Я выпрямляю спину.

— Знаешь что? Мы закончили.

А потом разворачиваюсь и ухожу.

Естественно, этот придурок идет следом.

— Ой, да брось. Что я еще должен был подумать? — Он резко машет рукой. — Ты зависаешь с придурочными престарелыми чуваками, которые заявляют, что ты стоишь каждого пенни, и они хотят еще.

Я ускоряюсь.

— Я могла бы учить их вязать!

— Я не видел там вязальных спиц.

— Не искушай меня. Иначе я засуну их тебе очень глубоко.

— Подло. Но все равно это не объясняет наличие чуваков.

— Я могла бы учить их йоге или танцам. Чему угодно. — Я пристально смотрю на Джона, шагая вперед. — Что угодно, кроме трахаться с ними за деньги!

Его румянец становится ярче.

— Может быть. Ладно. Понял. Трахаться за деньги неприемлемо.

Фыркая, я отталкиваю его. Или пытаюсь, олух слишком силен, чтобы сдвинуть его с места.

— Перестань преследовать меня, — шиплю я, направляясь к метро.

— Мы живем в одном доме.

Я останавливаюсь, Джон тоже. Достаточно высокий, чтобы заслонить облачное небо, он смотрит на меня с недоумением.

— Слушай, придурок. — Для пущей убедительности я бью его кулаком в живот. Черт подери, это как ударить в теплую стену. — Когда я говорю, что мы закончили, я имею в виду, что мы закончили. — Я ударяю его после каждого слова. — Не разговаривай со мной. Не смотри на меня. Просто забудь, что знаком со мной.

Выражение его лица можно описать только как надутый мужчина с выпяченной полной нижней губой. У меня появляется желание укусить ее. К сожалению, не могу решить, хочу я сделать это с сексуальным подтекстом или со злостью, так что можно будет почувствовать мой гнев. Может быть, и то, и другое.

Когда он заговаривает, голос звучит задумчиво и мрачно.

— Я думаю, нам стоит вернуться к этому, когда ты перестанешь хотеть оторвать мне член или втыкать вязальные спицы в странные места.

— Тогда ты будешь ждать долго. — После этого я поднимаю руку и останавливаю проезжающее по улице такси. Бросаясь к нему, запрыгиваю внутрь. Джон с пустым выражением лица наблюдает, как я тянусь к двери, чтобы закрыть ее. Я смотрю на него свирепым взглядом. — О, и песня «Open Shelter» по меньшей мере, слащавая и незрелая.

Возмущенного взгляда, брошенного им, пока я разношу одну из культовых песен «Килл-Джон», практически хватает, чтобы вынудить меня улыбнуться. Я захлопываю дверь такси как раз в тот момент, когда Джон выкрикивает:

— Удар ниже пояса, Мятная Воришка!

ДЖОН

Учитывая отсутствие в меню секса, единственной физической нагрузкой остаются упражнения. Много упражнений. Не могу сказать, что наслаждаюсь ими так же. Иначе было бы слишком печально. Но тренировка дарит концентрацию и чистый тип боли. Это удовольствие схоже с тем, которое испытываешь, трахаясь или выходя на сцену. К сожалению, оно лишь их бледная тень. Но я все равно гонюсь за ней.

Сегодня я бегаю со Скотти. Год назад он приобщил меня к бегу, показав удовольствие от этого конкретного вид пыток. Никаких сожалений, удовольствие того стоит.

Легкие приятно горят, тело разогрето и расслабленно, когда мы трусим по дорожке парка Гудзон-Ривер. В первый раз Скотти все время подгонял мою задницу. Я волочился как смерть на ножках, а он едва ли успевал вспотеть. Теперь все изменилось. Скотти отстает, его щеки пылают, а обычное раздражение на лице усиливается.

С того момента, как он стал отцом — и я все еще в шоке от того, что Мистер Айсберг перевоплотился в Мистера Мамашу — у Скотти нет времени ни на что, кроме заботы о ребенке. И здесь он действует с той же решительной энергией, с которой выполняет работу для группы. Его лицо сияет радостью, когда он рассказывает о своем наследнике. Я никогда такого не видел, и это заставляет меня немного завидовать Скотти, но не сильно, потому что у парня такие круги под глазами, которые могут соперничать с кольцами Сатурна.

— Давай, папаша, — шучу я, замедляясь. — Хочешь отрастить пузико?

— Пошел ты, — бормочет он.

Я ухмыляюсь. Расплата прекрасна.

— Не могу. Поэтому мы бегаем.

— Поэтому бегаешь ты, — рявкает он между вдохами. — Я бегаю, потому что гребаный мазохист.

— Я думал ты садист.

Он стреляет глазами, а я смеюсь, чувствуя легкость.

Скотти бормочет проклятие перед тем, как провести рукой по лбу.

— Мне любопытно...

— А когда бывает иначе?

— Ты говоришь, что бегаешь, потому что не можешь заняться сексом, — продолжает он. — Но с начала приема антибиотиков прошло две недели. Они наверняка уже подействовали.

Мои ступни отбивают четкий ритм.

— Подействовали. На самом деле сегодня встречался с доктором Стерн, и она подтвердила, что я чист.

— Тогда почему...

— Когда я говорил о том, что покончил со случайным сексом, то был серьезен. Я не могу рисковать. Положа руку на сердце, больше я не хочу этого делать. Мысль о том, чтобы потрахаться и быть запятнанным женщиной, которую я не знаю... — Я пожимаю плечами. — Не-а. Не хочу. Это означает, что Джакс-младший в обозримом будущем будет на хлебе и воде.

