— Это я.

— О! — Парень по-настоящему краснеет, что никак не вяжется с его таинственным образом. Да и как он может не поддаться чарам Стеллы? Она — яркий свет в самую темную ночь. Лео протягивает ей руку, и они обмениваются рукопожатиями. — Приятно познакомиться. Мама кое-что оставила и тебе тоже.

— Но зачем? — С округлившимися от шока глазами она вцепляется в мою руку. — Мы всего лишь один раз обедали вместе.

— Что ж, — замечает Лео с ноткой иронии, — должно быть, встреча с тобой произвела на нее большое впечатление. Вообще-то, я оставил эту вещь в холле. — Он встает, и мы следуем за ним к двери. Лео возвращается с большой красной сумкой, от которой у Стеллы перехватывает дыхание. — Я подумал, что будет странно, если я позвоню в звонок и буду стоять с женской сумкой в руке, так что...

Он со смешком пожимает плечами и передает сумку Стелле. Та с трепетом берет ее и поглаживает неровную кожаную поверхность.

— Ух ты, это же «Биркин». — Стелла нервно облизывает губы, ее глаза наполняются слезами. — Просто вау.

— В маминой записке говорилось о том, что у каждой женщины должна быть потрясающая сумочка, и что она будет чудесно сочетаться с твоими волосами. — Лео с неким замешательством смотрит на яркие локоны Стеллы. — Не знаю, что она имела в виду.

Кнопка улыбается, ни капли не обидевшись.

— Зато я знаю. И она была права. — Стелла наклоняется и обнимает Лео. После секундного колебания он отвечает на объятия, издав при этом прерывистый вздох, как будто очень в этом нуждался. Взяв себя в руки, он отстраняется.

— Когда похороны? — спрашиваю я. Не хочу на них идти. Не хочу смотреть смерти в лицо и знать, что она ожидает всех, кого я люблю. Но я сделаю это ради Мэдди.

Выражение лица Лео быстро меняется, он потирает затылок и бросает взгляд на дверь.

— По еврейской традиции мы стараемся хоронить наших умерших в течение двадцати четырех часов с момента смерти.

Точно. Прошла уже неделя. Неделя с тех пор, как она умерла и была похоронена, а я все это время ни о чем не догадывался и не вспоминал о ней. Сдержав приступ тошноты, прощаюсь с сыном Мэдди. Я не слежу за ходом этого разговора, просто притворяюсь до того момента, пока не останусь наедине с собой.

Как только Лео уходит, Стелла поворачивается и крепко обнимает меня.

— Я сожалею, — произносит она. — Мне очень нравилась миссис Голдман.

Глядя в пустоту, медленными круговыми движениями глажу Стеллу по спине.

— Мне тоже.

Она кивает, и легкая дрожь пробегает по ее телу.

— Я буду очень по ней скучать. Хотя не могу не думать о том, что она, наконец, со своим Джерри.

Мои рассеянные поглаживания прекращаются.

— Мэдди рассказала тебе о Джерри?

— В тот раз, когда мы обедали. Она сильно любила его. Думаю, ее сильно терзало то, что он ушел туда, куда она не могла за ним последовать.

Без сомнения, Стелла рассказывает об этом с целью утешить и себя, и меня. Мысль о том, что Мэдди теперь рядом с Джерри, дарит спокойствие. И я бы успокоился, если бы мой разум зациклился именно на этом, но холодный страх сковал сознание. Думаю о боли. Столько лет Мэдди страдала в одиночестве, потеряв единственного, кого любила больше всего на свете. Каждый раз, когда приходил к ней, я видел тоску в ее глазах, замечал, как всякий разговор сводился к ее любимому мужу. Как она смогла? Как продолжала жить после смерти своей второй половинки?

Я испытываю боль от самых хрупких костей до объятого ужасом сердца. Всему приходит конец. Любовь умирает. Рано или поздно я останусь один и ничего не смогу с этим поделать.

Подняв голову, Стелла заглядывает мне в глаза.

— Ты в порядке?

— Да. Все нормально.

Только вот это ложь. Стены сжимаются вокруг меня, темнота заполняет разум. Я знаком с ней, знаком с этим чувством. Много лет я пытался подавить этот страх, но мне никогда не удавалось полностью спрятаться от него. И впервые за долгое время я и вправду пугаюсь, ведь потерянный контроль над собой не сулит мне ничего хорошего.