Хочу сделать это снова. С Джоном.

Хммм... Джон. Не совсем то имя, которое я для него представляла. Слишком слабое для кого-то с такой харизмой и пышущего жизнью, как он. Опять же Джон — солидное имя. У меня такое чувство, что через него не так уж часто переступают. Улыбаясь воспоминанию о возмущенном выражении его лица, я на время откладываю остальные продукты и продолжаю осмотр.

На дальней стене передней части помещения виднеется нечто цветное. За широким дверным проемом, достигающим потолка, я обнаруживаю комнату с полками во всю стену, гигантским телевизором и различными произведениями искусства. На изумрудно-зеленом ковре стоит черный кожаный секционный диван, повернутый к книжной полке. Большая круглая витражная рама старой церкви формирует другую стену.

Я практически выхожу из комнаты, но останавливаюсь, когда замечаю на книжной полке аквариум. Хоун — пухлая маленькая золотая рыбка, счастливо плавающая вокруг чего-то, напоминающего грот Ариэль.

— Привет, малышка Хоун, — шепчу я, подходя ближе к аквариуму. — Ты так одинока. Думаю, тебе нужен друг. Радужная рыбка с именем Курт Рассел или типа того. Что-то, напоминающее мистера Скотта.

Хоун плавает рядом и посылает мне несколько рыбных поцелуев. Я делаю паузу, чтобы покормить ее, а затем иду дальше.

Лестница из стекла и металла ведет на следующий этаж, который занимает открытая гостиная. Здесь же домашний спортзал, запертые двери, темная ванная комната и еще несколько запертых дверей. В информационном пакете сказано, что я могу использовать эти комнаты, если будет необходимость, но при отсутствии потребности я должна оставить их. Мне подходит. Здесь более чем достаточно пространства. В конце открытого коридора я обнаруживаю последнюю спальню, выходящую на террасу.

Свет включен, что немного жутко, хотя и гостеприимно. Комната больше моей последней квартиры, с гладким ореховым полом и еще одним шикарным ковром, на этот раз рубиново-красным. Кровать нелепая. Она кажется размером кинг-сайз с изголовьем высотой шесть футов, изготовленная из переработанного потрепанного дуба. Выглядело бы по-монашески, если бы не обилие пышных подушек и наличие плюшевого пододеяльника, все в дымчатом полотне. Я провожу рукой по покрывалу и обнаруживаю, что оно мягкое как масло.

— Ого, — шепчу я, опуская сумки.

Мой шепот превращается в тихий крик восторга, когда замечаю стоящую на тумбочке из железа и дерева подарочную корзину. Она наполнена шампунем, лосьонами для тела, гелями и бомбочками для ванны. Кашемировый халат и тапочки дополняют комплект.

Немного странно, учитывая наличие приветственной записки от «Scott Inc». Поскольку мистер Скотт, видимо, является сверхделовым типом, я не должна удивляться. Я еще не видела Стивенса, а он, похоже, застенчив. Лучший способ справиться с застенчивыми домашними животными — дождаться, пока они покажутся.

Я изучаю ванную. Джакузи на двоих! Потом сбрасываю туфли и плюхаюсь на кровать. Дома спокойно, а снаружи за пределами больших окон люто завывает буря. Массивная кровать — это кокон комфорта.

Зрение необъяснимо затуманивается, и я делаю судорожный вдох и медленно выдыхаю.

Говорят, что дом там, где твое сердце. Думаю, что кто бы ни произнес эту фразу, просто пытался почувствовать себя лучше. Когда нет постоянного дома, ты это ощущаешь. Я только что потеряла свой и пока зарабатываю хорошие деньги, больше, чем заработала бы на любой офисной работе, не могу себе позволить купить или даже арендовать новую квартиру на Манхэттене. Я могла бы переехать куда-нибудь еще, но Нью-Йорк всегда был моим домом. Здесь у меня есть друзья и связи.

К сожалению, в этом городе меня бросил отец. Как бы жалко это ни звучало, если я уйду, это будет чувствоваться словно смерть, будто разорвана последняя маленькая связь между нами.

Звук легких шагов на кровати заставляет меня повернуть голову.

— А вот и ты, Стивенс.

Стивенс — коричневый полосатый кот с ярко-желтыми глазами и милой мордашкой. Он издает слабое любопытное мяуканье, а затем толкается головой в мое бедро. Я протягиваю руку, и после непродолжительного обнюхивания он мурлычет и позволяет мне погладить свою шелковистую шерстку.

— Такой хорошенький мальчик.

Боль в груди усиливается и ослабевает, когда Стивенс мурлычет и предлагает мне свое тепло. Я прижимаю его ближе. Он — главная причина, по которой я взялась за эту работу. Не имея возможности держать домашнее животное, на короткое время я могу полюбить чужое.

— Идем, Стивенс, давай совершим набег на кухню.

Переодевшись в самую теплую пижаму и толстые носки, я спускаюсь вниз. Снег теперь падает так густо, что вид из окон представляет собой размытое белое пятно. Я включаю газовый камин, кормлю Стивенса обедом и со своим мороженым устраиваюсь за кухонным островком.

Снегопад заглушает звуки города, который в этот раз вынужден взять перерыв. Но умиротворенная тишина не длится долго.

