От этого она хихикает - звук, которого никто из нас не слышал долгое время, когда Чарли и Роуз только удочерили ее.

— Конечно, нет, дядя Але! — визжит она, и смех наполняет маленькую комнату. — Просто иногда мне приходится показывать Сэмми, кто в доме хозяин!

Данте негромко хихикает, Бенни подавляет смех, а Сэмми закатывает глаза, но я не могу побороть гордость, распирающую мою грудь. Это крошечное существо никогда бы не произнесло столько слов за один день, не говоря уже о том, чтобы сказать одно предложение. И чтобы в нем было столько нахальства? Просто невероятно, насколько сильно она вылезла из своей скорлупы.

Когда она заканчивает сушить руки, я снимаю резинку для волос, которую держу на запястье.

— Повернись, я положу его тебе, чтобы твой дедушка не жаловался, что твои волосы попадают в еду.

Она поворачивается ко мне спиной, оставаясь на маленьком табурете. Я стараюсь аккуратно собрать ее длинные волосы, пропуская пальцы сквозь путаницу, чтобы ослабить ее, а затем затягиваю волосы в высокий хвост.

— Все готово, — говорю я ей, держа ее за руку, когда она спускается с табуретки, а затем стремительно выходит из комнаты, ступая по лестнице.

Бенни заходит следом, хватаясь руками за раковину, когда забирается на табурет. Он всегда был неуклюжим ребенком, поскольку родился с очень легкой формой spina bifida⁸. У него немного нарушено равновесие, но, к счастью, он здоров и счастлив, и у него почти нет остаточных осложнений.

Он тянется к раковине, включает кран и встает передо мной с вытянутыми руками, на его пухлых щеках постоянно появляются ямочки от улыбки, которая, кажется, никогда не покидает его лица. Я протягиваю ему кусок мыла.

— Спасибо, дядя Але! — говорит он, продолжая наводить беспорядок, как всегда.

Он краснеет, тянется за салфеткой и вытирает беспорядок.

— Все в порядке, Бенни, ты молодец, дружище, — пытаюсь я его успокоить, зная, что он стесняется подобных вещей. Его брат гораздо более скрупулезен в своих действиях, и Бенни неприятно наблюдать, как вещи, требующие зрительно-моторной координации, даются Сэмми легче.

Улыбка на моих словах становится ярче, и он спрыгивает вниз, пробегая мимо Данте, который взъерошивает свои темные кудри, спускаясь по лестнице.

— Мне больше не нужна стремянка, — хнычет Сэмми, всегда желая доказать, что он вырос. В некоторые дни я действительно верю, что это так. Он - воплощение мудрого, старого дедушки с ворчливым характером.

— Хорошо, малыш, раз ты так говоришь

. Я складываю табуретку обратно, ставлю ее рядом с раковиной и оставляю мыло на стойке, чтобы он мог намылить его сам.

Он методично моет руки, его проворные пальцы двигаются так же, как и всегда. Он начинает с ногтей, затем переходит между пальцами, к ладоням, затем к верхней части рук, после чего ополаскивает их и вытирает насухо, и ни одна капля воды или мыла не остается в раковине. Не говоря ни слова, он поворачивается и направляется вниз по лестнице.

Данте качает головой, присоединяясь ко мне в ванной.

— Знаешь, как детский психолог, это чертовски душераздирающе - не знать, как помочь собственному ребенку, — говорит он мне тихим тоном, его голос трещит.

Я обхватываю его щеки ладонями, поднимаю его темные глаза, чтобы встретиться со своими.

— Ты фантастический отец, Данте, самый лучший, насколько я могу судить, но ты не хуже меня знаешь, что нельзя давить на него, чтобы он открылся.

Я убираю руки с его лица, и в тот же миг его голова опускается, он качает ею взад-вперед, изнемогая.

— Я знаю, но он просто не хочет ни с кем разговаривать. Он вечно на что-то злится, срывается на Бенни, когда тот делает что-то, по его мнению, неправильное, и у него все эти гребаные ритуалы. Мы вечно не можем выйти из этого чертова дома, потому что он занят тем, что перепроверяет всякую хрень в своей комнате. Я действительно думаю, что у него ОКР⁹, но когда я водил его к детским психиатрам и психотерапевтам, он молчит. Он просто сидит и смотрит на них, пока они наконец не разрешат ему уйти.

Мое сердце болит за него и Ариэль. Я знаю, что это тяготит его, и они не хотят, чтобы это отразилось на Бенни или Лили, когда она подрастет. Я прислоняюсь спиной к раковине и хватаюсь руками за ее край.

— Я не знаю, Данте. У меня никогда не было детей, хотя, когда вас троих только привезли сюда, это тоже не было сплошными бабочками и розами.

Когда у мамы диагностировали рассеянный склероз, было много неясностей по поводу того, можно ли ей иметь детей. Теперь мы знаем, что все зависит от конкретного случая, но в любом случае они хотели усыновить ребенка.

И вот через несколько лет после рождения Луки с ними наконец связалось одно из агентств по усыновлению, в которое они обратились, и выяснилось, что в одной семье есть трое детей, которых нельзя разлучать и которым срочно нужен дом.

