26. Зови меня своим Богом

26. Зови меня своим Богом

Он падает на бок и сползает с кровати, ругаясь и держась за шею.

Эроу — психопат. Безумный. Одержимый. И по какой-то странной причине я не могу не быть полностью заинтригованной его ядовитыми сторонами.

Наблюдение за тем, как он очищает меня от прикосновений Сэйнта на видео, свело меня с ума. Тепло между моих ног усилилось, когда я увидела, как он ласкает меня этим языком, заботясь обо мне своим отвратительно странным способом. Я была полностью очарована этим всем. Восхищена его порочными поступками. У меня ныло между бедер, и я гадала, собирался ли он трахнуть меня на видео, надеясь и молясь, чтобы он этого не сделал, чтобы у меня был шанс запомнить это ощущение. Я не хотела, чтобы у меня отняли эту возможность, и уже сама идея потрясла меня до глубины души.

Но я не дурочка, и он тоже.

Эроу дает мне все инструменты для принятия собственных решений. Я пришла к пониманию, что ему нравится сдерживать меня, делать слабой, но что действительно возбуждает его, так это моя способность сопротивляться. Он раскладывает инструменты, ожидая увидеть, достаточно ли я умна, чтобы играть в его игру, и доказательством этого было то, что он оставил лезвие скальпеля на расстоянии вытянутой руки за железными прутьями моей кровати.

Ожидал ли он, что я воткну его ему в шею? Вероятно, нет. Но вот мы здесь.

Я быстро поворачиваюсь, используя скальпель, чтобы вскрыть замок на другом наручнике.

Слышу, как он поднимается с пола, и раздается негромкий смех. Наручник со щелчком расстегивается, освобождая мое красное запястье, и я наклоняюсь вперед, отчаянно перерезая веревку, обмотанную вокруг моей лодыжки. Он наблюдает, стоя у края кровати, качая головой и прижимая руку к своей новой ране.

Я попала ему в мышцу шеи, не в жизненно важное место. Я не пытаюсь убить этого парня. Во всяком случае, сознательно.

Что странно, так это то, что я не помню, как схватила этот нож на видео. Я хранила его с тех пор, как он дал его мне, зная, что в какой-то момент он понадобится мне, чтобы спастись, не думая, что я способна сделать это, выходя из своего туманного состояния. Я удивляюсь себе и той борьбе, которую веду глубоко внутри своего существа.

Освободив ногу от веревки на одной лодыжке, я пытаюсь развязать другую, когда он хватает меня за оба запястья, швыряя обратно на кровать. Я роняю клинок, прежде чем ударить его коленом в бок свободной ногой. Он ворчит, но переносит весь свой вес на моё тело, прижимая меня бедрами.

Мы оба тяжело дышим, опасно глядя друг другу в глаза. Два диких животного. Одно прирожденное, другое наученное. Оба одичали в мирах, где они процветают, встретившись в центре новых джунглей. Голод натравливает их друг на друга до тех пор, пока это не превращается в намеренную кровавую бойню за доминирование.

Он снова качает головой, его взгляд опускается на мой рот, прежде чем снова заглянуть мне в глаза, и в этих расширенных зрачках читается облегчение.

— А вот и она.

То, как он это произносит, с гордым выражением на лице, заставляет меня чувствовать, что каждая кнопочка, на которую он нажимает, предназначена только для этой цели. Чтобы пробудить тьму во мне. Выжать все мои силы, позволяя им захлестнуть его собственным странным, мазохистским способом. Это не должно вызывать во мне такое приятного волнение, как сейчас, но идея о том, что Эроу подталкивает меня к тому, чтобы я была самой плохой версией самой себя, слишком привлекательна по совершенно неправильным причинам.

— Ты готова слушать? Готова почувствовать? — спрашивает он, медленно проводя руками вниз от моих запястий, пока они не достигают изгиба моего локтя.

Эти ладони мягко скользят по моей коже вдоль предплечья, пока не достигают шеи. Он медленно обхватывает обеими руками мою шею, размазывая свою кровь по моей коже.

— Ты заслуживаешь того, чтобы расцвести, Брайони. Ты заслуживаешь удовольствия и всех желаний, в которых тебе отказывали, маскируя их общественными стандартами, призванными сдерживать тебя.

— Кто ты такой? — слова срываются с моих губ, я не задумываюсь, нуждаясь в ответах, как в следующем вдохе. — Мне нужно знать.

Как он нашёл меня? Почему он желает этого для меня? Кто этот человек под маской? Ответы сейчас важны как никогда.

Его карие глаза, окруженные густыми черными ресницами, переводят взгляд с одного моего глаза на другой, и я наблюдаю, как изгибается его шея под татуировкой в виде розы, торчащей из-под маски.

— Знать человека — значит понимать его намерения. Я думаю, ты знаешь, какие они у меня, — я сглатываю, внимательно слушая. — Никто больше не может контролировать меня, особенно вымышленный Бог, созданный презренными людьми, призванный контролировать массы. Я не позволю тебе жить в этом мире обмана, когда ты была предназначена для гораздо большего.

Всё, что он говорит, имеет такой вес, словно конкретные люди, которых он подразумевает, поступили с ним самым худшим из возможных способов.

