Я нахмурилась и посмотрела на нее.

— Почему?

— Они игроки. Сексуальные, конечно. Но в постели они должны быть просто кошмаром.

— Кошмаром? В хорошем или плохом смысле?

Взгляд Лолли был настолько ошеломлённым, что даже ее змеи, казалось, опешили.

— А разве бывают хорошие кошмары?

Разве не у всех бывают кошмары, которые рядом с гранью самых мрачных фантазий? Настолько злобные, что в них есть некая чувственность? Такие, от которых просыпаешься с криком, с мокрой от пота и возбуждения кожей, с тяжелым дыханием, с адреналином, проносящимся по организму, как наркотик, когда воспоминания о дразнившем тебя монстре исчезают вместе с сознанием. Или это было только у меня?

Горгона со смехом прервала неловкое молчание.

— И, судя по всему, у них все строго. Они всегда вместе трахают одну и ту же девушку.

Мое сознание заработало в полную силу. У меня точно не было никаких сомнений по поводу того, что я буду начинкой в сэндвиче между братьями. Не то чтобы я точно знала, были ли актеры из дома с привидениями настоящими братьями, но, черт возьми, они могли ими быть.

— Девочка, ты опять пускаешь слюни. Вот, постарайся не так явно это делать. — Она взяла меня за запястье и высыпала мне на ладонь небольшую горку конфет. — Если они тебя заметят, то возьмут в качестве закуски после шоу.

Мы ели конфеты вместе, пока близнецы заканчивали свое выступление.

И вот тут-то шоу стало странным.

Следующей выступала гарпия, гигантская птица с самой большой человеческой грудью, которую я когда-либо видела. Они были настолько огромны, что ее выпирающие соски почти касались земли. На ринг вышел клоун в костюме фермера с табуреткой в одной руке и ведром в другой. Он поставил табуретку рядом с прикованным птичьим монстром, схватил его за соски и стал качать в ведро самое густое молоко, которое я когда-либо видела. Каждая капля с тошнотворным звуком падала в ведро.

Гарпия скрежетала клювом и шуршала перьями, но не сопротивлялась. Казалось, она была благодарна клоуну за облегчение, пока он доил ее.

Я сморщила нос от отвращения.

— Фу. И это всем нравится?

Молли фыркнула.

— Нет. В этом-то и дело. В «Грешники Сайдшоу» приходят, чтобы испытать отвращение. Инспектор всегда начинает с близнецов, заводит всех, а потом заставляет клоуна делать что-то подобное.

Она дернула головой в сторону ринга, где клоун взял ведро, и побрел к первому ряду кресел. Два мускулистых клоуна, тоже одетые как фермеры, в комбинезонах и соломенных шляпах, удерживали бьющегося в руках зрителя, пока первый клоун заставлял его пить молоко.

Я не хотела улавливать эмоции бедняги, но они были настолько сильны, что не почувствовать их было невозможно.

Похоть, с оттенком стыда, который, казалось, только усиливал его возбуждение.

В цирке, похоже, зрители были не менее причудливы, чем актеры.

— Если ты думаешь, что это дерьмо странное, то следующий номер взорвет твой мозг.

Я наблюдала за тем, как закончился акт доения, и на сцену вышел рабочий, чтобы подготовить ринг, который теперь напоминал мясную лавку, со стеклянной витриной, заполненной сомнительными кусками мяса, и огромным разделочным столом, покрытым всевозможными загадочными пятнами.

Я неловко поерзала на стуле и бросила на Лолли тревожный взгляд.

— Это взорвет мой разум или заставит меня взорваться?

Горгона хихикнула, грызя свой арахис.

— Зависит от того, насколько крепкий у тебя желудок.

Через минуту инспектор манежа объявил следующий номер.

— Твари и гады, встречайте… — Его голос упал до адского рыка, от которого у меня затряслись поджилки. — Мясника.