Неприятно? Мне хочется кричать. И я уже на грани.
Когда Джон делает шаг ближе, цвет его лица становится еще ярче, а длинное худое тело нависает надо мной.
— Отвечай, черт возьми.
Он тянется, чтобы схватить меня за локоть, и я отдергиваю руку.
— Потому что ты, придурок, выбил меня из колеи.
Он шокировано смотрит на меня.
— Как?
Ради всего... Во мне поднимается разочарование, перерастающее в злость.
— Как ты можешь не понимать? Ты серьезно такой бестолковый?
От моего яростного взгляда он резко захлопывает рот.
— Полагаю, что так. Просвети меня.
— Может, потому что это больно? — Он хмурится, а я продолжаю. — Ты думаешь, что поскольку я старая добрая Стелла, подруга для всех, то не чувствую... — Беспомощно машу рукой. — Черную дыру боли? Эту полнейшую гребаную пустоту? Люди платят мне за то, чтобы я была их другом. Я заставляю их улыбаться и смеяться, чтобы они могли сказать: «А вот и Стелла, разве она не забавная?»
Что-то темное и горькое пылает во мне. Вырывающиеся слова хлещут все сильнее.
— А ты знаешь, сколько у меня настоящих друзей? Ни одного. Ни одного гребаного друга. Никто не знает настоящую меня. Никто не звонит мне на день рождения и не интересуется, как дела, если от меня уже давно ничего не слышно. Никто не обращается ко мне ни за чем, кроме мимолетного смеха или платного общения.
Больно это произносить. Зрение затуманивается, и я судорожно моргаю.
— У меня ни единого настоящего друга. Только поверхностно знакомые люди. Иногда одиночество сильно врезается в грудную клетку и сжимает ее словно щипцами. И я сижу в одиночестве, думая о том, что же, черт возьми, во мне такого неправильного, что никто не хочет попытаться. Никто не задерживается.
— В тебе нет ничего неправильного, — хрипло отзывается он, пытаясь схватить меня за плечи.
Я снова уворачиваюсь от него.
— Но должно быть. Должна быть причина, по которой у меня нет друзей, из-за чего никто не остается. И эта причина — я. — Делаю судорожный вдох. — Ты только что это доказал. Я думала, мы станем настоящими друзьями...
— Мы были. — Теперь в его голосе звучит раскаяние, он наклоняется ниже, дико глядя на меня. — Мы есть!
— Да брось. Ты хотел нанять меня, как и все остальные.
Джон запускает пятерню в волосы, заставляя их торчать в стороны.
— Я предложил это, желая стать ближе к тебе, но слишком эмоционально отстал, чтобы быть готовым к этому. Я ни с кем не хотел бы находиться рядом больше, чем с тобой. Ты занимаешь мои мысли, преследуешь во сне. Я не могу держаться от тебя подальше, как не могу заставить сердце биться сильнее.
Подобные слова — это все, что мне хотелось бы когда-либо услышать. Но его поведение говорит об обратном. А мне нельзя позволить себе испытывать надежду. Не сейчас. Я слишком сильно хочу верить, но доверять собственным суждениям не могу.
— Если бы это было правдой, — произношу застывшими губами, — ты бы не пытался купить мою дружбу. Я уловила, что ты сказал о том, чтобы взять себя в руки. Но твоим первым порывом было купить меня. А это означает, что какая-то часть тебя воспринимает меня как товар, а не человека.
— К черту. — Он широко разводит руки. — Я вижу тебя, Стелла. Я хочу...
— Нет. Прямо сейчас меня на самом деле не интересуют твои желания. Мне нужно, чтобы ты ушел.
Он сжимает губы, явно не собираясь соглашаться.
— Уходи. — Я толкаю его в грудь, отодвигая назад. Знаю, что он позволяет мне это. Хорошо. По крайней мере, он понимает значение слова «нет». — Я не могу справиться с тобой сейчас.
— Стелла. — Джон все еще отходит назад, неуклюже ковыляя к двери, я толкаю его в ту сторону. — Прости, ладно? Я не подумал...
— Нет, не подумал, но нянчить тебя — не моя работа. Прямо сейчас я собираюсь зализывать свои собственные раны, и не желаю видеть тебя здесь.
Взгляд Джона скользит по моему лицу. Он выглядит таким искренне огорченным, что на секунду подумываю о том, чтобы смягчиться. Но я всегда сдаюсь, пытаюсь сгладить неловкие ситуации. Всегда сама все исправляю. Я не сделаю этого для него. Если имеется хоть малейшая надежда на какие-то отношения с этим человеком, нельзя начать их как Стелла-Эмоциональная губка.
Возможно, он замечает мою решимость, так как медленно выдыхает и опускает плечи.
— Ладно, Кнопка. Я ухожу. Я ... — Он хмурится. — Мне очень жаль. Пожалуйста, приходи ко мне, когда будешь готова.
Джон приподнимает брови, умоляюще глядя на меня зелеными глазами. Мое сопротивление рассыпается, как сухой песок. Я чертовски злюсь на него за это и за то, что не могу удержаться, чтобы не ответить:
— Хорошо.
Прежде чем он успевает сказать что-то еще, я закрываю дверь перед его слишком красивым лицом. А потом сворачиваюсь калачиком и рыдаю. Не сомневаюсь, что Джон сожалеет о причиненной боли. Но это не мешает мне чувствовать себя совершенно одинокой. Мне нужна новая профессия, новая жизнь. Я нуждаюсь в разрядке.
Подняв телефон, звоню Хэнку.
— Можешь сделать для меня бронь на завтра? — интересуюсь, когда он отвечает.
Я только сегодня была там и обычно не летаю чаще раза в неделю, но Хэнк не задает вопросов. Никогда, если речь идет о личном.
— Конечно, малышка. Забрать тебя на станции?
— Да, пожалуйста.
Я кладу трубку немного успокоившись. Может, стоило бы сходить поговорить с Джоном и принять извинения. Но мое горло горит, как и я сама. Или из-за фестиваля слез, или из-за того, что попала под дождь, но внезапно мое самочувствие ухудшается.