Конечно, с моральной точки зрения революция показала, что Советский Союз, который в те годы прилагал немало усилий, чтобы предстать надежным и цивилизованным актором в международной политике, смог восстановить свою власть в Венгрии лишь с холодной силой, напоминающей сталинскую эпоху. Однако, несмотря на эту очевидную черную метку в послужном списке, международная репутация Советов почти не пострадала. На самом деле престиж Советского Союза в гораздо большей степени определялся процессом, начавшимся в 1955-56 годах и достигшим своего пика в 1960-х, в ходе которого он превратился в надежного сверхдержавного соперника/партнера Соединенных Штатов. Открытое признание американцами европейского статус-кво в 1956 году способствовало возникновению новых отношений между сверхдержавами. Как следствие этой тенденции, намерения двух сверхдержав и состояние их отношений все больше определяли развитие международной политики.
Последствия в советском блоке
Анализируя международные последствия Венгерской революции, крайне сложно определить, как и в какой степени подавление восстания повлияло на отношения между Советским Союзом и другими восточно-центральноевропейскими коммунистическими государствами. Несомненно, после 1956 года между Советским Союзом и его союзниками возникли отношения нового типа, но это нельзя приписать венгерской революции. Практика новой конфедеративной политики, соответствующей постсталинской модели, складывалась с 1953 года, а основные принципы были четко сформулированы в декларации советского правительства от 30 октября 1956 года. Таким образом, декларация - вопреки прежним интерпретациям - не была просто импровизированным жестом, призванным умиротворить кризисы в Польше и Венгрии. Документ, который готовился в течение нескольких месяцев, был призван по-новому определить отношения между союзными государствами и был лишь скорректирован в соответствии с конкретной ситуацией того октября.
На самом деле декларацию 30 октября можно условно считать "конституцией" постсталинской модели альянса. Она дала союзникам Советского Союза по Восточно-Центральной Европе широкое представление об их возможностях и ограничениях и установила новые уравнения для политического контроля и экономического сотрудничества. Руководящие принципы для стран блока, установленные Советским Союзом в октябре 1956 года, оставались в силе вплоть до конца 1980-х годов. Декларация обещала не что иное, как твердую политику, реализующую ленинский принцип равноправия наций. Это включало в себя уважение суверенитета отдельных государств и учет исторического прошлого и национальных особенностей каждой страны. В советском имперском языке это была кодификация политических отношений, более гибких, чем те, что существовали ранее, но все еще далеких от справедливости.
Новые отношения между Москвой и ее восточноевропейскими союзниками также включали в себя отзыв советских советников. После 1956 года система прямого советского контроля, осуществляемого через этих агентов на местах, была усовершенствована в более сложную систему "дистанционного контроля". Советы также заменили туманно замаскированные экономические договоренности, которые были не более чем советской эксплуатацией, на более равномерное распределение выгод и обязательств.
Конечно, наряду со всеми элементами новой советской гибкости, которые принесла декларация 30 октября, существовали четко установленные границы, определяющие, какие изменения будут возможны и какие реформы будут терпимы при условии сохранения коммунистической идеологии (т. е. советской большевистской системы) и конфедеративной структуры (т. е. советской империи). Именно поэтому подавление венгерской революции фактически соответствовало декларации советского правительства, что многие в то время отрицали. Этот аспект декларации был просто реализован на практике 4 ноября, поскольку к тому времени коммунистическая система действительно могла быть спасена только советской военной интервенцией.
Одна из конкретных статей декларации, обещавшая, что Советский Союз рассмотрит вопрос о размещении советских войск в Восточно-Центральной Европе, была включена в связи с польскими и венгерскими событиями октября 1956 года. Обещание, безусловно, задумывалось как политический транквилизатор, но впоследствии этот же вопрос, изначально принятый более или менее как реакция на кризисы, стал определяющим в политике советской конфедерации. Безоговорочное принятие западными государствами послевоенного европейского статус-кво и советской сферы влияния в Восточно-Центральной Европе в момент такой критической ситуации, как венгерская революция, значительно повысило безопасность Советского Союза и одновременно изменило обоснование размещения советских войск за рубежом. Именно поэтому советские войска могли быть выведены из Румынии в 1958 году: геополитическая ситуация в этой стране обеспечивала сохранение советской политической модели и сохранение Румынии как прочного члена советского блока.¹⁵ С другой стороны, в Чехословакии, где советские войска отсутствовали с конца 1945 года, политический кризис, разразившийся в 1968 году, советское руководство могло разрешить только с помощью военной оккупации. Для того чтобы оправдать эти действия, не требовалось никаких юридических оснований: Советам достаточно было заявить, что социалистическая система в Чехословакии находится под угрозой и поэтому нуждается в "защите".
