ДЕВЯТЬ

Остин

КОГДА МЫ ВОШЛИ в "Мо", Веронику встретили как знаменитость.

Гас, старый друг моего отца, и ворчун Ларри, который был владельцем парикмахерской, направлялись к выходу, и наши пути пересеклись прямо в дверях.

— Вероника! — воскликнул Гас с ухмылкой на лице. — Ты вернулась!

— Я вернулась. Привет, Гас. — затем она улыбнулась обычно сварливому парикмахеру. — Привет, Ларри.

Старый ворчун на самом деле покраснел. — Привет, Вероника.

— Привет! — Ари, которая наливала кофе кому-то за стойкой, поставила кофейник и бросилась к ней, чтобы заключить в свои объятия, как будто они были давно потерянными друзьями. — Ты все еще здесь!

— Я все еще здесь, — сказала Вероника со смехом. — На данный момент.

— Я так рада, что с работой все получилось. — Ари снова улыбнулась мне, детям и Веронике.

— О. — щеки Вероники порозовели. — Вообще-то, я не останусь в городе.

— Мы просто пришли позавтракать, — сказал я, снова чувствуя себя мудаком из-за того, что не нанял ее.

— Но как же работа? — продолжал Гас.

Вероника взглянула на меня. — Из этого ничего не вышло.

— Вы ее не нанимали? — Ларри повернулся ко мне, его лицо приняло обычное для него выражение. — Что с тобой не так?

— Ничего. — Я посмотрел мимо него на Ари. — Не могли бы мы занять столик, пожалуйста?

— Конечно, Остин. Прямо сюда.

Мы последовали за ней в заднюю часть закусочной и сели по разные стороны пустой кабинки. Оуэн сел рядом с Вероникой, и Аделаида надулась. — Я хочу сидеть рядом с Вероникой!

Ее брат пожал плечами. — Я сел сюда первым.

— Потому что ты оттолкнул меня с дороги. Папа, Оуэн толкнул меня.

— Хватит. — я посмотрел на свою дочь. — А теперь сядь.

— Хорошо. — выглядя взбешенной из-за этого, Аделаида плюхнулась в кабинку и скрестила руки на груди, как будто сидеть рядом со мной было наказанием.

— Может быть, вы могли бы сидеть по очереди, — предложила Вероника. — Оуэн может посидеть с этой стороны, пока мы ждем, а потом вы можете поменяться, когда принесут еду? Как музыкальные стулья¹¹.

Близнецы посмотрели друг на друга и кивнули. — Ладно, — сказал Оуэн. — Папа, можно нам немного денег на музыкальный автомат?

— В чем был смысл спора о том, где ты сидишь, если ты просто встаешь, чтобы уйти? — я скривился, но полез в карман джинсов и вытащил пригоршню четвертаков. — А что ты хочешь съесть?

— Блинчики с шоколадной крошкой, — сказал Оуэн, выскальзывая из кабинки.

— Французский тост. — Аделаида взяла у меня четвертаки и последовала за своим братом в угол закусочной, где стоял музыкальный автомат.

— Теперь они будут спорить о том, какие песни играть, — угрюмо сказал я. — И кто выберет первую из них.

Вероника рассмеялась. — Я надеюсь, ты дал им четное количество четвертаков.

Подошла Ари с меню и кофейником. — Вам двоим кофе?

— Да, пожалуйста. — Вероника перевернула простую белую кружку, стоявшую перед ней на салфетке.

— Можно мне миндальное молоко, пожалуйста? — спросил я.

— Конечно. Дайте мне одну секунду. — Ари налила две чашки кофе и оставила меню, но поскольку я знал все, что там было, наизусть — в Гавани Вишневого дерева из года в год мало что менялось, и меню в Mo не было исключением, — вместо этого я тайком изучал Веронику. Она облизнула нижнюю губу, читая меню.

Она была такой чертовски хорошенькой. Было бы так плохо, если бы она сидела напротив меня за столом все лето? Детям она нравилась. Моим брату и сестре она нравилась. Она нравилась даже городскому ворчуну.

Ей и так не везло — я это понимал. Она нуждалась в перерыве. Я мог бы дать ей его, и она бы тоже помогла мне.

Это продлится всего восемь недель, так как на последние две недели августа я взял отпуск. Я смог бы справиться с искушением в течение восьми недель и совершить доброе дело, не так ли?

Ари вернулась с миндальным молоком и приняла наши заказы, и когда мы снова остались одни, я наклонился вперед, поставив локти на стол. — Вероника, я тут подумал. Может быть…

— О, нет. — она смотрела на свой телефон.

— Что это?

— Мой телефон. Он кажется выключился. — она протянула его мне, и, конечно же, он был полностью разряжен.

— Ты заряжала его прошлой ночью?

— Да. Мэйбл оставила мне дополнительное зарядное устройство, и оно было подключено к сети всю ночь. Когда мы вышли ваш дом, он был на сто процентов заряжен. Это Нил — он, должно быть, отключил связь с моим номером.

— Серьезно? Он контролировал твой телефон?

Она со слезами на глазах кивнула. — Он наказывает меня.

Я хотел появиться на пороге дома этого парня и, черт возьми, вышибить мозги из его богатой задницы. — Ладно, вот и все. Тв принята на работу.

— А?

— Ты не вернешься в Чикаго и даже близко не подойдешь к его квартире. Ты остаешься здесь.

— Я не могу этого сделать.

— Нет, можешь. Ты можешь. — у меня задергалась челюсть. — Это окончательно.

— Я не нуждаюсь в том, чтобы меня спасали, Остин. — она покачала головой. — И я не променяю одного хулигана на другого.

