Мужчина смеётся надо мной в трудную минуту.

— Боже, ты так отчаянно нуждаешься в моём члене, не так ли? – спрашивает он, затем двигается, пока его бедра не сравняются с моими приподнятыми. — Так отчаянно нуждаешься в единственном человеке, который может дать тебе облегчение. – Я жалобно стону, пытаясь сдвинуть бедра, чтобы он вошёл в меня, чтобы получить трение, чтобы получить... что угодно.

— Вот что ты получаешь, Эбигейл, – говорит он, его голос напряжён. — Я проводил каждый день в течение двух недель, отчаянно желая тебя. Умирал для твоего тела, нуждался в том, чтобы быть внутри тебя. – Он проводит головкой по моему центру, и я стону. — Мне нужно это тело.

— Дэмиен, пожалуйста...

— Вот что ты получишь за то, что превратила меня в отчаявшегося мужчину, – говорит он, а затем входит в меня, заполняя до краёв. — Вот что ты получишь за то, что поглощаешь мои мысли. – Его руки перемещаются к моим бёдрам, когда он снова толкается, используя дополнительный рычаг, чтобы каким-то образом проникнуть глубже.

— Блять! – кричу я, не в силах больше ничего сказать, ничего сделать, кроме как прижаться к нему и яростно дёргать свои соски, пока он трахает меня.

— Вот так, детка. Ты так хорошо принимаешь мой член, не так ли? – говорит он, не сводя глаз с того места, где он безжалостно трахает меня. — Блять, посмотри на это. Красиво. – Он словно разговаривает сам с собой, монолог о происходящем, а я просто участвую, когда он входит в меня, изголовье с каждым толчком ударяется о стену.

— Боже, Дэмиен, мне нужно больше. Я…

— Ты получишь больше, когда я скажу, Эбигейл, – говорит он, затем проводит рукой от моего бедра к моему колену, обвивая его вокруг своих бёдер. — А до тех пор ты будешь брать мой член как хорошая девочка, да? – Я стону в ответ, моё тело перегружено чувствами и невыносимым удовольствием.

— Да? – снова спрашивает он, и становится ясно, что он хочет получить ответ, так как он продолжает двигаться во мне, так чертовски глубоко, каждый толчок натирает мою точку G под таким углом.

— Да! Да, Дэмиен!

— Что "да"? – спрашивает он сквозь стиснутые зубы.

Он уже близко.

Я могла бы зажать его, ускорить процесс и доставить его туда, куда мне нужно, но что в этом интересного?

Поэтому вместо этого я отвечаю так, как, я знаю, хочет мой мужчина.

— Я возьму твой член, как хорошая девочка, малыш. – Несмотря на потрясение и стоны, прорывающиеся сквозь меня, я каким-то образом смогла связать слова, которые он хотел услышать. Дэмиен издал стон удовлетворения.

— Такая, блять, хорошая девочка, – говорит он, затем одна рука двигается, большой палец поглаживает мой клитор, и моё тело поёт в ответ. — Теперь кончи для своего мужчины, детка. Выкрикни моё имя, – говорит он сквозь стиснутые зубы.

И с его разрешения я делаю это.

Потому что Дэмиен Мартинес владеет моим телом, и то, что он говорит ему сделать, оно делает.

— Дэмиен! – кричу я, мой голос срывается на полуслове, пока я не бьюсь в конвульсиях на его члене, рот открыт, ни звука не выходит, пока я распадаюсь вокруг него. Рука двигается, обхватывая моё плечо, чтобы помочь ему проникнуть глубже, и я издаю ещё один звук удовольствия, когда оргазм нарастает, забирая все остатки здравомыслия.

А потом он с криком врывается в меня невыносимо глубоко, изливаясь в меня, когда он падает, бормоча моё имя мне в шею.

— Расти здесь, должно быть, было весело, – говорит Дэмиен позже той ночью в темноте коттеджа. Мы приняли душ и приготовились ко сну, но я совсем забыла, как здесь темно. Вдоль участка растут деревья, и без городского светового загрязнения здесь только тёмное небо и яркие звезды.

— Так и было. Всегда было с кем потусоваться, кого послушать. – Какое-то время он молчит, и я думаю, что он закончил говорить, готов ко сну, но потом он говорит.

— А твои родители? – спрашивает он впервые с тех пор, как я сказала ему, что у меня их нет. Я вздыхаю и отвечаю в уютной темноте.

— Мой папа где-то в отъезде, у него третья или четвертая жена. Мама, кажется, в нескольких городах отсюда. Мы не разговариваем. Как только я закончила школу, она перестала с нами общаться.

— Но у тебя есть Ханна. – Он говорит это как утверждение, как будто он говорит больше, чем просто слова.

— Да. У меня есть Ханна, и я навечно благодарна ей. Когда-нибудь она подарит мне племянников и племянниц, с которыми я смогу нянчиться, но до тех пор у меня есть дети Осени и Кейт.

— Они милые, – говорит он. — Дети Кейт. Кэл просто бомба. – Дин и Кейт пришли на ужин, приведя с собой Кэла и малышку Джесси, которых я полюбила так же сильно, как и остальных.

— Самые милые. Кейт выпустилась в мой год, так что это немного безумно – видеть её с Кэлом. Он становится таким большим. – Мы оба молчим ещё несколько минут, Дэмиен проводит пальцами по моим волосам самым успокаивающим движением, и мы оба погружаемся в свои мысли.

Пока он снова не нарушает тишину.

