ПРИЯ

Париджати нанесли на свои карты множество названий для великого леса Ахираньи. Они разделили его на сегменты, очертив тонкими линиями, прикрепив ярлыки ко всем частям, где люди могли выжить, где время не двигалось странно, а гниль не проникала внутрь: выжженные поля на востоке; густые траншеи древних мангровых зарослей, где процветали болотные деревни на водных сваях, на западе. Имя за именем, каждое из которых было тщательно транслитерировано с париджати на все разрозненные письмена и языки Париджатдвипы. Не был включен только язык ахираньи.

Язык ахираньи, конечно же, был стерт - сведен к россыпи фраз и слов, которыми жители Ахираньи посыпали общеупотребительный язык Забан. Но Прия, которую когда-то учили традиционному ахиранийскому языку как дочь храма, знала, что у ахиранийцев никогда не было названий для леса. Ахиранья и была лесом. Лес был таким же безымянным, как каждый глоток воздуха, таким же неделимым, как вода. Они называли города и деревни, наносили на карту горы. Леса они оставили в покое.

Но это не значит, что Прия не узнала место, куда привел ее Рукх. Они пробрались из махала в окрестности города Хиранапрастха. Они пробрались через город, закрытый ставнями и водосточными фонарями, туда, где деревья сливались с домами, а маленькие храмы якши висели над ними на ветвях, прикрепленные высоко среди листвы плоскими досками, вбитыми между стволами. Они шли по узким тропинкам, очерченным лентами и флажками, которые были тщательно проложены в лесу путешественниками между Хиранапрастхой и небольшими деревнями.

Но вскоре они свернули в сторону от ленточных маркеров, и ничто не указывало им путь, кроме их общего фонаря и мельчайших рисунков на коре - языка символов, используемого охотниками и лесорубами. И тут Прия подняла голову и поняла, что они находятся в Костяной башне.

Костяная беседка была древним местом - одновременно могилой и входом на старую, старую тропу, проложенную руками якша. В Ахирании были места, где время двигалось иначе; эта тропа была самой сильной из них и самой хорошо обозначенной. Тропа искателя - так называли ее некоторые, потому что она вела к соседнему государству Сругна и великим монастырям Сругна, посвященным безымянному богу, где жрецы размышляли о тайнах космоса и поклонялись своему богу превыше всех других бессмертных существ.

Но это было и проклятое место. Местные жители и лесорубы, искавшие священную древесину для заготовки, утверждали, что слышали шепот среди могил. На рассвете они находили шаги на мокрой от росы земле, а на земле лежали трупы изъеденных гнилью животных. Создавалось впечатление, что эти существа пришли в беседку, чтобы умереть. Или были оставлены там, как говорили некоторые, призрачными руками.

Когда плоть сгнила, эти призраки вернулись, чтобы завершить свою работу. Над Прией и Рукхом висели кости умерших животных, нанизанные на красные и желтые нити. В свете фонаря они блестели желто-белым светом. Ветер шелестел листьями, дождевая вода падала холодным мерцанием, а кости звенели друг о друга, щелкая зубами.

"Что ж", - мягко сказала Прия. "Какое приятное место для встречи".

"Обычно я не встречаю их здесь. Но..." Он пожал плечами, выражение его лица было настороженным. "На этот раз мне велели".

Мина надела маску короны. Она пила воду бессмертия из источника и жестоко сражалась, так что Прия уже знала, что эти повстанцы были самыми жестокими - теми, кто использовал убийство как метод сопротивления.

Она слышала сплетни и истории о повстанцах, которые носили маски. Когда убили торговца, люди говорили, что видели фигуру в маске, выходящую из его хавели. Она подумала об этом сейчас - о повстанцах, которые наносили быстрые и жестокие удары, - когда взглянула на Рукха.

Он выглядел несчастным; его руки были крепко обхвачены. Она почувствовала, как в ней закипает гнев при мысли о том, что они используют голодающего мальчика, умирающего мальчика, обращая его сердце в свою пользу. Это было неправильно.

Она подняла фонарь выше, темная ночь смотрела на нее сквозь листья и кости.

"Что обычно происходит, когда ты встречаешь повстанцев?" - спросила она.

"Я даю им информацию", - сказал он. "До того, как они послали меня к вам, я рассказывал им все, что слышал на рынках. Они давали мне еду".

Не так уж много еды, подумала она.

"А священного дерева дают?"

Рукх пожал плечами.

"Хорошо", - ровно сказала Прия. "Что они хотели, чтобы ты делал в махале?"

Он ничего не сказал.

"Ну же", - уговаривала она. "Конечно, ты можешь сказать мне сейчас".

"Просто быть их глазами и ушами", - пробормотал он. "Чтобы наблюдать за тобой. И... за всем остальным интересным. Все, что им может пригодиться. Вот и все".

Она кивнула. "А другие слуги делают то же самое?" - спросила она, и он тут же нахмурился.

"Несколько, я думаю", - сказал он через мгновение. "Я не знаю. Возможно, нас скрывается больше".

"Нас?"

"Повстанцы", - сказал он.

"Ты не настоящий бунтарь", - тут же сказала Прия.

"Я такой", - настаивал он.

"Мина была бунтаркой", - сказала она. "Она знала, как убивать. А ты нет".

