Глава 36

АЛЕКСАНДРА

НА СЛЕДУЮЩИЙ ДЕНЬ

Ранним утром прошел дождь, оставив в воздухе свежий, чистый аромат. Сейчас, когда я смотрю на ярко-голубое небо без единого облачка, кажется, что дождя и не было.

Снаружи, на террасе, под успокаивающий шум разбивающихся океанских волн, я впитываю окружающее меня умиротворение. Это действительно значительно успокаивает мои нервы, но после вчерашней встречи с этим человеком меня все еще не покидает дурное предчувствие.

Я раздумывала, стоит ли рассказать об этом Лиаму, но он выглядел отстраненным и рассеянным, когда вернулся после посещения пациентов. Мое решение не говорить об этом было скорее для того, чтобы не быть для него еще большим бременем. К тому же мне было не на что опереться. Ничего, что я могла бы объяснить.

То, что я как-то понимаю по-русски и то, что случайный мужчина заставил меня чувствовать себя неловко, — это не так уж много.

Используя один из больших кухонных ножей, я работаю над нарезкой двух домашних, органических ананасов. Пациентка дала их Лиаму в качестве платы за рентген и наложение шины на два сломанных пальца ее сына.

Как раз, когда я приступаю ко второму ананасу, краем глаза улавливаю движение там, где густые джунгли граничат с одной стороны дома и террасы. Замерев на месте, я медленно поворачиваю голову, автоматически меняя хватку ножа.

— Что ты здесь делаешь? — говорю я едва слышным шепотом. — Ищешь неприятности?

Более двух метров отделяют меня от него. От убийцы. Хищника.

Медленно выдыхаю, и мое следующее движение молниеносно. Прежде чем успеваю осознать это, я смотрю через террасу на мертвую ямкоголовую змею, в голову которой вбит большой нож, пригвоздивший ее к доске на противоположном конце деревянного настила.

Триумф проходит через меня, и я чувствую, как мои губы растягиваются в довольной улыбке, прежде чем меня настигает осознание.

«Святое дерьмо». Каждая молекула в моем теле замерла. «Откуда я знала, что эта змея представляет угрозу? Ядовитая? Какого она была вида? Где я научилась так метать нож?»

Я подхожу ближе к мертвой змее и убираю нож. Подхватив обмякшую тушу, швыряю ее как можно дальше в густые джунгли. Затем спешу к умывальнику, чтобы вымыть нож и сполоснуть доску.

В голове крутятся вопросы, на которые я не могу ответить, и тревога пульсирует в моих венах. «Плохой ли я человек? Кто я на самом деле? Я та, кого Лиам отверг бы? Я та, кому не хватает морали и порядочности? Злая?»

Тревога закручивается внутри меня при мысли о такой возможности, хотя слабый внутренний голос опровергает ее.

Я стряхиваю лишнюю воду с ножа, остатки напряжения все еще пульсируют во мне, как вдруг раздается громкий скрип входной двери. Знакомые шаги Лиама, возвращающегося после посещения на дому пожилых пациентов и двух беременных матерей.

Вернувшись к столу, где меня ждет ананас, я медленно выдыхаю и быстро отрезаю куски от сердцевины. Затем разрезаю их на более мелкие кусочки.

— Привет.

Я не уверена, что мне когда-нибудь удастся подавить свою реакцию на звук его голоса. Возможно, это выдача желаемого за действительное или просто пребывание в тесном помещении в течение нескольких недель подряд, но клянусь, он обладает каким-то интимным качеством.

— Привет.

Я улыбаюсь, надеюсь, что улыбка не выглядит принужденной или подозрительной. Не уверена, что именно заставляет меня сдерживаться, чтобы не рассказать ему о том, что только что произошло, но это так.

Взглянув на него, я поражаюсь тому, насколько Лиам непринужденно красив. Его волосы взъерошены, как будто он проводил по ним пальцами, но одетый в простую хлопчатобумажную рубашку и шорты, он больше похож на серфингиста, чем на врача.

Бдительные глаза внимательно рассматривают меня, пока он отодвигает дверь и выходит, закрывая ее за собой.

Его взгляд скользит по ножу, все еще зажатому в моей руке, и вспышка чего-то неопределенного пробегает по его лицу.

— Ты вспомнила что-нибудь новое?

Я выдыхаю, мои губы сжимаются в разочарованную линию, и качаю головой.

— Нет.

Едва заметная пауза сопровождает мои слова.

