— Отец ещё несколько десятилетий назад решил, что я стану его преемником, – говорит Оуэн с совершенно серьёзным видом. — Думаю, нам пора перестать делать то, что он говорит.

— Ты хочешь сказать, если я захочу это место, ты отдашь его мне?

— Я… – он проводит языком по своим клыкам. — Я бы не обрадовался. И предупреждаю – нашим это не понравится. Но им придётся признать, что ты сделала для вампиров больше, чем любой из них, и в конце концов, они смирятся.

Я не знала, что Оуэн может быть таким здравомыслящим. Это настолько озадачивает, что я ловлю себя на мысли о том, чтобы остановиться и всерьёз задуматься о мире, где я могла бы стать своей среди вампиров, пускай и в качестве их вынужденного лидера. Не было бы одиночества, не было бы ощущения отверженности, я бы наконец-то чувствовала себя на своём месте. Привлекательность этого...

Нулевая, если не меньше. Честно говоря, к чёрту вампиров.

— То, что ты сказал раньше, – обращаюсь я к Оуэну, — о сотрудничестве с оборотнями и людьми. Ты ведь это серьёзно, правда? Ты не просто издевался над отцом?

— Конечно, – он хмурится, возмущённый. — Мы с Лоу практически лучшие друзья.

Недоуменный взгляд Лоу слабоват для подтверждения статуса лучших друзей.

Оуэн фыркает. — Спасибо за доверие. Меня невероятно вдохновляет знать, что Альфа оборотней и его невеста, которая к тому же моя чёртова сестра, считают, что я буду отличным лидером. Поддержка высшего класса, не иначе. Засранцы.

Я улыбаюсь. Губы Лоу тоже дёргаются. Наши глаза встретились, и напряжение стало ещё более острым, словно вот-вот разразится буря. По позвоночнику пробежало возбуждение, похожее на электрический ток, а внутри меня словно прорвалась плотина после долгой засухи. Это пугало, то, что висело в воздухе между нами. Нужно было срочно это прервать.

— Можно… у меня есть вопросы, – торопливо говорю я. — Где сын Мика?

— Я и Оуэн послали на его поиски нескольких человек, – говорит Лоу. Он проводит рукой по затылку, выглядя опечаленным.

— А Мик? Что с ним будет?

Его лицо становится непроницаемым. — Я дам тебе знать, когда решу.

— А Ана? Мой отец…

— …так и не узнал, где она. Она в безопасности.

Меня захлёстывает облегчение. — Я рада.

— Она вернётся, как только ситуация разрешится. Ещё что-нибудь хочешь узнать?

Я поджимаю губы, досадуя, что сейчас не время и не место для дальнейших вопросов. Жаль, что мы не одни.

Я твоя пара?

Ничего, если это не имеет значения? Ничего, если я хочу ею быть?

Сколько из того, что ты сказал, что я сказала, что все сказали, было правдой? Должна же быть хоть какая-то часть правдой, верно?

— Нет, – я бросаю взгляд на Оуэна. Он либо не понимает, как сильно я хотела бы, чтобы он оставил нас наедине, либо ему всё равно. Скорее всего, второе.

— Я так и не услышал, что бы ты хотела, чтобы я сделал с твоим отцом, – мягко говорит Лоу.

Я бросаю взгляд на стул. Отец, как всегда, сидит с безупречной осанкой, но с заострёнными ушами спрятанными за наушниками и слегка растрёпанными белыми волосами, он может сойти за человека. Как пали могучие.

Может, я и вправду монстр. Может, он этого заслужил. Может, и то, и другое. И всё же я говорю: — Мне всё равно. Решайте сами.

Проходя мимо Лоу, я касаюсь его тыльной стороной ладони, и по руке пробегает волна нескрываемого тепла.

Сжав дверную ручку, я всё ещё чувствую его жар на пальцах. Не оборачиваясь, добавляю:

— Если не возникнет крайней необходимости, можете никогда не говорить мне, на чём вы остановились.

Я засыпаю в своей детской спальне, что становится самой странной вишенкой на торте этой совершенно безумной ночи.

В течение месяца перед свадьбой я часто бывала в Логове, но никогда не заходила сюда. На самом деле, я не была здесь с тех пор, как ненадолго вернулась на территорию вампиров после окончания срока в качестве Залога. Комната довольно чистая, и мне интересно, кто протирал пыль с пустых полок или менял лампочки, и по чьему приказу. Я открываю пустые ящики и неиспользуемые шкафы. Примерно через час после восхода солнца я ложусь спать.

Моя кровать выполнена в вампирском стиле: тонкий матрас на полу и деревянная платформа примерно на три фута выше, идеально подходящая для защиты от света. «Перевёрнутый гроб, в общем», – так выразилась Серена, когда впервые увидела её, и я до сих пор немного её за это ненавижу. Но кровать восхитительно удобная, и я сокрушаюсь по поводу того, что никогда не могла найти ничего подобного на территории людей, не говоря уже о землях оборотней. И тут, перед тем как заснуть, я задумываюсь, а имеет ли это вообще значение? Что будет со мной дальше? С приходом Оуэна к власти, будет ли вообще необходимость в браках по расчёту между нашими народами?