"Откуда ты знаешь?" спросил Рукх. Его подбородок был мулирован.

Она перевела взгляд с его острого маленького лица на сжатые кулаки. С такими руками, колючими от угрозы новой зеленой поросли, она подумала, сможет ли он справиться с ножом, даже если ему его дадут. Ножи требовали деликатности.

"Не сможешь", - просто сказала она. "Кем бы она ни была для них, ты не такой".

"Ты не все обо мне знаешь", - пробормотал Рукх.

"Очевидно, нет", - сказала Прия.

Вокруг них никого не было видно. Ни жителей деревни, ни охотников, ни повстанцев. Прия решила, что им с Рукхом придется просто подождать. Она опустила фонарь на землю. Затем выпрямилась.

Он уставился на нее. Она уставилась на него.

"Не только тебе позволено верить в вещи", - сказал Рукх низким голосом. Прия с тревогой вспомнила тон, которым она разговаривала с Бхумикой. "Мне позволено хотеть, чтобы мир стал лучше. Мне позволено хотеть помочь сделать это".

Ах, земля и небо, ей нужно было научиться разговаривать со своей сестрой по храму с большей властностью и меньшим раздражением, когда они оставались наедине. Если Бхумика чувствовала себя так, когда Прия разговаривала с ней, то удивительно, что им вообще удавалось вести цивилизованный разговор.

"Я ничего не говорила, Рукх", - ровно сказала Прия. Она заставила себя сохранять спокойствие. Спокойствие было броней, которую она надела на себя, когда стояла на земле, усыпанной мертвецами, слушала ветер и думала о том, какие решения должен был принять Рукх, чтобы оказаться здесь, еще мальчишкой, но уже повинующимся убийцам. Всего лишь мальчик, и она не видела признаков того, что мятежники впились в него когтями. Она не знала. Ее спокойствие звучало как сталь, потому что так оно и было. "Но я думаю, тебе стоит попытаться поверить в то, что в будущем никто из нас не погибнет".

"Они не причинят тебе вреда", - сказал Рукх. "Я сказал тебе. Я обещал. Они просили меня убедиться, что ты не полезешь на Хирану. Чтобы ты была в безопасности".

"Они попросили тебя сделать это?"

Он кивнул.

"Почему?"

"Я не знаю. Я думал, ты знаешь", - сказал он.

Она пока не могла об этом думать. Ответы, вероятно, скоро появятся. Поэтому вместо этого она сказала: "Если бы я послушала тебя - если бы я осталась в махале и позволила другим подняться самостоятельно - Мина, вероятно, попыталась бы убить кого-нибудь еще". Она подумала о крике Симы, о теле Гаури, разбившемся о колонну.

"Я не знал, что она может причинить кому-то вред", - прошептал он.

Она посмотрела на него. "Ты не защищаешь людей, - сказала она, - ты не говоришь им не ходить куда-то, если они не рискуют пострадать, если пойдут. Так что ты знал, Рукх. Не лги себе. Ты знаешь, что делают эти повстанцы".

Он отвернул голову.

"Они пытаются совершить что-то важное", - настаивал он. Но его голос был слабым.

Прия вздохнула. Она ничего не могла с собой поделать. "Неужели люди, которых ты так боишься, действительно стоят твоей преданности?"

"Они стоят моей преданности, потому что я их боюсь", - сказал он. "Они здесь, чтобы бороться с империей. Я видел генерала Викрама. Я видел его солдат. Если они не сильнее их..." Слова Рукха оборвались.

"Способность пугать детей - это не сила, Рукх".

"Они пугают не только меня", - усмехнулся он. "Ты видела улицы. Они пугают регента. Иначе он не стал бы посылать всех своих людей. Вот что такое настоящая власть".

Если бы только у нее было красноречие Бхумики или ее острое, инстинктивное понимание тернистых игр власти в Париджатдвипе.

"Власть не обязательно должна быть такой, какой ее делают регент и твои мятежники", - в конце концов сказала Прия, довольствуясь своими бесхитростными словами, своим простым знанием того, как устроен мир. "Власть может быть заботой о людях. Оберегать их, вместо того чтобы подвергать опасности".

Он бросил на нее подозрительный взгляд. "Ты хочешь сказать, что ты могущественная?"

Она рефлекторно рассмеялась. "Нет, Рукх".

Какой силой она обладала? Что она действительно сделала, чтобы хоть что-то изменить в Ахиранье? Она думала о Бхумике, а не о себе.

Мысль о том, что у нее есть хоть какая-то власть...

На мгновение, на Хиране, ей это удалось. Она быстро узнала пределы этого, в келье и в покоях Бхумики. И в тот момент, когда она убила Мину, это тоже было похоже на слабость; зыбучий песок ярости внутри нее.

"Не будь дурой", - добавила она через мгновение. "Я не сильная, Рукх".

"Ты пыталась защитить меня и других детей", - сказал он. "Пыталась убедиться, что мы не умрем от гниения, по крайней мере. Ты дала мне дом. Это похоже на то, что ты только что сказала".

Это была детская логика, детская убежденность. И все же Прия отвернула от него лицо. То, какой он ее видел, было далеко, далеко от того, какой она видела себя, и она не знала, как реагировать.