Откуда-то из здания слышатся звуки акустической гитары. Тяжело сказать, откуда именно, потому что музыка отдается эхом и усиливается в вызванной снегом тишине, пока звук, кажется, не окружает меня. Кто бы ни играл, он хорош.

На самом деле чертовски хорош.

Гитарист играет одну из ранних песен «Килл-Джон», медленную балладу, рассказывающую о горько-сладкой любви и прошедших временах. Она дополняет мое мрачное настроение, и я испытываю искушение выкрикнуть просьбу неизвестному гитаристу сыграть песню «Апатия» этой же группы, чтобы в пентхаусе можно было потанцевать и почувствовать себя более сильной.

Но печальная песня слишком прекрасна, чтобы прерывать ее. Напевая себе под нос, я набираю полную ложку любимого мятного мороженого прямо из коробки и медленно засовываю ее в рот. Этот поступок не доставляет мне обычного удовольствия. Вкус мороженого слабый, и вместо него разум заполняет образ Джона.

Жизнь такая странная штука. Все взаимодействие с другими людьми сопровождается возвращением к нормальной жизни. Обычно мы ни на секунду об этом не задумываемся. И все же бывают особые моменты, которые каким-то образом внедряются в нашу психику, когда мы наименее подготовлены.

Как бы ни пыталась, не могу вытряхнуть из головы наше мятное столкновение с Джоном. Могу сказать, что причина в том, что он горяч. Но это не все. Ладно, конечно, это важная часть. Спор с симпатичным парнем, несомненно, дарит кайф. Но нет, здесь нечто большее.

— Как будто я его знаю, — говорю я Стивенсу, загребая еще ложку мороженого. Я знаю его лицо. Что странно, потому что он мне совсем не знаком.

Стивенс мяукает и толкается головой в мою ногу.

— Знаю. Правда? Может, это странное дежавю.

Продолжают раздаваться навязчивые ноты «Килл-Джон», еще больше отвлекая меня.

В голове вспыхивает воспоминание о глазах Джона, взгляд, которым он одарил меня из-под прядей темных волос... Я видела это выражение раньше. Осознание ударяет меня словно товарный поезд.

Я застываю с ложкой во рту и тут же начинаю кашлять.

— Твою мать. — Я брызгаю слюной вокруг мороженого. — О боже.

Не может быть. Я все выдумываю.

— Да ни за что, — восклицаю я озадаченному Стивенсу. — Этого не могло произойти.

Мой разум мчится, перебирая каждую секунду встречи с мужчиной, которого я начинаю считать Джаксом Блэквудом, певцом и гитаристом «Килл-Джон». Разве его настоящее имя не Джон? Разве «Убить Джона» это не странная шутка в группе,⁵ названной в честь Джона и его коллеги по группе Киллиана?

Я вздрагиваю. Теперь ирония причиняет боль. Джакс Блэквуд совершил попытку самоубийства немногим более двух лет назад. И это выставили на всеобщее обозрение. Уродливые фотографии полуживого от передозировки Джакса, лежащего на полу, разлетелись по всему миру. После трагедии группа распалась почти на год.

Все говорили об этом пикантном скандале, которым не могли насытиться. Личная жизнь Джакса служила пищей для повсеместных досужих разговоров. Лично я находила это печальным. Уровень боли, которую чувствовал Джакс, наверное, превышал норму. Общественности стоило оставить его в покое. Но мир любил его. Люди желали ему добра. Они хотели, чтобы их падшая звезда снова поднялась. И он это сделал. Следующим летом Джакс Блэквуд поехал в тур с «Килл-Джон». Они распродали билеты на шоу в Нью-Йорке меньше, чем за пять минут.

— Джакс Блэквуд, — сказала я с очередной ложкой мороженого во рту.

Но зачем Джаксу Блэквуду, легендарному солисту и гитаристу известнейшей в мире группы закупаться продуктами перед ураганом?

Потому что это Манхэттен и случиться может что угодно, даже рок-звезда с мировым именем может покупать мятное мороженое с шоколадной крошкой. Вот именно, он и пришел туда, чтобы купить мороженое. Не валялся под солнышком на каком-нибудь пляже с потрясающе красивой женщиной, висящей на его руках.

Я не слишком много знаю о Джаксе Блэквуде, но точно знаю, что он — известный бабник. На большинстве фотографий он с нереально красивыми женщинами. Известными женщинами. Актрисы, модели, певицы. Это в нем неизменно.

Но боже, теперь, когда я на самом деле об этом задумалась, мой парень выглядел в точности как Джакс. То же елейное «я собираюсь раскачать твой мир и намочить трусики прежде, чем с улыбкой выйти из игры». Тот же томный взгляд зеленых глаз. У меня была соседка, которая говорила, что Джакс стал звездой ее сексуальных фантазий. Хотя, опять же, она подарила эту честь каждому из участников «Килл-Джон».

На последней фотографии Джакса, которую я видела, его волосы отросли ниже плеч и он щеголял бородой. Парень из магазина был гладко выбрит, с более короткими растрепанными волосами.

— Он мог постричься, — рассуждаю я вслух.

Стивенс согласно мяукает.