Скотти хмыкает.

— Ждать не так уж и плохо. По правде, когда находишь человека, которого на самом деле хочешь, это так чертовски невероятно, что стоит всех испытаний.

— О боже, ты же не читаешь мне лекцию на тему «Любовь окрыляет»?

Он бросает на меня взгляд.

— Тот, кто насмехается над любовью, не испытал истинного удовольствия и болтает без умолку.

Я кривлюсь, но не раздражаюсь. Несмотря на то, что большую часть времени он ведет себя со мной как отец, мы примерно одного возраста. И он один из моих лучших друзей. Из всех приятелей именно благодаря присущей Скотти фирменной холодности с чертами мудака, мне легче всего расслабиться именно рядом с ним. Я могу высказывать свое мнение, и он не позволит, чтобы дерьмо сходило мне с рук.

В мире, где я практически всегда оказываюсь безнаказанным, его стойкость — это дар. Не то чтобы я озвучивал это. Скотти бы не понравилось.

Мы бежим в тишине, он громко пыхтит, но дыхание постепенно выравнивается. Я знаю, что Скотти с удовольствием помолчит. Обычно я тоже. Но уже несколько дней я не в себе. Неприятное чувство, похожее на вину, разрастается внутри, и я, кажется, не могу избавиться от него.

Правда? Мне нужно покаяться. Киллиан, Рай или Уип спускают на тормозах мое дерьмовое поведение. В основном потому, что не хотят меня «расстраивать». Я чертовски это ненавижу. Хоть и знаю, что мне было бы проще пообщаться с кем-то из парней, но стремясь к идеалу, я обращаюсь к тому, кто ни черта не подсластит пилюлю.

— Я спросил Стеллу, работает ли она в эскорте.

Скотти спотыкается.

— Что ты сделал? — Его крик разносится над тропинкой, и несколько голубей взлетают.

— Тише, — бормочу я и бегу рядом.

Но не тут-то было. Я поворачиваю голову и обнаруживаю, что он стоит на дорожке, положив руки на бедра, с лицом как туча. Будь я Скуби, произнес бы в этот момент: «Ра-о».

На нетвердых ногах я трусцой возвращаюсь к нему.

Когда Скотти снова заговаривает, в его голосе слышатся резкие нотки.

— Мне кажется или ты только что сказал, что обвинил Стеллу Грей в том, что она проститутка?

Я чешу мокрый затылок.

— Оглядываясь назад, это звучит гораздо хуже.

Брови Скотти поднимаются.

— Оглядываясь назад? Мужик, даже если бы попытался, ты не смог бы заставить звучать это лучше. Женщины плохо относятся к тому, что их называют шлюхами.

— Эй, я имел в виду эскортниц, которые выводят в свет старых чуваков, хорошо проводят с ними время и, возможно, соглашаются заняться сексом... Ладно, блядь, это тоже говено звучит.

Боже, я ненавижу чувство вины. Я испытываю его слишком часто. Это дерьмо накапливается внутри и разбивает небольшие лагери в голове. Оно оккупирует мысли в самое неподходящее время, потом прячется, никогда далеко не уходя, затаивается и выжидает момента, чтобы снова напасть.

Чувство вины в отношении Стеллы откровенно хреново. Она мне нравится. И теперь считает меня мерзавцем.

— Блядь.

Скотти грозит мне пальцем.

— Вот почему я предупреждал мисс Грей держаться от тебя подальше. Ты отпускаешь идиотские комментарии в адрес милых девушек и оставляешь меня разгребать это.

— Я не отпускал идиотских комментариев.

— Помнишь, сколько дерьма ты выплеснул на Либби, когда Киллиан привел ее?

Слегка вздрагиваю потому что, ладно, я вел себя не самым гостеприимным образом. Но потом выпрямляюсь.

— А что насчет Софи? Если бы не я, то в твоей жизни ее вообще бы не было. Потому что в той ситуации задницей был ты.

Как всегда при упоминании жены пугающее выражение лица Скотти становится немного менее устрашающим и слишком оживленным.

— Я зачту тебе это, — бормочет он, а потом снова становится пугающим. — Речь о работе Стеллы?

Я подхожу ближе.

— Ты знаешь о ее работе?

— Ты намекаешь, что я, досконально не проверив кандидата, дал ему доступ в дом Киллиана и Либби?

Он произносит, будто это преступление века. Я отмахиваюсь.

— Это означает, что ты в курсе.

Скотти прищуривается.

— А ты — нет.

Черт. Блядь. Черт.

— Скотти...

Его слабая улыбка превращается в дьявольскую.

— Прости, мужик. Не мое дело.

— Ты суешь свой большой нос в дела всех. Колись, чувак.

— Нет. Если мисс Грей не хочет, чтобы ты знал, я не собираюсь рассказывать.

— Габриэль Скотт...

Он фыркает.

— Со мной не работает фишка с именем, Джон.

Клянусь, я задушу его. А потом убью. Я могу добраться до него. В то время, пока он не спал бесконечное количество ночей с капризным ребенком, я тренировался.

— Отлично, ну и будь придурком.

— Похоже, в этом конкретном сценарии придурок ты.

И после этого он начинает бежать.

Я легко поспеваю за ним.

— Я не собирался им быть. У меня были очень уважительные причины узнать.

— Какие?

Дерьмо. Я не хочу ему рассказывать. Я не хочу даже признавать это.

— Она... С незнакомыми мужчинами встречаться опасно. Ее могут обидеть.

Он фыркает даже громче прежнего.

— Попытайся еще.

— Я любопытный ублюдок? — Звучит как вопрос и меня передергивает.