Глава 25

Глава 25

Деймон

Дверь спальни захлопывается за мной, и я прижимаюсь к ней спиной. Каждый инстинкт во мне кричит, чтобы я вошел туда и потребовал узнать, кто это был, чтобы я мог разрубить его на части, дюйм за дюймом, пока они смотрят. Кто-то обидел мою девочку. Какой-то больной ублюдок посмел наложить на нее руки, и я собираюсь причинить им боль в ответ.

Только страх в ее глазах и дрожащее тело в моих руках удерживают меня на месте. Я нужен ей здесь, а больная, извращенная версия меня ей не нужна.

Меня чуть не стошнило, когда она вздрогнула и схватилась за платье. Это небольшое движение сказало мне все, что я хотел знать о том, что с ней произошло. Я хочу бушевать, но важно не то, чего хочу я, а то, что нужно ей.

И сейчас ей меньше всего нужно, чтобы я топтался у нее дома, запугивая ее.

Я хватаю телефон и пишу Матиасу.

Я: Найди ее прошлое.

Матиас: Я знаю, что ты новичок во всей этой истории с мужем, но даже я понимаю, что тебе стоит просто спросить ее.

Моя челюсть сжимается, и я дышу через нос, пытаясь держать себя в руках.

Я: Кто-то причинил ей боль.

Матиас: О, черт. Дай мне несколько часов.

Я делаю несколько глубоких вдохов, подавляя свой гнев, пока он не становится тихим кипением, и кладу телефон на комод. Схватив из сумки одну из своих серых спортивных толстовок, я возвращаюсь в гостиную.

Мое сердце замирает при виде ее. Она забилась в угол дивана, розовые волосы растрепались на висках, а колени подтянуты к груди. От ее уязвимости мне хочется упасть перед ней на колени и умолять ее позволить мне стереть это. Вместо этого я подхожу к ней и зажимаю между нами свитер.

— Руки вверх.

Свидетельством того, насколько она встревожена, является то, что она поднимает руки и позволяет мне опустить толстовку ей на голову без единого слова протеста. Она падает вокруг нее, обнимая все тело, и я откидываюсь на пятки, принимая ее в себя. Она хорошо выглядит в моей одежде.

Прежде чем я успеваю совершить какой-нибудь идиотский поступок, я иду на кухню и приношу ей стакан воды, одной рукой перетаскивая ее к себе на колени. — Выпей это.

По-видимому, я уже сведен к односложным ворчаниям.

Она делает маленький глоток. — Я в порядке, правда.

Я поднимаю бровь от ее лжи.

— Просто... сейчас я в порядке.

Я ищу на ее лице затаенный страх и, не найдя его, прижимаюсь к ней лбом. — Ты можешь мне сказать.

— Я знаю, — отвечает она, но ничего не уточняет.

Наконец я отступаю назад, беру пульт, и на экране появляется швейное шоу. Это какое-то соревнование, кто сошьет лучшее платье. Я меняю наши позиции так, что я прижимаюсь к дивану, а она прижимается к моему боку.

— Мы не обязаны это смотреть.

Она колеблется.

— Тебе ведь нравится, да? — бормочу я.

Она смотрит на меня в сторону, между ее бровей пролегает восхитительная линия. — Э... да.

— Тогда это то, что мы смотрим.

Она выглядит так, будто собирается снова спорить, но я быстро качаю головой.

— Ладно, но я не виновата, если тебе это не нравится, — говорит она, выдыхая, и я с удовольствием наблюдаю, как расслабляются ее плечи.

Я прижимаю ее к себе и наблюдаю за тем, как она смотрит шоу. Не проходит и пятнадцати минут, как ее глаза закрываются, а дыхание замедляется, и она погружается в сон.

Мой телефон пищит, и я отвечаю на звонок Матиаса.

— Что ты нашел?

Я стараюсь говорить достаточно тихо, чтобы не разбудить ее.

— Кто-то стер ее данные. Максимум, что я могу найти, - это то, что она попала в больницу и пробыла там двадцать четыре часа, когда училась в старших классах.

— Почему?

— В том-то и дело. Здесь не сказано, почему. В ее файлах ничего нет, никаких записей от медсестер, никаких причин, по которым она туда попала. Нужна сила, чтобы заставить это дерьмо исчезнуть.

Я провожу большим пальцем по ее шее, напоминая себе, что она у меня навсегда. У меня по коже ползет тревога, когда я понимаю, что есть лишь несколько семей, которые достаточно связаны, чтобы скрыть что-то от моего брата.

— Продолжай копать, — приказываю я.

— Ты знаешь, что я так и сделаю, но... ты должен спросить ее.

Я кладу трубку, не имея больше ничего, что можно было бы сказать брату. Я не буду давить на нее в этом вопросе. Она сама скажет мне, когда доверится мне. При воспоминании о страхе, промелькнувшем в ее глазах, мои зубы скрежещут, а кровь холодеет.

Я поймаю того, кто прикоснулся к моей жене. Я дышу сквозь ярость, бурлящую в моих венах, и целую ее шею, обещая: — Я не буду торопиться убивать их.