Данте был самым старшим из них и всего на год младше меня, ровесник Луки, которому на тот момент было четыре года. Джанни было два, а Чарли была самой маленькой из всех. Ей было всего девять месяцев, когда произошло усыновление, и все они переехали к нам на Рождество.

Прошло немало времени, прежде чем мы прошли все проверки дома и были оформлены документы на усыновление, но мы провели это первое Рождество вместе, ориентируясь на новизну всего этого. Для всех нас это были очень большие перемены. Мне было всего пять лет, поэтому я в общих чертах понимала, что происходит, но мало что понимала, кроме того, что теперь с нами живут трое незнакомцев примерно моего возраста.

Данте, Джанни и Чарли были отданы на усыновление, когда их родители ехали домой с праздничной вечеринки и пьяный водитель свернул на их полосу. Нам сказали, что они погибли от удара, когда их выбросило с дороги в густой лес.

То, как мы стали семьей, определенно не вызывает теплых чувств, но я искренне чувствую, что их прислали нам их родители. Оказалось, что они наполовину итальянцы, поэтому их имена так хорошо сочетаются с нашими.

К сожалению, у них не было близких родственников, которые могли бы позволить себе приютить троих маленьких детей, и все они посчитали, что не стоит их разлучать. Они поддерживают связь с семьей, которая у них есть в этом районе, и мы каждый год вместе празднуем Рождество. Несколько их тетушек и дядюшек - евреи, поэтому мы объединили Рождество и Хануку и празднуем их одновременно, так что мы стали одной большой, смешанной семьей.

Данте простонал: — Это уж точно. Чарли не переставал плакать, Джи была подавленной, и, честно говоря, я не думаю, что там что-то изменилось, а я был просто зол на весь мир. Я не хочу этого для своего сына. Я сделал все, что мог, чтобы помочь ему, но должно же быть хоть что-то. Должно быть, я упускаю какую-то ключевую вещь.

Он проводит рукой по своим черным волосам, вырывая их с корнем, и выдыхает разочарованный вздох.

Мы слышим стук в дверь.

— Идемте, вы двое. Мама говорит, что у нее сахар в крови падает, и чтобы вы спускались вниз, пока она не потеряла сознание, — зовет Чарли.

— Иду, — кричу я через дверь и жду, пока не услышу, как она спускается по лестнице. Хватаю Данте за плечо и ободряюще сжимаю его.

— Мы поговорим об этом позже, — говорю я ему, и он кивает, выпрямляя позвоночник и выходя из ванной.

Мы спускаемся на кухню и видим, что все уже сидят за столом. Поскольку нас так много, в центре столовой стоит длинный стол из темного дерева, рассчитанный на двенадцать человек, а рядом с ним - детский столик. Мама сидит во главе стола, папа - слева от нее. Справа от нее сижу я, рядом со мной - Данте с женой, рядом с ним - Чарли с женой, Лука со своей новой подружкой Тиффани сидит рядом с папой, а напротив Чарли и Роуз - Джанни со своим лучшим другом.

Никто не садится в конце стола прямо напротив мамы, чтобы мы могли хорошо видеть стол детей. Мы произносим молитву, и все начинают накладывать еду в свои тарелки.

Воскресный обед у нас стандартный, и обычно он включает в себя что-то похожее на то, что мы едим сегодня: бранзино с лимоном и каперсами, свежую пасту с домашним красным соусом, жареные кальмары с лимонными дольками, ломтиками бананового перца и чесночным соусом айоли, а также огромные миски салата из шпината с нарезанными грибами, теплым козьим сыром, сушеной клюквой и нарезанной свеклой.

Мы говорим о наших неделях, и Чарли рассказывает, как она гордится Роуз за ее успехи на работе, где она помогает разрабатывать вакцины.

Лука и Тиффани перешучиваются со всеми, но очевидно, что Тиффани нечего добавить к разговору, и, честно говоря, она, вероятно, не вернется на следующей неделе. Лука - серийный моногамен, но только на пару недель, после чего он уходит.

Джанни и Алекс рассказывают нам о своем расписании игр на следующий год - во всяком случае, о том, что они о нем знают. Футбол обычно проходит в те месяцы, когда хоккей не проводится, поэтому мне удобно посещать их игры и наоборот.

Данте и Ариэль на этой неделе довольно тихие, но они принимают всех, внимательно слушают и улыбаются, когда это уместно, но этот жест не доходит до их глаз. Они смотрят друг на друга так же, как мои родители, и иногда мне кажется, что они могут читать мысли друг друга.

Мне невероятно повезло, что меня окружают пары, которые явно глубоко любят друг друга. Это заложило основу для того, что я вижу для себя в будущем.

Как раз в тот момент, когда плечи Ариэль начинают расслабляться, я слышу крики Лили из комнаты наверху. Прежде чем она успевает отреагировать, я резко встаю, деревянные ножки моего стула скребут по полу.

— Я позову ее, просто поешьте и расслабьтесь, — говорю я им, и Данте с Ариэль благодарно улыбаются мне.

Поднимаясь по лестнице, я проверяю свой телефон и вижу, что Кэт написала мне сообщение.

Котёнок

Курьер оставил посылку у моей двери, но она была для тебя, поэтому я положила ее перед твоей дверью.