— Не переживай из-за этого, Алекс.

То, как мое имя слетает с его языка, действует на мою кожу как нежнейшая ласка.

— Мозг устойчив, и я надеюсь, что твоя память вернется.

— Ну, по крайней мере, я хоть на что-то гожусь, — внося немного легкомыслия в свой голос, я жестом показываю на большую миску с нарезанными ананасами.

Проводя ножом по разделочной доске, я собираю обрезки в кучку и высыпаю одну горсть в другую миску из нержавеющей стали, чтобы выбросить в мусорное ведро.

Сосредоточив свое внимание на задаче, я говорю:

— Я подумала, может, мне сделать ананасово-манговую сальсу, раз у тебя есть ингредиенты.

Когда я оглядываюсь, его взгляд устремлен на меня.

— Ты знаешь, как это сделать?

— Да, конечно. Это одно из моих... — Я резко останавливаюсь, прежде чем мои губы приоткрываются от удивления. Потом кривлю губы в улыбке, и легкий смех вырывается наружу. — Это одно из моих любимых блюд. Я помню это.

Щеки краснеют от смущения, отвожу глаза, потому что ничего полезного в этом нет. Я знаю это, но просто обнаружив, что я помню, как его готовить, и что это то, что мне нравится, чувствую себя так, словно преодолела крошечный рубеж.

— Извини. Глупо волноваться из-за этого. — Мое бормотание сопровождается горстью обрезков ананаса, выброшенных мною в мусорную корзину.

Затем Лиам тянется сильной загорелой рукой и накрывает мою ладонь прежде, чем я успеваю схватить последнюю горсть, не обращая внимания на то, что мои руки пропитаны ананасовым соком. Я стою, застыв на месте при виде его руки, касающейся меня.

Не то чтобы Лиам не прикасался ко мне раньше, но это совсем другое ощущение. В этом больше намерения, как будто он вынужден прикасаться ко мне.

Его большой палец касается моей руки, и мое сердце начинает учащенно биться.

— Это не глупо. — Его тихий шепот скользит по моей коже. — Вовсе нет.

Затем, словно осознав, что он делает, его большой палец останавливается, и Лиам медленно убирает свою руку от моей.

Я не решаюсь посмотреть на него, боясь, что он увидит, как сильно я жажду его прикосновений. Мужчина делает шаг назад и замирает при звуке открывающейся раздвижной двери.

— Я приступлю к ужину. У меня есть форель, и мы можем съесть ее и домашние чипсы из тортильи с твоей сальсой. — заходит в дом и захлопывает за собой дверь.

— Звучит здорово.

Я занята тем, что ковыряюсь в крошечных кусочках кожицы ананаса, прилипших к разделочной доске. Все мои усилия уходят на то, чтобы сдержать широкую улыбку, которая так и чешется вырваться наружу. Потому что он не собирается сегодня ужинать в своем кабинете. Лиам действительно хочет поужинать со мной.

Я не должна испытывать такие чувства к человеку, которого даже не знаю, жаждать его внимания, как спасательного круга. Черт, я даже себя не знаю.

Но даже так, в глубине души я знаю, что это не какое-то поклонение герою за то, что он спас меня. За то, что тот заботится обо мне и позволяет мне оставаться здесь, пока мы надеемся, что моя память вернется.

Хотя знаю его не так давно, я знаю, что Лиам хороший человек. Человек, который помогает здешним людям практически за бесценок.

Я также узнала, что время от времени он ездит в другие бедные сельские страны, чтобы оказывать добровольную медицинскую помощь. Меня гложет чувство вины за то, что Лиам может пропустить одну из этих поездок, потому что тот застрял здесь со мной. Поскольку я все еще нахожусь под его опекой, другие люди, которым он может понадобиться, останутся без него.

Мне хотелось бы что-то предложить ему. Что-то большее, чем простая работа по дому, чтобы отплатить человеку, который жаждет успокоить мое одиночество и боль, которые я время от времени улавливаю в слабых проблесках.

Крошечная, ужасная часть меня надеется, что моей памяти потребуется время, чтобы вернуться, так что у меня будет больше времени, чтобы побыть с Лиамом. У меня будет больше времени, чтобы узнать его получше и снять те многочисленные слои, которые, как я инстинктивно чувствую, у него есть.

Пока я смотрю на разбивающиеся волны, тревожное зловещее предчувствие пробирается по моему позвоночнику, словно предупреждая меня быть осторожной в своих желаниях.