Нет. Так что, возможно, я вернусь в свою квартиру. И к тестированию на проникновение. Но я бы лучше вышла на солнце, чем снова работать с этим... как его там... Пирсом, да – чем снова работать с Пирсом. Так что, наверное, мне стоит обновить резюме и...

Я просыпаюсь за сорок минут до заката, рядом со мной лежит чьё-то тело. Тёплое, очень мягкое, и такое знакомое.

— Заведи себе свою кровать, сучка, – сонно бормочу я, поворачиваясь к Серене.

— Ни за что, – она зевает во весь рот, совершенно не думая о своём зловонном дыхании и моём бедном носе. — Ну и?

— Ну и? – я поднимаю руку, чтобы протереть глаза, и всё ещё чувствую запах вампирской крови под ногтями. Нужно принять душ.

— Давай просто покончим с этим, – начинает она. — Я знаю, ты злишься, но…

— Погоди. Я не злюсь.

Она удивлённо хлопает глазами. — О.

— Я не собираюсь... Я не злюсь, обещаю.

Она вглядывается мне в лицо. — Но?

— Никаких «но».

— Но?

— Ничего.

— Но?

— Чёрт возьми, я же сказала тебе...

— Мизери. Но?

Я зажмуриваю глаза до тех пор, пока не появляются золотые пятна. Боже, ненавижу, когда меня так легко читают. — Просто... почему?

— Почему, что?

— Почему ты мне не сказала?

Она прикусывает внутреннюю сторону щеки.

— Точно. Так вот. За последний год или около того, я хранила от тебя невообразимое количество секретов, и я не уверена, о каком именно ты говоришь, поэтому...

— О главном, – мой голос бесцветен. — О том, что ты на самом деле, ну знаешь... Ещё один чёртов вид?

— А-а, – она морщит нос. — Точно. Ну что ж.

— Я думала, ты мне доверяешь. Я считала, что ты можешь поделиться со мной всем, что наша дружба нерушима, но, возможно...

— Я доверяю. Правда доверяю. Просто... – она вздрагивает. Затем массирует лоб ладонью. — Я не была уверена, понимаешь? Особенно в начале, моё тело вело себя так странно, появились непонятные ощущения, и всё это казалось сумасшествием. Я не знала, мерещится ли мне, и это было именно то, о чём лучше не думать и просто молиться, чтобы всё прошло. А потом, когда я действительно начала подозревать... Ну, во-первых, вы ребята ненавидите оборотней.

Я ахнула, смертельно обиженная. — Я не ненавижу.

— Ты всё время шутишь о них.

— О каких шутках речь?

— Да ладно тебе. Они гоняются за почтальонами, помешаны на белках. Помнишь ту ночь, когда мы встретили ту мокрую собаку, которая так ужасно воняла...

— Это была шутка. В то время я и знать не знала, как пахнут оборотни!

— Да, ладно, – она делает глубокий вдох. — Кровь у меня красная. И когда твой отец похитил меня, я всё ещё не могла обращаться. Я не была уверена. Тогда я понимала лишь то, что происходит что-то странное, ужасное и одновременно потрясающее, и клянусь, Мизери, всё, о чём я думала последние полгода: а что если я умру? Что, если эта штука внутри меня убьёт меня? Что тогда будет делать Мизери? Неужели я потащу её за собой, неужели я стану причиной смерти моей сестры, человека, который мне дороже всего на свете, единственная, о ком я чёрт возьми забочусь, из-за этой нашей странной созависимости, и...

Я протягиваю руку и беру её ладонь в свою, как мы делали в детстве.

Серена замолкает. Останавливается. Затем, через несколько мгновений, продолжает, её голос становится намного тише.

— В последние три месяца у меня было много времени. Очевидно. И на чердаке была камера наблюдения, но у неё было несколько слепых зон. Раньше мне казалось, что мне нужна информация. Я изучала возможность того, что я могу быть оборотнем, или кем-то ещё, как обычно исследовала бы материал для статьи. Но оказавшись одна, всё, что я могла делать – это исследовать себя. Попытаться почувствовать это. И я тренировалась. Обращение похоже на напряжение мышцы, только эта мышца находится ещё и в мозгу. И я до сих пор не понимаю, что со мной происходит, что во мне от оборотня, а что от человека, но...

Она делает глубокий вдох.

Ещё один.

И ещё один, и я сжимаю её руку.

— Ну так вот, – она не плачет, но я слышу слезы в её голосе. — Можешь ли ты... Можешь ли ты снова стать моей единственной лучшей подругой во всём этом гребаном мире, кровосука?

Я улыбаюсь.

Потом смеюсь.

А потом смеётся она.

— Ты говоришь так, будто мы когда-нибудь переставали.

Вот теперь она плачет, и я бы тоже плакала, но не могу. Вместо этого я продвигаюсь вперёд, сталкиваясь миллионом локтей, и обнимаю её.

Она обнимает меня в ответ, ещё крепче.

— Ты можешь быть кем угодно, и ты всё равно будешь моей подругой. И у меня никогда не будет проблем с тем, что ты оборотень, – говорю я ей в волосы, которые свалялись от грязи. Боже, этому волчонку нужна ванна не меньше, чем мне. — Более того, думаю, я могу быть влюблена в одного из них.