— Они лгут тебе, Брайони. Они не хотят тебя. Никогда не хотели, — тысячи вопросов проносятся у меня в голове при его словах. — Но не я. Я хочу тебя. Теперь ты моя, так же как и я твой.

— Но я даже не...

— Я убью всех, — перебивает он. — Любого, кто встанет на пути к тому, чтобы позволить тебе жить.

Слова доходят прямо до низа моего живота, и, даже не задумываясь, я поднимаю бедра ему навстречу, прижимаясь к нему этой чувствительной частью себя для столь необходимого трения.

Его потребность защищать меня, позволяя мне процветать, заставляет меня терять контроль над своим телом.

— Я знаю, малышка, — говорит он, вглядываясь в мои губы, в то время как его грубая, мозолистая рука обхватывает мою грудь. — Я позабочусь об этой боли, чтобы ты снова смогла ясно мыслить.

Он шлёпает меня по груди, заставляя почувствовать, как покалывание проникает прямо в мой центр, подобно молнии острого удовольствия, прежде чем удивить меня, грубо перевернув на живот. Одна нога всё ещё привязана к кровати, веревка обмотана вокруг моей лодыжки, он ставит меня на колени, придерживая за бедра, и соскальзывает с кровати позади меня.

Я закрываю глаза, затаив дыхание, чувствуя себя совершенно беззащитной с задранной в воздух задницей, обнаженной и открытой перед ним.

Пока он говорит, его руки медленно скользят вверх по задней поверхности моих бедер.

— Самая красивая киска, которую я когда-либо видел, — говорит он, его голос не заглушается маской, как это было раньше.

Слова, которые он использует, настолько вульгарны и ужасны. Он раздвигает пальцами мои половые губы, держа меня открытой для своего собственного удовольствия.

— Я сделаю тебе больно, — предупреждает он. — Я буду трахать эту тугую, розовую, невинную, маленькую киску до тех пор, пока она не набухнет и не покраснеет, а ты не потеряешь сознание от боли удовольствия.

Мои пальцы ног поджимаются сами по себе, и я ахаю, когда чувствую, как он плюет на меня. Я оглядываюсь на него через плечо, слишком ошеломленная, чтобы пошевелиться. Не думаю, что все это нормально. С другой стороны, я не знаю, что такое норма.

Всё, что я вижу, — это верх его черной маски на голове, прежде чем моё лицо прижимается к матрасу, когда его теплый, влажный язык начинает ласкать меня по всей длине.

— О, Боже, — стону я от ощущения, которое сводит меня с ума.

Я никогда не испытывала ничего подобного.

Мягкий, теплый, упругий язык касается самой интимной части меня. Его губы обхватывают мой клитор, когда он посасывает ту часть, которая болит больше всего. Я в огне, сгораю внутренне от напряжения, поглотившего меня, и такого сильного, что могу разорваться.

— Вот так, — бормочет он, снова проводя по мне языком, издавая губами самые сексуальные причмокивающие звуки. — Позови его. И увидишь, кто придёт первым, — он снова проводит языком, прежде чем пососать губами эту чувствительную, набухшую часть меня. — Он или я.

Его палец пробегает по всей длине моей киски, и я чувствую, насколько она влажная. Когда он проталкивает свой палец в меня, я двигаю бедра назад, сжимая обеими руками одеяло на кровати.

— Эроу, — стону я, чувствуя его палец и сжимая его.

Он медленно достает его, прежде чем я чувствую, как к нему присоединяется другой палец. На этот раз от меня не ускользает чувство легкого покалывания, когда он вращает пальцами, почти проверяя, насколько сильно он может меня растянуть.

— Это всё моё, — шепчет он, вытаскивая пальцы и проводя ими вверх по моей жаждущей дырочке, которая сжимается, когда он прикасается к ней. Действие кажется таким чуждым, странным и в корне своём неправильным, и я ничего не могу поделать, кроме как желать, чтобы он прикоснулся к чему-нибудь ещё. — Теперь я принадлежу тебе, — заявляет он, прежде чем я чувствую острую боль от укуса в плоть моей задницы. До того, как я успеваю среагировать, я чувствую, как его рука хватает меня за волосы на макушке. Оттягивая мою голову назад, пока я не оказываюсь лицом к потолку, он говорит: — Знай это, Брайони. Ты от меня никуда не денешься.

Я сглатываю, пытаясь дышать через нос, чтобы успокоиться и удержаться от крика. Я не контролирую себя, и не думаю, что хочу этого. Я хочу сбежать от него только для того, чтобы он снова погнался за мной.

Я снова чувствую его рот на себе, и громкий стон вырывается из моей груди через горло. Такое ощущение, словно я больше не контролирую своё тело. Он дирижер, управляющий хаосом, который является моим оркестром, музыка, которую он создает, становится все более насыщенной с каждым взмахом этого искусного языка.

У меня закатываются глаза, в животе всё так сильно сжимается, что меня, словно, может разорвать изнутри. Я чувствую взрыв, который неминуемо должен вырваться наружу; разрыв, гребень волны…

— Я не могу… это происходит... — выдыхаю я.