.

Безумие, а также целая жизнь жертвоприношений по религиозным мотивам управляют Сэйнтом. Я никогда не видела его с другой стороны. Цель, которую он считает нужным исполнить. Цель, которая, возможно, все это время была частью его плана.

Он не может кончить. Я не могу позволить ему кончить.

Мои таблетки. Мои противозачаточные. Я не принимала их.

Я дергаюсь, отчаянно пытаясь освободиться, а Сэйнт продолжает трахать меня все сильнее и сильнее, приближаясь к своему завершению. Закрыв глаза, я почти смирилась со своей участью, почти отдалась другому мужчине, готовому погубить меня. Пока не чувствую, как заточенный край крошечного лезвия лижет кончики моих пальцев.

Глаза распахиваются, но человек, который, как я предполагала, спасет меня, не делает ничего подобного. Он ругается про себя у окна, глядя на что-то или кого-то снаружи, быстро набирая текст на мобильном телефоне, который сейчас у него в руке.