Гонец Хайреддин, что был послан к Грозному, встал на пороге и пал ниц. Подал коробок с печатью. Сорвал хан сургуч, вынул слепленное из теста свиное ухо. Молчал Хайреддин. Молчал Девлет-Гирей.

Потом сел, как сидел, и сожрал сразу полугодовалого ягненка.

Хайреддин рассказывал, как его принял Грозный.

Хан кончил есть, вышел из шатра. Толпились, подходили батыри и беи. Сказал Девлет-Гирей: - Собака - московский царь плюет на нас!.. Ты, Шигай, поведешь Улу-Юз, Тараклы,- Урта-Юз, КичиЮз поведет хан Тявка. Впереди пойду я!

Запылал в солнце ханский малиновый в полосах халат.

- Привести русского!

Чужой рукой написал Девлет-Гирей Грозному ярлык: "Иду на тебя за Казань и за Хазторокань, а все ваше добро - переведу на прах".

Снимались шатры. Скрипели кибитки и кобзы. Сверкали колпачки и плоские круглые шапочки татар.

Клубились сплошным руном стада. Лился, как дождь, слитный цокот.

Цвела степь здесь; тронулась - процветет там.

Были звезды. Нет звезд. А если из того самого места, где стояла маленькая звездочка, Ай-Ханым теперь спустит нитку - шатра Девлет-Гирея уже не будет там.

Небо над степью - кованое, глухое. Ветер с полдня- красный и терпкий полынь мчит...

11

...Под теремами в гиблой холодной темноте томилась Аринушка. Вошли стрельцы, повели; торопились чего-то.

Подул ветерок, понесло будто рекой - сыростно. Повел ход влево и прямо, и вот - травка. Зажмурилась Аринушка, радостно пьет острый водяной дух.

Над нею - стена кремлевская. Нависли грозно машикули, торчат из бойниц самопалы, стрельцы на стене смолу ставят, ладонями кроясь, вдаль глядят. Стоит круг Москвы черный дым. Закричали со стены: "Идут!

Идут!" - Поволокли Аринушку. Тут взмыло до небес красное одеяло полыхнул по кровлям огонь...

Драл, спасаясь, царь со скарбом своим в село Коломенское. А в слободах уже резались татары. Мелькали их бараньи шапки и саадаки. Секли саблями кривыми чернеными, зажигали стрелами дома. Выл и бежал народ.

Били в три набата. Прутье железное, что кладено для крепости, в прах перегорало и ломалось от жара. Железо, как олово, разливалось по крышам. Плавились колокола, стекали на землю. Проливнем - в огонь - летело воронье...

НА МСКВУ!

1

Отовсюду стекались беглецы. В Кремле кипела работа. Царские хоромы давно уж были отстроены; ныне чинили стены, сколачивали приказы.

Вырос на выгорище городок малый, имя ему - Скородом...

Лежал в опочивальне смертно затосковавший Иоанн.

Трое зеленых кубчатых окончив положили на полу сеточку: лундыш-свет. Были стены убиты жарким бархатом. Перед образом Деисусовым стояла поклонная колодочка; раскрыто было харатейное евангелие на ней.

От лежанья смялся опашень - "зуфь синяя с петли серебряны". Читал Иоанн, держа в руках четки - рыбий зуб, да меру гроба господня - шелковую тесьму.

Была та книга: "Повесть некоего боголюбивого мужа, списана царю Ивану, да сие ведяше, не впадет в сети отъялых человек и губительных волков".Творился в ней извет на Бомелия, и были там такие слова: "Понеже русские люди падки на волхование, Елисей отвел царя от веры, возложи ему на наших людей свирепство, а к немцам на любовь преложи". В самом же конце было написано тою же рукою: "А как рад заяц, тенет избегши, такс рад писец, книгу сию списав".

Вздохнул Иоанн: - Заяц ты, заяц и есть!.. Ох, тяжко мне, тяжко! Хочу за грехи свои пострадать!..

Вошли Годунов и Елисей. Годунов сказал: - Государь, по слову моему, а твоему указу учали в Новегороде кабаки ставить, и ныне зделалось там воровство и убойство. А допреж сего такова у них не бывало. Помысли, государь, о своей вотчине,- от хмельных людей ни проходу, ни проезду нет!

Махнул Грозный рукой.- Недосуг! Ужо, поразмыслю!

Нахмурился, ушел Годунов. Распечатал Иоанн уста, что сургуч темен да ал: - Ведомо мне: живут в народе про житье мое слухи да подзоры,занимается-де царь чернокнижством, а всех безымянных людей на бога оставил. Ну, худо было бы, кабы я за них взялся!.. Сказывай, за чем пришел?

