Ножи кончились, или он так думает. Все, кроме одного. Я тянусь за спину, в заднюю часть своего белого камзола, и вытаскиваю из плотной ткани сувенирный нож, подаренный мне самим учителем. Пришло время его испытать.

Одним движением руки я освобождаю клинок и быстро целюсь ему прямо в голову. Его взгляд больше не прикован ко мне. Ножи разбросаны на земле перед ним. Он не понимает, что я все еще держу один. Он думает, что у меня их больше нет.

Лезвие выскальзывает из кончиков моих пальцев, унося с собой, как мне кажется, последние остатки прежнего облика. Я мгновенно понимаю, что мой прицел и траектория слишком точны. Нож летит к его голове, по прямой траектории к лицу. Быстрым движением руки он ловит нож за мгновение до того, как он попадает в него. Его грудь вздымается, кровь стекает по руке. Он поймал лезвие ладонью прямо между расширенными глазами.

Он переводит взгляд с пореза перед собой на мое лицо за ним, явно потрясенный удивлением.

Я сглатываю, и в ушах раздается стук сердца, переходящий от гнева в удары абсолютного страха.

Эроу отталкивается от дерева и начинает приближаться ко мне.

Я делаю шаг назад, спотыкаюсь о собственные ноги и падаю на землю, а затем отталкиваюсь основанием ладоней, подтягиваюсь на них и встаю. Он настигает меня, захватывая черные волосы на затылке в свою израненную руку. Я задыхаюсь, когда он держит клинок передо мной, его темные глаза ищут меня.

— Ты сломалась, — шепчет он, задыхаясь, и в его взгляде появляется удивление и изумление, когда он медленно качает головой в недоумении. — Детка... ты сломалась.

Он тяжело наваливается на меня, складывая нож в одной руке, а его глаза остаются прикованы к моим. Он засовывает его обратно в ремешок моей облегающей майки, а пальцы задерживаются на буграх плоти, быстро поднимающихся и опускающихся между нами. Его большой палец намеренно проводит по каменному соску, и от одного мягкого щелчка электричество пробегает от этого ощущения до боли между ног.

Страх и возбуждение. Так похожи. Мощные, а порой и всепоглощающие. Как и все его воздействие на меня.

Эроу изучает меня так, словно никогда раньше не видел. Видимо, попытка убить его полностью выбила его из колеи. Его брови сходятся вместе, когда он окидывает взглядом мое лицо, смотрит на мои губы, затем на глаза.

— Я все тебе расскажу, — тихо шепчет он, ослабляя хватку на моих волосах, и в его нежном взгляде звучит обещание. — Я дам тебе все.

Его израненная рука находит мое лицо, а большой палец проводит по нижней губе. Я тяжело дышу, когда он опускается передо мной на колени в грязь. Окровавленная рука проходит по моему горлу, медленно спускаясь все ниже и ниже, пока моя шея и белоснежные лямки не оказываются залиты его ярко-малиновой кровью. Именно такой я ему и нравлюсь.

Стоя на коленях передо мной на лесной подстилке, он смотрит на меня сверху вниз, его руки лежат на моих бедрах, а его приоткрытые губы находятся в нескольких дюймах от моей груди.

Этот мужчина. Этот могущественный убийца, который убивает, прежде чем задать вопрос, стоит передо мной на коленях и смотрит на меня так, словно я королевская особа. Он полностью подчиняет себя. Когда я ломаюсь, он сдаётся.

Он смотрит на меня, ожидая, когда я сделаю свой ход. Ветерок проносится по деревьям, согревая своим напором. Мои волосы пляшут перед глазами, но наш прямой зрительный контакт не ослабевает.

Две потерянные души, танцующие под плотью, жаждущие, чтобы их заметили. Мы говорим без слов, узнавая друг друга в самой первобытной форме общения. Наши тела, изменение дыхания, биение пульса, вздымающегося на шее, то, как расширяются глаза, когда мы смотрим друг на друга.

Это мой шанс. Сейчас он ищет мое направление. Я контролирую ситуацию, а он доверяет мне все, что есть, после того как увидел борьбу внутри меня. Это более сильный момент, чем если бы он отдал мне контроль над своей жизнью с помощью нескольких ножей. Но даже тогда он знал, что у него есть выход. Он мог контролировать врага, бросающего в него оружие. А вот что он не может контролировать, так это то, что он отдает свое сердце мне. Слабость, которую он еще не был готов принять.

Медленно и осторожно я погружаю пальцы в его черные, мокрые от пота локоны, нащупывая кожу головы. Нежно обнимая его, я обхватываю ладонью его затылок, его волосы пробираются сквозь мои пальцы, а другой медленно скользит по его шее. Он резко вдыхает, плотно закрывая глаза. Его руки медленно скользят по моим бедрам, обхватывая меня, когда я прижимаю его лицо к своей груди. Он вздыхает в моих объятиях, наконец-то позволяя себе раствориться в ощущениях, которые когда-то пугали его, позволяя моим пальцам нежно поглаживать его кожу головы сквозь волосы.

— Все, — шепчет он.

Возможно, он говорит о том, чтобы рассказать мне все, как обещал, но по тому, как трещинка в его голосе произносит это слово, у меня возникает ощущение, что он полностью отдается мне. Он отдает мне все, что у него есть. Каждую его живую, дышащую часть. Те части, которые я могу видеть, и те, которые не могу. Я чувствую то, что чувствует он в этот момент.

Ответы на бесконечные вопросы еще впереди, но одно я знаю с полной уверенностью. В этом мире пыток и мучений есть только он и я. Мы не такие, как они. Мы такие, как мы есть.

И признать это — значить принять.