— Ты хочешь детей? – спрашивает он так тихо, и моё тело напрягается от нервов. Я не знаю, как ответить, или мне следует просто дать ему более простой, фальшивый ответ. Не потому, что я не до конца верю в ответ, который собираюсь дать, а потому, что общество решило, что если ты женщина детородного возраста и не стремишься к размножению, люди быстро решат, что с тобой что-то не так.

Тем не менее, я вздохнула, прежде чем ответить.

— Нет. – Он нахмуривает брови.

— Нет?

— Не-а, – говорю я, делая ударение на "а" и отвлекая себя, отслеживая ногтем дорожку веснушек, которые я вижу в лунном свете на его груди.

— А... есть причина? – спрашивает он, и я признаю, что это что-то новенькое. Кто-то редко спрашивает "почему", прежде чем вцепиться мне в горло, рассказывая, как одиноко мне будет в старости или о чём я буду жалеть. Что через четыре-пять лет мои "часы" начнут тикать, как будто я какая-то компьютерная программа, и мне придётся искать кого-то, кто милостиво согласится подарить мне детей.

Как будто это всё, ради чего женщина может жить.

— Я просто не хочу их. – Я пожимаю плечами и переворачиваюсь на спину. — Дети – это круто, но они всепоглощающие. Моей сестре пришлось растить меня, потому что наши родители были отстой. Не то чтобы я думала, что когда-нибудь стану такой, но это не звучит... привлекательно. Когда вся моя жизнь продиктована крошечным человечком. – Я смотрю на Дэмиена, наполовину напуганная тем, что увижу.

Даже Ричард не понимал этого во мне.

Я была готова измениться ради него, попытаться ради него.

Но Дэмиен не выглядит смущённым. Вместо этого на его лице играет интрига.

Я продолжаю говорить, моё волнение берет верх.

— Я рада быть крутой тётей. Мне нравится быть такой для детей Осени и Кейт. Но мамой? Я просто не думаю... что это для меня.

— Так чего же ты хочешь вместо этого? – спросил он с любопытством в голосе.

И снова, потому что темно, я нахожусь в комфортном, знакомом месте, и меня подпитывает любовь моей семьи, я говорю ему.

— Я хочу... любви. И я хочу страсти. Волнения. Я хочу путешествовать и тратить деньги на дорогую обувь, а не на подгузники. Я хочу иметь возможность встать и уехать, если захочу, не беспокоясь о школах, педиатрах и прочей хрени.

И поскольку в комнате темно, а у стен нет ушей, я заканчиваю свою мысль, рассказывая Дэмиену то, что было мне дорого с пяти лет.

Я никогда не признавалась в этом.

Ни Ханне, ни Ками, ни Кэт.

— Я хочу, чтобы мужчина был абсолютно без ума от меня. – Я делаю глубокий вдох, позволяя темноте стать щитом. — Мой отец бросил мою маму, когда я родилась. Дети были слишком тяжёлой работой, и из-за этого оставалось мало времени на него. Это... сломило мою маму. Она хотела, чтобы он был поглощён любовью к ней, чтобы она была его солнцем и его луной. Но когда она не смогла полностью посвятить себя ему из-за нас, он ушёл от неё к другой женщине. Она винила в этом нас.

Пальцы Дэмиена скользят по моим волосам, откидывая их назад, успокаивая, но не прерывая ход моих мыслей.

— Ханна не похожа на неё. Она всегда хотела отдать каждую частичку себя остальному миру. Всегда хотела быть всем для кого-то, для детей, для мужа. Она самоотверженная, сочувствующая и сострадательная. Она была рождена, чтобы быть мамой.

— А ты? – Мой язык высовывается, смачивая губы, нервы берут верх.

— Я как моя мама, – говорю я шёпотом. Вот оно.

Мой самый глубокий страх.

Здесь, с этим человеком, в комфортной темноте и в знакомой комнате, я признаюсь во всем.

— Я хочу отдать всё мужчине и позволить ему поглотить меня. Я хочу упасть так сильно, чтобы не знать, где верх. Я хочу быть эгоисткой и хочу быть его и только его. Я не хочу делиться. Я как моя мама, потому что я думаю, что какая-то часть меня обиделась бы на ребёнка за то, что он отнял у меня эту возможность.

Истинная причина того, что Ричард выпотрошил меня, заключалась именно в этом. Я отдала ему всё: время, любовь и труд – ожидая получить это в ответ. И я придумывала оправдания, почему он этого не сделал, целых четыре года. Я говорила себе, что когда мы поженимся, всё изменится. Что когда он станет партнёром, он будет другим. Но теперь я понимаю, что это была чушь.

Знать, что я могла потерять себя в этом мужчине, знать, что я уже начала терять себя в нём – это ужасно. И знать, что мужчина позволил этому случиться, что он видел, как я отдавала, отдавала и отдавала, пока я не превратилась в шелуху человека, созданную, чтобы соответствовать его требованиям, – он заслуживает того, чтобы ему преподали урок.

Но правда в том, что знание того, что во мне есть этот яд, зная, что я могу потерять себя в мужчине и быть уничтоженной им, ещё больше укрепляет моё нежелание иметь детей.

— Я тоже не хочу детей, – говорит он, его голос – шёпот, и мне интересно, чувствует ли он такой же покой в темноте, как и я. — Я не хочу приводить в этот мир больше детей. Я изо дня в день вижу ужасы этого мира. Какими дерьмовыми могут быть люди, как низко они могут пасть. Иногда я смотрю на дело, и будущее кажется мне таким чертовски мрачным. Я не могу принести ребёнка в этот мир, зная, что в нём.