- Привели, государь, либерею переводить Веттермана с товарищи.

Встал царь.- Веди тотчас в тайник! А гороскоп составил?

- Неладно стали звезды,- посмотрел Бомелий в упор.- Посох-то, государь, возьми, может, в темноте сгодится...

Еще трое высоких кубчатых окончив положили на полу сеточку: свет-багрец.

Смутный бродил Шкурлатов у ворот Колымажных.

Стало сердце, что уголь рдян; опахнула грудь любовь-жалость неодолимая. Каючись, вспоминал горючие, синесветые глаза; не ведал, как избыть беду Аринушкину.

Воротился царь из бегов,- опять свели под терема боярышню. Крепки двери железные, цепи - в кольца проемные, замки - вислые, ухищренные; бережет ключи сизобровый Елисей...

Кинулся Шкурлатов к замочному мастеру Ивашке Драному.

Сидит на полу Ивашко с братом Еремкой. Кипит работа. Раскидан по избе слесарной снаряд.

Под руками - жильные струны, дрель с гирей, напилок да наверточек; горит медь прутковая, играет на солнышке слоистая пестрая слюда.

Изумился Шкурлатов: - Что за диво?

- Летуна ладим,- молвил Драной,- летать мыслим; глянь-кось! - И впрямь! - стояло на печи чучелко соколье, дрожала в привертных тисах слюдяная летальная снасть.

- Эх, летень-летало - ума не стало? - осерчал Шкурлатов.- Закинь, Ивашко, потеху,- докука есть!..

Повел речь: так-де и так. Поразмыслил Драной и гостя по плечу ударил: - Добро! Собьем замок!.. Завтра о полдень приходи с реки под башню Тайницкую. Ходы ж мне ведомы. Нарыл их, что крот, шалый царь!..

Ступил Шкурлатов за дверь,- из клети дьяк Гаврило Щенок вылез.Наказал ему большой боярин быть у Драных, смотреть за работой.

- Ох-ох-ох! - зазевал.-И сладко ж мне спалось! АН солживил: и вовсе не спал, все дознал, все, козел рыжий подслушал.

Молвил: - Ну-те, соколята, пойду-ка я красного квасу испить!..

3

Тяжко пали над головами косые низкие своды. Бросили по ним шаткие светы слюдяные фонари.

Стража ввела Иогана Веттермана с завязанными глазами и еще двоих с ним.

- Развяжите глаза! - сказал Иоанн.

Медленно и внятно заговорил Бомелий: - Идет про тебя, Веттерман, молва, что зело ты погречески и по-латыне знаешь. Желает царь перевести свою либерею. Дадут вам десять человек писцов. Царь, аки бог: из мала велика чинит. Коли переведете, как никто, пожалованы будете. Ну, гляди, какие тут книги есть!

Был Веттерман рыжебород и благообразен. Степенно подошел к раскрытому сундуку.

- Плохое у тебя чутье! - засмеялся Иоанн и молвил Бомелию: - Сымай печати!

Забегал Елисей, обламывая свинец, раскручивая проволоку. Один за другим со звоном раскрылись сундуки.

Стоял Веттерман, прямой, как доска; забрал несколько книг на свет. Попались алхимические: Анонима Космополита- по-латыни и арабские: Алмамун и Алманзор. Взял еще. Были то: Ливиевы "Истории", Светониевы "Истории о царях" и Юстинианов кодекс на пергамине.- Затрясся Веттерман; вынимал, обдувал пыль, громоздил на полу горы; волосы у него ко лбу прилипли, забыл про царя совсем.

Иоанн глянул в глаза: - Што, переведешь?

Поднял Веттерман голову, подумал, задышал шумно.

- Государь, сокровища, равного сему, в мире нет. Но, если б дал ты мне даже все свое царство, и тогда бы не взялся. Ищи, кто поумнее,- бессилен тут разум мой!

- Нет, нет! Не умеем! - закричали немцы. Дрожа, смотрели на Иоанна, грозы ждали. Засопел царь выгнутым носом, скосились глаза медяные.

- Опасаетесь, не просидеть бы весь век за работой? Ладно, ступайте! Других сыщу!

Ударил посохом - высек искру. Вышли немцы. Плюнул вслед, захлопнул сундук.

В великом гневе прошел Иоанн к себе в опочивальню. Не ведал, на чем бы душу отвести.

Была у него забава: птенцам голубиным головы сворачивать, стоя на крыльце, суке меделяновой своей бросать.

Кликнул кравчего: - Подать мои два гнезда голубей кизылбашских!