— Извини. — я убрал резкость из своего тона и сбавил команды. — Я не хотел тебе приказывать. Мне просто не нравится идея отправить тебя одну обратно в Чикаго, чтобы встретиться с ним лицом к лицу.

— Я его не боюсь. — ее голубые глаза были яркими и ясными, подбородок приподнят.

— Я верю тебе. Но мне все равно хотелось бы, чтобы ты осталась.

— А что насчет одежды?

Я на мгновение задумался. — Сможешь ли ты обойтись с тем, что у тебя есть, в течении несколько недель? Когда дети уедут в Калифорнию, я мог бы отвезти тебя в Чикаго, чтобы ты купила то, что хочешь.

Ее глаза расширились. — Ты бы это сделал?

— Да. Я делаю стол для пары в Саугатуке¹², который будет готов к тому времени. Я доставлю его по дороге.

— Ты делаешь мебель?

Я пожал плечами. — То тут, то там. Так что ты скажешь? Работа включает в себя проживание и питание, и вдобавок я буду платить тебе еженедельно. Тебе придется взять на себя обязательства до середины августа. У тебя будет свободное время, когда дети навестят свою маму в следующем месяце.

Она, казалось, задумалась об этом, сцепив руки на столешнице. — Хорошо.

— Значит, ты согласна на эту должность?

— Я согласна.

— Хорошо. — наши глаза встретились, и мое тело загудело — предупреждение. — Но я думаю, что мы должны… — я взглянул на детей. — Установить какие-нибудь границы.

Она села прямее. — Определенно.

Я понизил голос. — То, что произошло прошлой ночью, не может повториться.

— Я полностью согласна.

— Это было просто… — я пытался понять, что это было. Полнолуние? Минутная слабость? Глубоко внутри меня поселился страх, что мой брат был прав и я действительно был гребаным идиотом?

— Я не думаю, что это было что-то одно, — сказала Вероника.

— Что бы это ни было, это останется между нами.

Она изобразила будто закрывает свой рот на замок, а затем улыбнулась мне, ее глаза заблестели.

Отлично, теперь у нас был секрет. Я не мог вспомнить, когда в последний раз у меня был с кем-то секрет. Это заставило меня почувствовать себя ближе к ней, что было прямо противоположно тому, что я хотел ощущать.

Может быть, именно поэтому я сказал то, что сказал дальше.

— Этого не должно было произойти с самого начала.

Она выглядела немного озадаченной. — Вероятно, нет, но...

— Это была моя вина, — перебил я. — Полностью.

— Я не думаю, что нам нужно кого-то винить, Остин.

— Ты была одинока, уязвима и растеряна. Это повлияло на меня.

— Хорошо, просто подожди всего одну минуту. — она подняла руку. — Может быть, я и была одинока, но я не была уязвима и растеряна. Я знала, чего хочу. — эти глаза пригвоздили меня ледяным взглядом. — И ты тоже.

— Не совсем. — я взял свою кофейную чашку и сделал глоток, не почувствовав вкуса.

— Ты хочешь сказать, что не хотел меня целовать?

— Я говорю, что было поздно, темно...

— Темно? — ее брови взлетели вверх. — Какое это имеет отношение к делу?

— Говори тише, пожалуйста. — я поставил кружку на стол, судорожно пытаясь придумать способ, как выпутаться из того бардака, который только что сам заварил. В чем, черт возьми, была моя проблема? — Все, что я хочу сказать, это то, что увлекся. Мне стало жаль тебя, и я повел себя совершенно не характерно.

— Тебе стало жаль меня? — она наклонилась вперед. Ее взгляд скользнул вниз, к моим коленям. — Так вот что прижималось к моему животу?

Мое лицо горело. — Послушай, я даже не знаю, о чем мы спорим. В итоге, пока ты работаешь на меня, нам придется держаться на расстоянии.

— Это не будет проблемой, потому что я не собираюсь работать на тебя. — с этими словами она положила разряженный телефон обратно в сумочку и вышла из кабинки.

Услышав, как прозвенел колокольчик над входной дверью, я закрыл глаза.

Тебе же лучше, сказал голос разума в моей голове. Ее присутствие рядом было бы катастрофой. Ты слышал ее — ее не нужно спасать. Тебя слишком влечет к ней, и она слишком легко проникает тебе под кожу. Ты был бы на взводе все это гребаное время.

Но куда, черт возьми, она собиралась идти?

— Папа, можно нам еще четвертаков?

Я открыл глаза и увидел близнецов, стоящих у стенда. — Нет. Это все, что я принес.

— А где Вероника? — спросила Аделаида, глядя на пустую часть кабинки.

— Она ушла.

Оуэн посмотрел за спину, в сторону двери. — Куда она ушла?

— Я не знаю, — раздраженно ответил я.

— А как же ее чемодан? Он в нашей машине, — напомнила мне Аделаида.

— Черт. — я ущипнул себя за переносицу.

Близнецы посмотрели друг на друга и задыхались.

— Да, я сказал плохое слово, — гаркнул я. — Смирись с этим.

— Почему ты так злишься? — спросил Оуэн, когда Ари пришла с едой.

— Не знаю, я просто злюсь! А теперь садись. — я указал на место, которое освободила Вероника. — Вы оба, вон там.

Аделаида выглядела обеспокоенной, бросив взгляд в сторону двери. — Но что, если Вероника вернется?

Меня больше беспокоило то, что она не вернется. — Давай просто поедим.

Но я не был голоден.

Пока дети поглощали свой завтрак, я пил кофе и размышлял о внезапном отъезде Вероники. Каждый раз, когда я слышал, как звенит колокольчик над дверью, то оборачивался в надежде увидеть, как она направляется к нашей кабинке.