За последние несколько лет ученые установили, что во время Венгерской революции и непосредственно после ее подавления почти во всех восточноевропейских государствах и в самом Советском Союзе происходили многочисленные события, демонстрировавшие значительную симпатию населения к венгерскому делу. Эти проявления политического инакомыслия, за исключением польских, наталкивались на различные формы возмездия: увольнение, исключение из партии, арест, задержание, тюремное заключение и даже казнь.
Реакция все более националистического режима в Румынии служит ярким примером кампаний, проводившихся по всей Восточно-Центральной Европе против тех, кто поддерживал восстание в Венгрии - или просто обвинялся в его поддержке. Правительство этой страны воспользовалось возможностью устранить ненадежные или недовольные политические элементы и использовало ситуацию для оправдания дальнейших преследований венгерского меньшинства. Румынское правительство казнило около 50 человек, арестовало 27 000 и заключило в тюрьму 10 000 человек, 170 из которых умерли в тюрьме. В целом жестокость репрессий была близка к венгерской, в то время как все, что произошло в Румынии в 1956 году, - это несколько отдельных демонстраций и эпизодические проявления симпатии к событиям в Венгрии.¹⁷ В Чехословакии не было серьезных демонстраций в поддержку венгерской революции, однако отдельные акции выражения солидарности имели место, особенно среди членов этнической венгерской общины. Репрессии со стороны властей также были гораздо мягче, чем в Румынии: около 665 человек были привлечены к ответственности за некую "контрреволюционную деятельность".
В последующие десятилетия после 1956 года Венгерская революция оставила в Восточной Центральной Европе несколько следов: во-первых, на примере Имре Надь и партийной оппозиции лидеры различных режимов поняли, что попытки радикальных реформ могут легко привести к краху коммунистической политической монополии; во-вторых, они узнали, что в таких случаях Советы без колебаний восстановят порядок, используя самые жестокие средства. Помимо этих основных уроков, Венгерская революция продемонстрировала, что руководство стран Восточно-Центральной Европы могло игнорировать социальные требования и общественное мнение только на свой страх и риск. Даже если они видели, что любой режим, находящийся под угрозой, может рассчитывать на советскую помощь в случае какого-либо политического кризиса, это руководство, которое будет нести ответственность, могло также рассчитывать разделить судьбу группы Герё в Венгрии, то есть быть замененным.
Таким образом, венгерская революция, подав столь радикальный пример, во многом способствовала успеху начавшейся на ХХ съезде КПСС в феврале 1956 года попытки построить постсталинскую модель коммунизма в Советском Союзе и во всей Восточно-Центральной Европе. Польский кризис октября 1956 года с его контрастным положительным примером также укрепил эту тенденцию; он продемонстрировал, что ограниченная кампания умеренных реформ, не угрожающая напрямую политической системе или косвенно безопасности восточного военного блока, может быть реализована даже вопреки воле советского руководства. Этот опыт, как ничто другое, мотивировал чехословацких коммунистов-реформаторов в 1968 году. Другое дело, что, в отличие от Гомулки, они не смогли ограничить социальные изменения до уровня, с которым могли бы смириться Советы.
Окончательное наследие событий 1956 года и последующих лет заключается в том, что они фактически положили конец любым идеям, все еще существовавшим в Восточно-Центральной Европе, что советское иго может быть сброшено путем активного восстания. Бездействие Запада, жестокость советской интервенции и, наконец, иррационально широкий масштаб ответных мер - все это развеяло иллюзии. В последующие десятилетия это понимание стало основой всей деятельности по саморегулированию реформ в странах Восточного блока. Сознательно принимая во внимание интересы безопасности Советского Союза, желающие перемен постепенно, но эффективно работали над либерализацией коммунистической системы. Они больше не стремились к ее свержению.