МАЛИНИ

Истинное имя алоранского принца не было чем-то незначительным. Она не думала, что кто-то из присутствующих высокородных не понимал важности происходящего перед ними. Даже солдаты хранили гробовое молчание.

"Какое отношение, - сказала она, - твое имя имеет ко мне?"

Он испустил вздох, как будто она ударила его.

" Всё, принцесса Малини", - сказал он. " Всё."

Он уставился на землю. Закрыл глаза от боли и благоговения, а когда заговорил, то на алоранском. Древний, архаичный Алоран, мелодичный язык, который даже Малини никогда не знала. Но Адитья знал его, и она оценила вес пророчества по тому, как побледнело лицо ее брата, как закрылись его глаза, а голова откинулась назад, к истекающему кровью сумраку.

"Когда она будет увенчана жасмином, цветком-иглой, дымом и огнем, он преклонит перед ней колени и назовет ее", - повторил Рао на общем забанском. И вдруг Малини задрожала, каждый дюйм ее тела запылал от безумного восторга, который поднимался вверх, вверх в ее крови. "Он укажет принцессе Париджата ее судьбу: он скажет..." Он сглотнул. Поднял глаза, яростные и влажные. "Назови, кто сядет на трон, принцесса. Назови цветок империи. Назови голову, которая будет царствовать под короной из яда. Назови руку, которая зажгла костер". Тишина была глубокой; барабанная напряженная тишина, натянутая, как тетива. "Он назовет ее так", - закончил Рао. "И она будет знать".

Малини не чувствовала под собой ног. Она словно парила в собственной коже, на волне чего-то, что не было ни страхом, ни радостью, но горело в ней, пьянящее, как ликер, более сильное, чем цветок иглицы.

"Я зажгла костер", - отрывисто сказала Малини. "Я сожгла монастырь. Это была я".

Она увидела по его лицу, что он понял то же самое.

"Да", - сказал он.

Момент был на острие ножа. Как легко все могло повернуться.

Малини снова посмотрела на Адитью.

Адитья, который отвергал трон снова и снова. Она давала ему инструменты, чтобы стать императором, а он снова и снова отбрасывал или опускал их. Она рассказала ему, как работает власть, и какую цену она требует. Он не отдал власти должного. Когда власть пришла, он отвернулся от нее.

Но она пустила стрелу. Она подожгла монастырь.

И здесь... здесь у нее был шанс взять власть в свои руки. Ужасный шанс. Если она возьмет корону, которую Рао вложил в ее руки, если она превратит петлю его слов в оружие...

Было бы глупо пытаться взять то, что не принадлежит ей. Королевские сыновья носили корону. Королевские женщины были...

Ну.

Она подумала о своей подруге, принцессе Алори, и о высокородной Нарине, и о том, как они кричали, когда пламя коснулось их. Как они пахли, когда горели, когда их звездные короны раскалывались вокруг их черепов, когда даже сладость духов и цветов не могла заглушить едкий запах горелых волос и шелка, или запах плоти, жира, костного мозга, горящего, горящего и горящего.

Королевские женщины коронуются только в смерти, яростно подумала Малини.

Она не хотела умирать. Она хотела получить свою корону. Ради нее она занималась политикой, играла, проигрывала и чуть не умерла. И все же она была здесь. Живая.

А здесь был Рао, безымянный принц Алора, имя которого было пророчеством, нашептанным на ухо его матери. Здесь был принц, который подарил ей корону и трон и сказал, что она имеет право даровать их, кому пожелает.

А вот и он. На коленях перед ней.

Этого нельзя было сделать. Она знала, что этого не может быть. Всю жизнь ей говорили, что это невозможно.

Но она видела надежду и преданность в глазах людей, когда она приказала им сражаться. Она видела, как менялись их лица, когда она говорила им, что она - мать пламени, ставшая плотью, - ложь, как рычаг, цепь на их горле, рука, обвившая сухожилия и густую кровь их бьющихся сердец.

У нее был Алор. У нее был договор с узурпаторами Ахирании.

У нее была она сама.

Судьба смыкалась вокруг нее. Ложная, ложная судьба. И все же она превозносила ее, потому что это была возможность, которой следовало воспользоваться. И Малини была не настолько глупа, чтобы упустить ее.

Мужчины наблюдали за ней. Ее алоранский принц. Владыки Сакета и Дварали, Сругна и Париджата.

Ее брат, в его глазах горе.

Она ждала, когда он заговорит. Она дала ему один удар сердца, другой, и смотрела, как он опускает глаза, не говоря ни слова.

"С моей стороны было бы большой жертвой править этой землей", - сказала Малини, медленно и торжественно, словно ее сердце не было раскаленным углем, предметом радости и ярости. "Я всего лишь женщина, у которой еще живы братья. Если мне суждено править... милорды, я должна править во имя матерей. Я должна править как мать Париджатдвипы.

"Я не горела, как горели матери", - продолжала она. "Я знаю, что это не по их воле. Но я сожгла свою доброту в пламени монастыря. Я сожгла свою нежность. Я сделала из себя достойную императрицу. Милорды, если такова воля матерей и безымянного, то я займу трон Париджатдвипы ради блага всех нас. Я сделаю это, как того требует пророчество".

Тишина. А затем - рев. Ликование.

Рао, плечи которого дрожали, не поднялся.

"Моя императрица", - сказал он. И голос его был не ликующим, а пустым.

Она прикоснулась костяшками пальцев к груди.

Цветок цвел по-прежнему, словно ни вода не могла его убить, ни огонь не мог его сжечь. Ее цветок-игла.

Лицо Прии на ладони Малини. Ровный, пронзительный свет ее глаз.

Я знаю тебя. Я точно знаю, кто ты.

Она опустила руку.

Она знала себя. Она знала, что скрывается под искусством. Но эти мужчины не знали ее. Они смотрели на нее и видели мать пламени, за которую она себя выдавала. Некоторые смотрели на нее с расчетом, оценивая ее достоинства и возможности, потенциальную выгоду от правления женщины из Парижата вместо императорского сына.

Некоторые смотрели на нее с настоящей верой в глазах.

Другие - как лучники, рядом с которыми она стояла, когда пустила свою стрелу и сожгла монастырь, - смотрели на нее с чем-то сродни уважению.

Все это она могла использовать.

Она увидела, что Адитья наблюдает за ней. На его лице было мрачное, принимающее выражение. Никакой радости. Он смотрел на нее так, словно видел в ней смерть.

Что ж, пусть. Пусть. Она не будет горевать.

Она могла сделать что-то новое из Париджатдвипы.

Она могла сделать себя чудовищной. Она могла стать существом, рожденным из яда и огня, пламени и крови. Она сказала Адитье, что когда появится возможность захватить власть, чтобы овладеть ею - эту возможность нужно взять, удержать и использовать. Если он не захочет воспользоваться ею, это сделает она.

Если он не займет трон их брата, в той комнате со сладко падающим жасмином, где горели сестры ее сердца, тогда она сделает это.

Она собиралась построить новый мир.

Все это она сделает, когда сядет на трон Париджатдвипы.

Но сначала, подумала она тихо, с дикостью, про себя, пока мужчины вокруг нее преклоняли колени и выкрикивали ее имя. Малини. Малини. Мать Малини. Императрица Малини. Я найду своего брата-императора. Я заставлю Чандру встать на колени перед своими сверстниками, униженным и сломленным. И я буду смотреть, как он горит.